Мысль о том, что Дорис может снимать пусть даже туфли, вызвала цепную реакцию такой силы, что Алан невольно попятился к двери. Но миссис Кидд его окликнула:
— Алан, дружочек, вы не помните, как звали того элегантного молодого человека, который несколько лет читал у нас бактериологию, а потом ушел в какой-то фармакологический концерн? Он еще ходил с тросточкой, и ему дали кличку Хромой Черт, потому что он был весьма предприимчив по части женского пола?
— Не помню, — проскрипел Алан, делая еще шаг к двери.
— Так вот, — продолжала миссис Кидд, снова обращаясь к Дорис, — говорили, что он сломал лодыжку при весьма романтических обстоятельствах. Якобы он пошел к любовнице, а тут вернулся ее муж, вот и пришлось выпрыгивать в окно. Как же его звали? У него был такой голос… знаете, с хрипотцой… Студентки на его лекциях просто впадали в транс: о чем бы он ни читал — хоть о патогенных стрептококках, — получалось настолько сексуально, что…
Алан, не дослушав, открыл дверь, сделал шаг за порог. Вероятно, именно в этот момент миссис Кидд закончила фразу на какой-то пикантной ноте, потому что Дорис захохотала. Алан обернулся. Запрокинув голову, Дорис заливалась смехом, одна ножка — упс! — мягко соскользнула со стула. «Нет, так дальше продолжаться не может, — уныло подумал Алан, одновременно пересчитывая лампы, освещавшие Длинный коридор, — или я с ума сойду…»
Ноябрь вступил в свои права: погода была отвратительной. Миссис Кидд бодрым и радостным голосом каждый день жаловалась Дорис на головные боли, повышенное давление и приступы радикулита. Та сочувственно кивала, сонно глядя в окно на свинцовые тучи, из которых валил мелкий, колючий снег. Студенты откровенно зевали на лекциях. Алан, так и не определившийся с линией своего поведения относительно Дорис, свирепствовал и многократно обещал им, что после зимних экзаменов учебу продолжат далеко не все.
В среду он обнаружил, что оставленная около принтера распечатка последнего эпохального труда Питера Брауна, присланного накануне из Бентли, куда-то исчезла. Чертыхаясь, он пересмотрел груды бумаг, разложенные на столах, перерыл все шкафы, однако результаты поисков оказались нулевыми. Разумеется, можно было распечатать статью заново, но в ней было около пятидесяти страниц, которые он уже успел проглядеть, отметить заинтересовавшие моменты разноцветными фломастерами и поставить кучу вопросительных знаков на полях. Своего труда было безумно жалко. Когда в дверях появились Дорис и миссис Кидд, он, доведенный до точки кипения, в очередной раз ворошил бумаги на столике, где стоял принтер. Миссис Кидд, настроенная после чашечки кофе и приятной беседы весьма благодушным образом, ласково поинтересовалась:
— Что вы так неистово ищете, Алан?
— Распечатку брауновской статьи. Она лежала вот здесь, а теперь ее нет!
Лицо Дорис мгновенно приняло виноватое выражение.
— О-о-о, простите, пожалуйста, это я взяла. Я положила ее в нижний ящик вашего стола. Боялась, что около принтера она смешается с другими распечатками и несколько страниц может пропасть…
Алан почувствовал себя идиотом, причем охотно выставляющим собственный идиотизм напоказ. И почему он не догадался посмотреть в нижнем ящике?
— А кто вас просил? — заговорил Алан раздраженно, раздосадованный скорее своей несообразительностью, но и немножко тем, что посторонние стали свидетелями его оплошности. — С какой стати страницы должны были пропасть? Вы видели на них мои пометки?
— Да, потому и положила в ваш стол…
— Я уже понял. Спасибо. Но я вас очень прошу, Дорис, когда вы перекладываете с места на место что-нибудь, принадлежащее мне, ставьте меня в известность! А еще лучше — и это я вам, кстати, говорил в день нашего знакомства — вообще ничего не трогайте!
Смягчить голос не получилось — последние фразы прозвучали, пожалуй, чересчур резко. Глаза у Дорис забегали, она бросила беспомощный взгляд на свою постоянную опекуншу, потом быстро прошла в смежную комнату и закрыла за собой дверь. Миссис Кидд зашипела, как рассерженная змея:
— Послушайте, голубчик, нельзя же так, в конце концов!
— А что я такого сказал? — с вызовом ответил Алан.
