То Варя, то Тимур поминутно бросались к собаке, вступая с ней игру и таким образом вырываясь из поля возникшего между ними напряженного ожидания. Но как только они занимали место друг подле друга, им снова становилось не по себе. Варя понимала, что сейчас она должна сказать что-то решающее, но никак не могла начать и ожесточенно взрывала носком сапога смерзшийся снег на дороге.
«Знаешь, я тут подумала.., а что, если тебе переехать ко мне? Сможешь спокойно заниматься, да и с английским я всегда помогу…»
Нет, примитивно.
«А что, если нам объединить усилия в борьбе с Лисой? Скажем, на моей жилплощади…»
Слишком жеманно.
«Нет худа без добра. По-моему, у нас появился повод начать совместную жизнь — как говорится, и в радости, и в горе…»
Чересчур по-командирски.
— Варежка, — немного не своим от смущения голосом обратился к ней Тимур, — ты не могла бы со мной позаниматься?
— Знаешь, я тут подумала… — не раздумывая, выпалила Варя.
* * *
После того как Тимур ответил «да» на ее предложение, они некоторое время шли молча. Тимур был ошеломлен неожиданной удачей, но Варя не замечала этого — сердце ее заходилось от радости. Вновь обретя душевное равновесие, Тимур спросил:
— Не пора ли нам произнести какие-нибудь слова?
У Вари похолодело в груди, словно душа взлетела на качелях.
— Я, конечно, филолог, но не всегда могу найти нужные слова…
— Поскольку я юрист, я обязан находить нужные слова даже тогда, когда не могу. Как тебе нравится такая формулировка: «С этой минуты и до самого конца вся моя жизнь без остатка принадлежит тебе, и только тебе»?
Варя на одном дыхании, как пионер, повторила торжественное обещание; его вычурность казалась донельзя уместной: именно так и должны объясняться все влюбленные во все времена. Двадцатый век в одночасье переплетался с дворянскими усадьбами, рыцарскими турнирами, величавой античностью и с «Песнью Песней». Ведь на чем, как не на любви, стоит этот мир от начала времен?
Когда она договорила, Тимур поцеловал ей руку и крепко сжал ее. После этого было так странно (и даже смешно!), но, увы, необходимо обсуждать детали предстоящего переезда.
Варя, отрешенная и счастливая, на все тезисы Тимура отвечала «да». Тут опять, заигрывая, подлетела собака и с притворным рычанием стала хватать хозяйку за рукав. Варя вприпрыжку бросилась за ней, почему-то хлопая в ладоши. Ей казалось, что и Тимур сейчас рванется за ними вдогонку, но он продолжал спокойно идти по дороге и встретил обернувшуюся к нему Варю вежливой, чуть снисходительной улыбкой.
* * *
На трех китах? Кто мог так ошибиться!
Ведь этот постамент ничтожно мал!
Мир держится на кончике мизинца
Того, кому ты руки целовал…
Варя часто начинала писать стихи, но у нее никогда не получалось дописать до конца. Таких начатых, но не законченных шедевров в ее письменном столе накопился не один десяток. Однако это «начало без конца» казалось ей на порядок сильнее всех остальных.
Она сочинила его тогда, когда Тимур впервые лежал в ее комнате, устроив голову на ее коленях, и не собирался никуда уходить. Ни до, ни после этого Варя не испытывала большего счастья, чем в тот вечер, когда гладила его по волосам.
* * *
— А какую лепту он собирается вносить в семейный бюджет? — спросила мама.
Вопрос был некстати, — Ну, он принес из общежития все свой продукты: крупы, консервы, макароны…
— Макароны! — усмехнулась мама. — Это существенно.
* * *
В ночь после того, как были сказаны СЛОВА, Варе приснилась свадьба. Она увидела себя с Тимуром в церкви. Там было темно .(ни единой свечи) и безмолвно. О том, что они находятся в храме, говорил лишь недостижимо высокий купол. Из оконных прорезей в купольной ротонде росли и рассеивались внизу мощные столпы белого света.
Один из них падал на их с Тимуром головы (Варя видела происходящее со стороны). Она услышала какие-то неразборчивые слова и поняла, что сейчас начнется венчание. Вдруг что-то заставило ее посмотреть себе под ноги, и она увидела, что стоит на полу босиком, в одних черных чулках. При этом они оказались такими рваными, что стрелки от спущенных петель поднимались вверх по всей их длине. Внезапно стало заметно и то, что на ней нет платья, а нижнее белье неприглядное и какое-то заношенное. Ужас пронзил Варю раскаленной иглой, и в этот момент к ней повернулся Тимур. «Вы готовы, девушка?» — спросил он с улыбкой. «Я не могу, — прошептала она, отстраняясь от него и начиная отступать назад, — у меня нет приданого. У меня больше вообще ничего не осталось…»
* * *
На семинаре по фольклору (он был последним в тот день) Наиля предложила Варе пройтись по магазинам. Ее теперешний статус Бывшей Девственницы, Ныне Познавшей Плотские Утехи, обязывал серьезно обновить интимный гардероб. Варя вспомнила о том, что с последней зарплаты хотела купить подарок Тимуру, и кивнула. Воодушевленная Наиля еще что-то радостно шептала ей в самое ухо, и Варя не переставала кивать, не воспринимая ни слова из того, что она говорит, словно простое человеческое счастье лежало где-то в другом, недоступном ей измерении.
