Спрэг ДЕ КАМП
Лин КАРТЕР
ГОРОД ЧЕРЕПОВ


Конан остается на службе в туранской армии в течение двух лет. Он
становится превосходным наездником и лучником. Он путешествует по огромным
пустыням, по горам и джунглям Гиркании до самых границ Кхитая. Одно из
таких путешествий приводит его в сказочное королевство Меру, сравнительно
малоизвестную страну, которая соседствует с Вендией на юге, Гирканией на
севере и западе и Кхитаем на востоке.

1. КРАСНЫЙ СНЕГ
Завывая словно волки, орда коренастых коричневых воинов хлынула на
туранские войска с подножий холмов. Это происходило в предгорьях Гор
Талакма, где горы постепенно переходили в широкие пустые степи Гиркании.
Нападение было совершено на закате. На западе горизонт был озарен
багровыми знаменами, тогда как на юге невидимое солнце окрасило кровью
снега горных вершин.
Пятнадцать дней эскортирующий отряд туранцев медленно продвигался
через степь, переходя вброд ледяные воды реки Запороска, уходя все глубже
и глубже в бескрайние просторы Востока. Затем, без всякого предупреждения,
на них напали.
Конан подхватил тело Хормаза, когда лейтенант свалился с лошади. В
горле его подрагивала стрела с черным оперением. Юный киммериец опустил
тело на землю и, выкрикнув проклятие, выхватил из ножен свою кривую
восточную саблю с широким лезвием. Вместе со своими товарищами он
приготовился встретить атаку завывающей орды. Большую часть этого месяца
он скакал верхом по пустынным гирканским равнинам в составе отряда.
Монотонность давно уже утомила его, и теперь его дикая варварская душа
приветствовала происшествие, которое могло развеять его скуку.
Его сабля встретила позолоченный ятаган переднего всадника с такой
чудовищной силой, что оружие того сломалось у самой рукояти. Ухмыляясь,
как тигр, Конан обратным взмахом сабли вспорол коротконогому воину живот.
Вопя, словно обреченная душа на раскаленном полу Ада, его противник упал,
корчась, на запятнанный кровью снег.
Конан проворно повернулся в седле, чтобы принять удар другого клинка
на свой щит. Отбив удар врага, он вонзил острие сабли прямо в желтое лицо
с раскосыми глазами, которое оскалилось на него. Лицо врага превратилось в
пятно искромсанной плоти.
К этому мгновению атакующие уже все были среди них. Несколько дюжин
маленьких темнокожих людей в фантастических, сложных доспехах из
лакированной кожи, отделанных золотом, сверкающих драгоценностями,
набросилась на них в демонической ярости. Звенели тетивы луков, ударялись
пики, свистели и лязгали клинки.
Поверх голов атаковавших его противников Конан увидел своего друга
Джуму, гиганта-негра из Куша, который сражался пешим. Его лошадь сразило
стрелой в самом начале атаки. Кушит потерял свою меховую шапку, и золотое
кольцо в одном его ухе отблескивало в слабом свете; однако пику он не
потерял. С ее помощью он сбросил трех атакующих из седел, одного за
другим.
Позади Джумы, во главе колонны воинов короля Йилдиза, вооруженных
пиками, командир отряда принц Ардашир громовым голосом выкрикивал команды,
сидя верхом на могучем скакуне. Он разворачивал лошадь то в одну сторону,
то в другую, чтобы постоянно быть между врагами и лошадьми, на которых
находились конные носилки. В носилках была дочь Йилдиза, Зосара. Отряд
эскортировал принцессу, которая направлялась на свадьбу с Куджалой,
Великим Ханом кочевников-куйгаров.
Внезапно принц Ардашир схватился за грудь под меховым плащом. Словно
вызванная магией, черная стрела вдруг выросла из-под его украшенного
драгоценностями воротника. Принц уставился на древко; затем, словно
окаменевшая статуя, он рухнул с лошади, и его остроконечный
инкрустированный самоцветами шлем упал на покрасневший от крови снег.
После этого Конан был слишком занят, чтобы замечать что-либо кроме
врагов, которые с воем набросились на него со всех сторон. Киммериец, хотя
он только лишь перешагнул порог зрелости, возвышался ростом на шесть футов
и несколько дюймов. Коренастые враги казались карликами по сравнению с
ним. Когда они окружили его вот так, завывая и рыча, они напоминали свору
собак, которые пытаются одолеть царственного тигра.
Схватка происходила на склоне холма, перемещаясь то вверх, то вниз,
как опавшие листья, гонимые осенним ветром. Лошади становились на дыбы,
шарахались назад и дико ржали; люди выли, кричали и изрыгали проклятия.
