— Да, ты можешь заморозиться на время и потом разморозиться. На это я и рассчитываю, вручая тебе свой подарок. — Она постучала костяшками согнутых пальцев по крышке коробки.
Ульяна засмеялась и потрясла головой.
— Понятно. А… ваш…
— Не задавай лишних вопросов, — напомнила ей Зинаида Сергеевна. — Надеюсь, ты поняла, что для полноты жизни необходимы все три «б»?
— Поняла. Буду стараться.
— Итак, ты даешь мне слово, а я тебе — шкатулку.
— Даю. Я даю свое слово, — совершенно серьезно сказала Ульяна.
Зинаида Сергеевна встала и торжественно подала коробку, сверху положила ключик.
— Не знаю, благодарить вас или…
— Конечно, благодарить. Ты ведь воспитанная девочка. — Зинаида Сергеевна наклонилась к Ульяне и поцеловала в щеку. — Ну, вот и попрощались.
Ульяна поцеловала в ответ напудренную щеку. Пудра пахла по-старинному, а она думала, что «Лебяжий пух» уже навсегда отлетел в прошлое.
2
За окном гудел ветер, он бросал в окна пригоршни дождя. Но вой ветра и стук капель веселили душу. Казалось, эти звуки подгоняют сердце, оно бежит быстрее, разгоняя кровь по всему телу. Ульяна отпила из большой кружки глоток кофе и горящими от напряжения глазами снова уставилась на экран компьютера. Нажала несколько клавиш, серый экран мигнул, и на мягких лапах вышла из ниоткуда ее любимая хранительница экрана — львица. Ульяна всегда любовалась ею и, не отдавая себе отчета, всякий раз хотела найти сходство с собой. «Тоже, царица тайги», — фыркнула она, осуждая себя за чрезмерную наглость.
Она нажала кнопку на панели монитора, экран погас. В тишине ночного дома застенный рев ветра стал слышнее, и, оставшись наедине с собой, ушедшая из виртуального мира Ульяна ощутила непонятную тревогу. Как будто этот ветер нес с собой не только весну, прихода которой она всегда страстно ждала, хотя пора бы и привыкнуть — уже тридцатая весна. Но эти порывы, казалось, хотели ее по-особому раззадорить, разозлить, сдернуть привычный панцирь неколебимой уверенности в том, будто все в ее жизни идет так, как надо. Как она хочет. А этот дождь, с его крупными каплями, так угрожающе похожими на крупные слезы, которые очень редко, но все же срывались с ее ресниц, — не предвестник ли он ее слез?
Она повела плечами, отодвигая пришедшие в голову мысли, и резко встала с рабочего кресла. Словно обиженное на нелюбезное обращение, кресло несколько раз крутанулось и замерло.
Ульяна подошла к окну. Там, дальше, в глубине двора, под дождем чернел пруд. Вот, между прочим, где полно ее слез. Если бы она знала, что они помогут, она лила бы их над ним и дальше, наполнила бы до самых краев. Но, как трезвый человек, Ульяна понимала: не поможет.
Она приехала от тетки из Питера с тем чудным подарком к свадьбе и обнаружила, что вся рыба в пруду лежит кверху брюхом. Зеркальные и обыкновенные карпы, затесавшиеся самозванцы-толстолобики — только тогда она и узнала, что неведомо как они пробрались в ее пруд, — все лежали на темной глади воды, как на огромной сковороде. Когда сковороды-аэродромы ставили в протопленную русскую печь, пришло ей вдруг на ум, деревенские хозяйки шутили друг над другом: «На Маланьину свадьбу, что ли, готовишь?»
Слово «свадьба», внезапно всплыв в памяти, задело что-то внутри, и Ульяна ощутила укол — но не в сердце, в голову. Смешная эта Зинаида Сергеевна. Жила всю жизнь «как я сама хотела» и твердила это, будто заклинание. На самом ли деле она так хотела или принимала все, что ей отпускала жизнь от своих щедрот, присваивая себе, собственной расторопности, упорству, — трудно сказать…
Впрочем, нет, не лгала двоюродная тетка, иначе как объяснить, что в ее-то годы можно взять и сняться с места, двинуть на край света? В рай. С кем-то. С мужчиной. Но могла ли сомневаться она, Ульяна Кузьмина, прожившая на этом свете почти тридцать полных лет, что тетка и впрямь укатила в неизвестность? Ага, на старости лет к трем «б» она решила прибавить три «к»: кролики, кенгуру и коала. Неожиданная мысль развеселила Ульяну и отодвинула тоскливое беспокойство, которое в последнее время все чаще наваливалось на нее.
Она отошла от окна и выключила настольную лампу. Закрыла глаза, постояла минуту и открыла снова, чтобы лучше видеть в темноте. Сегодня луна почти полная, и по стенам, по потолку и полу ползали тени от еловых веток, от рябины и черемухи, которые трепал ветер.
Спать не хотелось, весна будоражила нервы, Ульяна уселась в кресло возле почти прогоревшей печки и, глядя на красные мигающие угли, вспомнила, как вернулась от тетки и совершила довольно странный поступок.