Преподаватель, ведущая семинар по фольклору (ее можно было взять на эту должность за одну только внешность ядреной деревенской бабы), тем временем поднялась и сложила руки перед собой, как оперная примадонна. Никто не удивился: Анна Егоровна часто иллюстрировала народные тексты собственным их исполнением. Но Варя вздрогнула, когда с неожиданной силой, словно не из уст человечьих, а из самого сердца, потянулась горькая песня:
…Что дороженька к другу милому,
То не езжена да не хожена,
Поросла частым ельником да осинником…
«Интересно, чем порастет наша с Тимуром дорога? — думала она, спускаясь в метро. — Должно быть, сорняками и лебедой». И ей стало не по себе от своего ледяного спокойствия. Словно, читая сказку, она не удержалась от соблазна долистать книгу до конца, а потом вновь вернулась к покинутой странице, чтобы, зная развязку, все же насладиться повествованием.
* * *
— Кстати, почему у вас принято давать за девушкой приданое? — спросила Наиля, растягивая для просмотра кружевные трусики. — По-моему, это унизительно.
— Что унизительно, так это ваш калым — покупают девушку, как вещь.
— Но зато мы знаем себе цену, — возразила Наиля.
Варе было нечего ответить, и она пошла вдоль прилавка, обдумывая, каким должен быть подарок. Рубашка — слишком избито.
Одеколон или лосьон — бессмысленно: похоже, ими пользуются только мужчины в рекламе. Все, что связано с курением, к Тимуру не относится — он ведет подчеркнуто здоровый образ жизни. Сувениры Варя не признавала за подарки. Если ориентироваться на хобби, это не поможет: что можно подарить мужчине, увлекающемуся театром? Набор косметики для грима? А если ориентироваться на профессию?.. Что может быть нужно адвокату, кроме собственных мозгов?
Варя подняла глаза и поняла, что только ЭТО и может быть нужно адвокату. Папка для бумаг на «молнии» со множеством полезных отделений, кожаной отделкой и ремнем, чтобы носить ее через плечо. От радости, что нашелся такой замечательный подарок, Варя, расплатившись, прижала папку к себе и потерлась о нее щекой.
— Не забудь туда вложить свою фотографию, — язвительно посоветовала Наиля, — чтобы помнил, от кого.
Но у Вари было настолько хорошее настроение, что в ответ она могла лишь просиять счастливой улыбкой.
Они вышли на улицу, обсуждая покупки, и Наиля захотела позвонить по телефону. Пока Варя ждала ее у автомата, она увидела весело идущую по весенней улице молодую семью.
Мама и папа шли энергичным бодрым шагом, куда-то торопясь, а между ними вприпрыжку бежал ребенок, которого родители, подняв за руки, переносили через каждую лужу. У всех троих в глазах блестел задор, а лица в тот момент, когда они поворачивались друг к другу, теплели от любви. Варя попробовала подставить себя на место женщины, а Тимура — на место мужчины, но картина разом распалась, ни на секунду не удержавшись.
— Все мечтаешь? — спросила Наиля, выходя из телефонной будки.
* * *
— А что сегодня за праздник? — спросил удивленный Тимур, рассматривая подарок.
— День космонавтики! — счастливо ответила Варя, успевшая свериться с календарем.
— О господи! — вздохнул Тимур. — Ну, спасибо…
* * *
Через пару недель они сидели вечером на кухне. Мама с Тимуром вели неспешную беседу, а Варя просматривала учебник, по которому она занималась с Тимуром английским.
В преддверии сессии они увеличили количество занятий с двух до трех в неделю. К разговору она не прислушивалась, но ее неожиданно зацепило мелькнувшее в беседе слово «лето». Действительно, они еще совсем не задумывались о лете, а пора бы уже было сходить в профком и похлопотать о путевках в один из студенческих лагерей…
— После летней сессии я собираюсь домой, — сообщил Тимур.
— На все два месяца?
— Да, а куда спешить?
Мама перевела глаза на Варю. Варя сидела, окаменев в той позе, в которой ее застали слова Тимура. Она не то чтобы была удивлена развязкой, просто не ждала ее так скоро.
— А что вы планируете на майские праздники? — помолчав, поинтересовалась мама.
— Меня ребята из группы приглашали в поход на пару дней. Кстати, Варежка, хочешь с нами?
— Да, — неживым голосом откликнулась Варя.
— На майские праздники — в лес? Да вы с ума сошли! А если заморозки? Вы же знаете, какая погода в это время неустойчивая…
Варя отложила книгу и посмотрела в стену.