Тут и там лишенные лошадей воины продолжали битву пешими. Тела людей и
лошадей лежали в истоптанном снегу и в грязи.
Конан, глаза которого застилала красная пелена ярости, вращал саблей
в бешенстве берсерка. Он бы предпочел прямой широкий клинок Запада, к
которому он больше привык. Тем не менее в первые же минуты битвы он
произвел кровавое опустошение, действуя непривычным оружием. В его
стремительной руке блестящий стальной клинок ткал вокруг него сверкающую
паутину смерти. В эту паутину угодило не меньше девяти малорослых воинов в
доспехах из лакированной кожи, и все они с отрубленными головами или
изрубленными телами попадали со своих косматых лошадок. Сражаясь, крепкий
юный киммериец издавал дикий военный клич своего примитивного народа; но
вскоре он обнаружил, что должен беречь дыхание, ибо битва не затихала, а
разгоралась.
Всего семь месяцев назад Конан был единственным, кто выжил в
несчастливой карательной экспедиции, которую король Йилдиз направил против
мятежного сатрапа северного Турана, Манхассем Хана. При помощи черной
магии сатрап уничтожил посланные против него силы. Он истребил всю
вражескую армию от высокородного генерала Бакры из Акифа до последнего
наемника-пехотинца. По крайней мере, так он считал. Но юный Конан выжил -
единственный из всех. Он проник в город Яралет, который стенал под пятой
обезумевшего от магии тирана, и принес Манхассем Хану чудовищную судьбу.
Возвратившись с триумфом в сверкающую туранскую столицу Аграпур,
Конан получил в награду место в почетной гвардии. Сначала ему приходилось
сносить насмешки товарищей по поводу его неумелого обращения с лошадьми и
неуверенности в стрельбе из лука. Но насмешки скоро прекратились, так как
гвардейцы усвоили, что лучше не раздражать Конана с его кулаками,
подобными кузнечным молотам. А затем и его навыки всадника и лучника
улучшились, когда он набрался опыта.
Теперь Конан начал задумываться, можно ли считать эту экспедицию
наградой. Легкий кожаный щит на его левой руке превратился в бесформенную
развалину, и киммериец отбросил его прочь. В этот миг в круп его лошади
попала стрела. С диким ржанием животное опустило голову и взбрыкнуло.
Конан вылетел из седла поверх головы лошади; она бросилась прочь и
исчезла.
Оглушенный и основательно ударившись, киммериец с трудом поднялся на
ноги и принялся сражаться пешим. Ятаганы врагов сорвали с него плащ,
проделали дыры в его кольчуге и рассекли кожаную куртку под ней, так что
кровь текла из дюжины поверхностных ран на теле Конана.
Но он продолжал сражаться, оскалив зубы в безрадостной ухмылке. Глаза
его горели голубым блеском на разгоряченном, исполненном чувств лице,
обрамленном подстриженной черной гривой. Один за другим его товарищи
падали под ударами ятаганов, пока только он и гигант-негр Джума не
остались стоять спина к спине. Кушит завывал без слов, орудуя древком
своей сломанной пики, как палицей.
Затем Конану показалось, что огромный молот вынырнул из красного
тумана ярости берсерка, окутывавшей его мозг. Это тяжелая булава
обрушилась на его голову, сминая остроконечный шлем и вбивая металл ему в
висок. Ноги Конана подкосились. Последнее, что он слышал, был резкий,
отчаянный крик принцессы, когда ухмыляющиеся коренастые воины вытащили ее
из занавешенного паланкина - вниз, на красный снег, покрывавший холм.
Затем киммериец упал лицом вниз и больше не чувствовал ничего.

2. ЧАША БОГОВ
Тысяча красных дьяволов били по черепу Конана раскаленными докрасна
молотами, и его череп гудел, как наковальня, от каждого удара. Медленно
выбираясь из глубин черного бесчувствия, Конан обнаружил себя
переброшенным через могучее плечо своего товарища Джумы. Джума
ухмыльнулся, видя, что Конан пришел в себя, и помог ему встать. Хотя
голова его болела невыносимо, Конан выяснил, что у него достаточно сил,
чтобы стоять на ногах. Он осмотрелся вокруг, желая знать, что происходит.
В живых остались только он, Джума и принцесса Зосара. Остальные
участники экспедиции - в том числе прислужница Зосары, сраженная стрелой,
- остались лежать пищей для тощих серых волков гирканских степей. Трое
уцелевших стояли на северном склоне Гор Талакма, в нескольких милях к югу
от места, где произошла битва. Их окружали коренастые коричневые воины в
доспехах из лакированной кожи, многие с перевязанными ранами. Конан
обнаружил, что его руки скованы прочными наручниками, браслеты которых
соединяет массивная железная цепь. Принцесса, одетая в шелковый плащ и
шаровары, тоже была в оковах, но ее цепи и наручники были гораздо легче и
казались сделанными из чистого серебра.