Уголек нырнул между прутьев решетки, а потом в поддувало и выкатился на металлический лист, прибитый перед печкой. Она наклонилась, подцепила его совком и отправила обратно в печь.
Что она сделала? Выкопала пруд. Запустила туда карпов. Она все так хорошо просчитала и должна была остаться в прибыли. Она осталась бы в прибыли! Но…
Ах, это «но»! Это то самое, что невозможно просчитать. Это то, что называется форс-мажорными обстоятельствами. Но Ульяне Кузьминой ничуть не легче.
Она откинулась на спинку кресла, закинула руки за голову и застонала. Она прошлась по многим сайтам в Интернете, в которых вывешены объявления о продаже и покупке оружия. Нет, она ничего не покупает и не продает, поспешила успокоить себя Ульяна. Она выкрутится и так, она придумает, где взять эти тысячи долларов. Она перехватит у других, отдаст тем, кому должна, потом снова перехватит.
«Ты хочешь выстроить пирамиду? Ты что же, надеешься всю жизнь жить в долг?» — зазвучал в ушах голос матери.
Странное дело, он всегда звучит у нее в ушах в подобных обстоятельствах, и всегда вот в таком тоне.
«Плюнь, девочка, и живи дальше, — зазвучал голос отца. — Жизнь продолжается, не важно, согласна ты с этим или нет. Она всегда, между прочим, эта жизнь, прекрасна своими неожиданностями!»
Этот голос ей больше нравился, как и манера говорить. Но чтобы жить по этому принципу, надо быть ее отцом. А она все-таки другая. Поэтому нужно выбирать что-то среднее между голосами родителей, свой голос.
Свой собственный.
А собственный внутренний голос подсказывал ей: все-таки придется с чем-то расстаться, с чем-то ценным, чтобы расплатиться с кредитом. Продать. Потому что долг велик.
Ну почему, почему прошел тот чертов дождь? Биологи в их заказнике сделали анализ воды в пруду и обнаружили кислоту, причем содержание ее было таким, что сдохли бы крокодилы, а не только карпы. Она не могла поверить, что рыба на самом деле сдохла из-за кислотного дождя.
Ульяна переворошила кучу книг, и да, оказывается, такое возможно. Где-то образовался смерч, он поднял вверх кислоту. Но для этого ее нужно было где-то держать открытой! Но где? Если бы такое произошло не здесь, а в какой-то европейской стране, то можно было бы подать в суд, даже потребовать заплатить за моральный ущерб. «Ага, за смерть каждого отдельно взятого карпа, — одернула она себя. — Размечталась. И про самозванцев-толстолобиков не забудь, пожалуйста».
То был последний дождь осени, когда его и быть-то уже не должно, октябрь на дворе. Но стихия потому и стихия, что она не подчиняется логике. И нежные карпы, которых через две недели она собиралась выловить и продать, погибли.
В интернетовских сайтах Ульяна ничего подходящего не нашла, хотя не признавалась себе до конца, что именно там искала. Но сколько ни избегай прямого ответа, все равно рано или поздно придется дать его самой себе.
Она хотела продать. Продать?
Ульяна рывком выпрямилась в кресле и посмотрела в сторону платяного шкафа. Там на нижней полке лежала шкатулка из эбенового дерева.
Ее сердце заколотилось. А если там…
Голос Зинаиды Сергеевны тотчас зазвучал в ушах: «Я спокойна. Ты дала мне слово, значит, ты его не нарушишь. Ты всегда была очень честной девочкой».
— Черт бы побрал эту честность! — прошипела Ульяна и отвернулась. Если она не выкрутится и не расплатится, вот тогда будет свадьба. Собачья, не меньше. Да ее просто растерзают.
Ульяна почувствовала, как кровь прилила к вискам и начала пульсировать. Противно, давяще.
Шутница тетка. А может, это у нее самой дурацкий характер: дала слово — содержи.
Ульяна не раз трясла подаренную теткой вещицу, но внутри ничто не отзывалось. Зинаида ясно сказала, бриллиантов там нет. Ладно, пускай лежит.
А может, там вообще пусто? Нет, Зинаида не пошла бы на обман. Тем более у нее всегда было что подарить. Она много дарила ей подарков, все они были или оригинальные, как веер из Японии, настоящий, костяной, или дорогие, как часы «Брегет», или функциональные, как старинная чугунная ступка в придачу к кулинарной книге Молоховец. И то, и другое, и третье — предметы вечности. Муж Зинаиды Сергеевны, с которым она прожила всю жизнь, был геологом. Он искал алмазы не только в Якутии, но и в Африке, в Юго-Восточной Азии, помогал развивающимся странам. Так что в шкатулочке из эбенового дерева не воздух заперт на позолоченный замочек. Это точно. Но сам замочек заперт для нее, хотя и ключик при ней!
Открыть — значит не только нарушить обещание, но и прервать игру, в которую ее втянула лихая тетка Зинаида.
Открыть и, если там на самом деле что-то ценное, продать и расплатиться. А как же тогда…
Остаться без подарка на свадьбу! Ульяна громко засмеялась и тотчас услышала стук когтей по деревянному полу — на пороге комнаты заблестели две точки в темноте.