Наверняка она знала только одно: если право дойти рука об руку с Тимуром до конца их сказки должно быть куплено ценой такого унижения, то ей придется заплатить. Ведь, кроме остатков гордости, у нее не осталось ничего, что можно было бы отдать за любовь.
Варя ошибалась.
* * *
Можно хоть сотню раз сходить с друзьями в поход, но сто первый будет не менее прекрасен, чем первый. Бодрящее оживление утреннего вокзала и радость от встречи у пригородных касс, перезвон смеха и гитарных струн в электричке, светлая красота высокого леса и, наконец, тот фантастический момент, когда стоишь над обрывом у реки, глядя на устланные цветами поляны, и чувствуешь, что мир прекрасен благодаря тебе и ты прекрасен благодаря всему окружающему. Все в этот день было настолько хорошо, что, когда Варя сосредоточенно размешивала в котелке тушенку с макаронами для позднего завтрака, Тимур подошел и обнял ее с искренней радостью. Варя замерла, держа половник на весу, а Тимур притянул ее к себе и стал целовать в блаженно закрывшиеся глаза, в кончик носа, краешки губ мелкими и быстрыми, как дождь, поцелуями. От радости Варя не смела открывать глаз, она лишь почувствовала, что Тимур взял половник из ее руки и положил в котелок, а саму ее поднял на руки. Она вслепую прижалась к нему, обнимая за шею, и под ногами Тимура захрустели сухие ветки, а шум их маленького лагеря стал удаляться.
Они вернулись к окончанию завтрака и съели его с удвоенным аппетитом. Весь оставшийся день Тимур был в ударе: он сыпал анекдотами и байками «из жизни», раздевшись до пояса, с гиканьем колол дрова, пытался искупаться в ледяной речке, с одной спички развел случайно залитый костер и по просьбе девушек сделал пару цирковых сальто в память о посещавшейся в детстве акробатической школе. Против обыкновения Тимур постоянно обнимал и прижимал к себе Варю, без чего образ «парня хоть куда» мог бы оказаться неполным. Вечером он взял в руки гитару. Варя несколько раз слышала, как Тимур играет в компаниях, но дома у него как-то не доходили до этого руки. А сейчас левая рука Тимура по-хозяйски уверенно держала гриф, правая обнимала круто выгнутый корпус. Сначала он молча и сосредоточенно, словно готовясь к серьезному разговору, перебирал струны. Потом мелодия ритмично заплясала, и из Вариной памяти стали всплывать слова:
I fell in love with San Pedro.
Warm wind carried on the sea, he called to me
«Те dijo te amo…»
Так я влюбилась в Сан-Педро.
Теплый ветер летел над морем, и я услышала голос:
«Он сказал, что любит тебя» (англ.).
«Так я влюбилась в Сан-Педро…» Варя не знала, что Тимур успел подобрать их «свадебную» песню на гитаре, но вот она мчится со струн — колыбельная, от которой легко засыпать с ножом в сердце. Ласковый мотив, который хорошо напевать цепенеющими губами и слушать, зажимая уши. О чем в ней говорится, в этой песне? За три месяца Варя так и не успела разобрать слова. Наверное, о любви. Да, о чем же еще может быть песня, если не о ней…
«Ибо крепка, как смерть, любовь… Большим рекам не залить любви… Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь…»
— Варежка! Не спи, замерзнешь! Народ спрашивает, как название переводится.
— «Spanish lullaby»? «Испанская колыбельная», — машинально ответила Варя.
— Нет, официальное название «La Isia Bonita», — возразил один из юристов.
— Не знаю. Это, видимо, по-испански, а у меня второй язык — немецкий.
— Вот, полюбуйтесь, кого на филфак принимают, — заметил Тимур, перебирая струны, — название перевести и то не можем!
* * *
Ночью Варя проснулась от холода, — должно быть, грянули обещанные мамой заморозки.
Она натянула на себя запасную пару тренировочных штанов, второй свитер и так проспала до утра. А утром проснулась от боли. Боль гнездилась глубоко, сбоку, внизу живота, и была настолько сильной, что, стоило пошевелиться — и на глаза наворачивались слезы. До станции Варя дошла, как больной, вставший с операционного стола, проглотив за полчаса три таблетки анальгина. Еще две таблетки она выпила за час пути в электричке, слушая за спиной доброжелательные комментарии: «Наркоманов развелось…», «Краше в гроб кладут», «А одета вроде прилично…». Развеять сомнения попутчиков было некому: Тимур проводил ее до электрички и вернулся к друзьям, успокоенный Вариными заверениями в том, что «уже все проходит» и «ничего, как-нибудь доеду».
Каким-то образом она действительно доехала до дому. Каким-то чудом самостоятельно села в машину «Скорой помощи» и вошла в приемный покой больницы, чтобы там, подвывая, скорчиться на стуле.
Какое-то время Варя была способна лишь на то, чтобы выдерживать боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11