Был закован в цепи и Джума, и на нем взявшие их в плен воины
сосредоточили большую часть своего внимания. Они столпились вокруг кушита,
трогая его кожу и затем глядя на свои пальцы, не окрасились ли они в
черный цвет. Один из них даже намочил кусок ткани в снегу и потер его о
руку Джумы. Джума рассмеялся во весь рот.
- Должно быть, они никогда не видели таких, как я, - сказал он
Конану.
Офицер, командующий победителями, бросил команду. Его люди вскочили в
седла. Принцессу упрятали обратно в ее конные носилки. Конану и Джуме
офицер сказал на ломаном гирканском:
- Вы два! Вы идти.
И им действительно пришлось идти, а копья азуэри, как называли себя
захватившие их в плен люди, все время подгоняли их, покалывая между
лопатками. Конные носилки принцессы покачивались меж двух лошадей в
середине колонны. Конан заметил, что командир отряда азуэри обращался с
Зосарой почтительно; непохоже было, чтобы ей причинили физический вред.
Офицер также, по-видимому, не питал особой враждебности к Конану и Джуме
за тот кровавый хаос, который они учинили среди его людей, за нанесенные
ими раны и причиненные смерти.
- Вы дьявольски хорошие бойцы! - сказал он, ухмыльнувшись.
С другой стороны, он предпринял все возможные меры, чтобы не дать
пленникам бежать или замедлить продвижение отряда. Их заставляли идти
быстрым шагом с рассвета и дотемна, а каждая остановка наказывалась уколом
пики. Конан выпятил подбородок и повиновался - пока.

Два дня они шли по извилистой тропе через самое сердце горного
района. Они пересекали перевалы, где им приходилось идти по глубокому
снегу, не растаявшему с прошлой зимы. Здесь дыхание было коротким из-за
высоты, а внезапные бури срывали с них изодранные одежды и бросали жалящие
частички снега и льда в их лица. Джума стучал зубами. Чернокожему было
гораздо тяжелее переносить холод, чем Конану, для которого родным был
северный климат.
Наконец они выбрались на южный склон Гор Талакма, и взорам их
предстало фантастическое зрелище: широкая зеленая долина, которая сбегала
вниз от их ног и простиралась вдаль. Как будто они стояли на краю огромной
чаши. Под ними небольшие облака ползли над лигами густых зеленых джунглей.
В середине джунглей огромное озеро или внутреннее море отражало лазурь
ясного, чистого неба.
Если не считать этого участка воды, зелень простиралась до самого
горизонта, где она терялась в фиолетовой туманной дымке. А над этой дымкой
четко вырисовывались на фоне синего неба белые иззубренные пики могучих
гор Химелиан, которые находились в сотнях миль к югу. Горы Химелиан
образовывали противоположный край чаши, которая, таким образом, замыкалась
горами Талакма на севере, Химелиан на юге.
- Что это за долина? - обратился Конан к офицеру.
- Меру, - ответил предводитель отряда. - Люди называют ее Чаша Богов.
- Мы спускаемся туда вниз?
- Да. Наша цель - великий город Шамбала.
- И что дальше?
- Вашу участь решит римпоуч, бог-король.
- Кто он?
- Джалунг Тонгпа, Ужас Людей и Тень Неба. Теперь шевелись, белокожая
собака. Нет времени на разговоры.
Конан издал глубокое горловое ворчание, когда острие пики подтолкнуло
его. Про себя он поклялся научить однажды этого бога-короля истинному
пониманию ужаса. Он раздумывал, является ли божественность этого правителя
достаточной защитой от фута стали в его внутренностях... Но если такой
счастливый миг и предстоял, пока он был в будущем.
Они спускались вниз, в глубокую низину. Воздух становился теплее,
растительность гуще. К концу дня они шли по местности, где участки леса
перемежались болотами, над которыми поднимались испарения. Воздух был
теплым и влажным. Джунгли подступали к дороге, окружали ее стеной темной
зелени, в которой сверкали яркие цветы на цветущих деревьях. Кричали и
пели птицы с разноцветным оперением. В деревьях болтали обезьяны. Жужжали
и кусались насекомые. С дороги при приближении отряда ускользали змеи и
ящерицы.
Это было первое знакомство Конана с тропическими джунглями, и они ему
не понравились. Насекомые досаждали ему, и пот стекал с него ручьями.
Джума, наоборот, ухмылялся, распрямляясь и набирая полную грудь воздуха в
свои могучие легкие.
1 2 3 4 5