— Дика, я разбудила тебя? — почему-то шепотом спросила Ульяна. — Ну иди сюда, иди, моя хорошая псинка.
Дику не надо было долго уговаривать, она подошла к хозяйке и уткнулась носом ей в колени.
Ульяна положила руку на теплый собачий загривок:
— Прости, не даю тебе спать. Посиди со мной. Днем прихватишь, доспишь.
Дика тихо засопела и улеглась в ногах хозяйки. Тепло от нее устремилось прямо в сердце, и оно от этого странного прилива, как показалось Ульяне, стало больше и уже распирало грудь. А… на самом деле… Может, когда-то и впрямь найдется человек, мужчина, от которого будет исходить особое тепло, от которого ей станет не менее приятно… чем… Она хмыкнула. «Чем от тепла Дики, да?» — ехидно спросила она себя.
Дика дернулась во сне, лапы задвигались, наверное, ей снился сон о том, как она преследует норку, за которой недавно гонялась как оглашенная, нарушая все правила охоты. Она выследила ее под мощными корнями старой сосны и отчаянно пыталась достать. Зверек так же отчаянно сопротивлялся. И победил, оставив на носу лайки рваную рану.
Какая коварная Зинаида Сергеевна, надо же! Ульяна никогда не думала о свадьбе, никогда не представляла себя участницей такого события. Но с тех пор, как тетка сделала свой подарок, она то и дело ловила себя на мысли о… нем.
Кто он? Какой он должен быть?
Ну а если всерьез, спросила себя Ульяна, кто из тех, кого она когда-то знала, мог бы подойти на роль ее мужа?
Она перебирала в голове знакомых мужчин, а их было много, потому что у нее была мужская профессия. Ее признали только потому, что она дочь своего отца.
Не только память о том, что он здесь работал, как славился заказник при нем, какие охоты для начальников здесь устраивались, сыграло свою роль. Отец ее и по сей день на хорошем посту в Москве, он может помочь заказнику и деньгами, и распоряжениями в его пользу. И ее он выручит всегда. Мог бы даже расплатиться с кредитом. Наверняка. Только она никогда об этом его не попросит.
Так что же, столько мужчин прошло перед глазами, и ни на ком не задержался взгляд?
Задерживался. На время. А потом соскальзывал. При ближайшем рассмотрении все было одно и то же: «Ты — женщина, стало быть, марш на кухню. А я, мужчина, — на твое место».
Губа не дура, усмехалась про себя Ульяна. Такого места, как у нее, поискать. Но оно не с неба ей упало прямо в руки. Быть дочерью своего отца — это, конечно, подарок, но вроде Зинаидиного — и есть подарок, а ты попробуй его возьми. Ей самой пришлось много перепахать и многому научиться.
«Ты не от женщины родилась, бор породил тебя по весне». До сих пор не забыть ей строчку из стихов, которую нашептывал ей самый упрямый мальчик, который ходил за ней по пятам в институте. Милый мальчик, но разве он мог быть партнером такой, как она?
Он очень нежно целовался, у него был прелестный голос, он учился на экономическом отделении. Но она-то училась на охотоведении!
Бедный мальчик, как он прав, хотя и сам не знал насколько. Она действительно родилась, наверное, не от женщины, не от своей матери — это точно. Она родилась от отца. Иначе откуда бы взялись все ее способности и умение? Она стреляет так же метко, как отец, у нее водительские права трех категорий, а это значит, что, если надо, Ульяна Кузьмина может управлять хоть танком, — она немного не догнала отца, потому что он спокойно чувствует себя и за штурвалом маленького самолета, который его фирма недавно купила, и, как она понимает, в угоду ему. Она носится на любом снегоходе — будь то блестящий и сверкающий канадский «Бобкэт» на двух лыжах или наш могучий «Буран» с одной лыжей впереди, совершенно спокойно раздвигающий кусты. Она стреляет из лука и арбалета, правда, коллекция этого оружия у отца в Москве. У него есть специальная комната с «мужскими игрушками», как он говорит, счастливо улыбаясь. Она завистливо вздохнула. Впрочем, если она захочет, похожая будет и у нее.
Будет. Захочет. Она скривила губы и наклонилась, чтобы закрыть поддувало печки. Без доступа кислорода, как она усвоила еще на уроках физики, угли прогорят до золы. Дика недовольно взрыкнула: мол, сколько можно мешать спать?
Ульяна улыбнулась:
— Прости, дорогая. Я больше не буду.
Теперь ей надо думать не о коллекциях и развлечениях, а как вынырнуть из проблем с прудом и карпами. Черт бы ее побрал, мало ей контрольного пакета акций «Русского сафари» — охотничьей фирмы при заказнике, мало ей… «Человеку никогда не бывает как раз, ровно столько, сколько надо его конкретной натуре», — вспомнила она слова отца, когда рассказывала ему о желании завести карпов. И тогда отец познакомил ее с кредиторами.
Точнее, с одним из них.
1 2 3 4 5