Дело не в том, что вы сказали, а как вы сказали. Можно было добавить немного деликатности? Сами же понимаете: ничего плохого девочка не сделала. А вы просто сорвали на ней свое вечное скверное настроение.
— Мне что, пойти извиниться?!
— На вашем месте я именно так и поступила бы.
Не говоря больше ни слова, Алан швырнул обратно последнюю стопку извлеченных из стола бумаг и проследовал в соседнюю комнату. Дорис, стоя на цыпочках, пыталась снять с верхней полки книжного шкафа толстенный том справочника по органической химии. Алан подошел, молча вытянул нужный фолиант и протянул ей.
— Спасибо, — кивнула Дорис и добавила: — Очень удачно, что у нас есть собственный экземпляр этого трехтомника, не нужно ходить в библиотеку.
— Пожалуйста. Я… хотел извиниться. Я не должен был говорить с вами в таком тоне, простите меня, пожалуйста.
— Ну что вы, это я должна извиниться. — Дорис застенчиво улыбнулась и прижала книгу к груди. — Я хотела сделать как лучше… Я просто забыла сказать вам, что переложила статью, из головы вылетело…
Алан окинул взглядом ее профиль — ресницы, отбрасывающие тень на нежную щеку, аккуратный носик, чуть выступающий подбородок… и вдруг испытал сколь неожиданное, столь и пронзительное желание поцеловать Дорис. Он машинально приблизился еще на шаг, лихорадочно соображая, стоит ли поддаваться внезапному порыву, но в этот момент хлопнула дверь лаборатории, в соседней комнате раздались голоса, и Алан замер на очередном полушаге.
— А вот и Элли! — обрадованно произнесла Дорис, по-прежнему обнимая справочник. — Мне нужно поговорить с ней, я пойду.
Алан чуть посторонился, пропуская ее, и остался стоять на том же месте. «Все к лучшему, — подумал он, испытывая смешанное чувство разочарования и облегчения. — Ну что тебе неймется? А если бы она начала возмущаться и верещать? А за стенкой Марджори. Тебе это нужно?» Алан задвинул поглубже, подровнял книги на полке и прикрыл распахнутую дверцу шкафа.
На следующий день утром Дорис подошла к Алану и извиняющимся тоном осведомилась, не поможет ли он ей с подготовкой к зачетной лабораторной работе, которая состоится завтра.
— По крайней мере, тогда я буду уверена, что все в порядке, — добавила она, глядя на Алана своими пестрыми, все еще виноватыми глазами, — вы же намного опытнее меня. А то я опять натворю что-нибудь… Хотя бы просто зайдите на минутку и посмотрите.
— Сейчас я не могу выкроить даже минутку, — сухо ответил Алан, изучая нежный завиток волос около ее уха. — А вот после четырех… Вообще-то, полагаю, вы и сами справитесь. Во всяком случае, должны. Но… дополнительный контроль не помешает.
Когда в четыре пятнадцать Алан зашел в учебную лабораторию, Дорис и Элли заканчивали расставлять на столах химическую посуду и реактивы. За окнами уже стемнело, поэтому горели все верхние лампы, придавая огромному помещению неприятное сходство с операционной.
— Ну вот, кажется, все, — пробормотала Дорис, осматривая длинные ряды столов. — Мы ничего не упустили, мистер Блайт? Десятипроцентные растворы едкого калия и серной кислоты, однопроцентный раствор крахмала… Все верно? Элли, спасибо, вы можете идти… Надеюсь, эти олухи найдут способ списать у тех, кто поумнее, или незаметно заглянуть в тетради, а то с подобными опытами недолго и на воздух взлететь.
— Не знаю, как у вас, Дорис, — немедленно отреагировал Алан, делая нажим на слово «вас», — у меня никто не осмелился бы списывать или заглядывать в тетрадь. Он бы у меня сразу отсюда вылетел.
Да… — протянула Дорис, собирая в коробку кусочки мела, — я помню, как вы проводили практические занятия. «В процессе растворения реагентов, содержащих ферменты, нельзя допускать вспенивания: это может привести к их инактивации…» Вы произносили эти слова таким устрашающим тоном! Мы тряслись, словно кролики перед удавом. Я-то училась хорошо, хотя вы это напрочь забыли, а вот моя подружка Рози боялась вас до судорог. Одного вашего взгляда, говорила она, ей достаточно, чтобы весь заученный материал мгновенно испарился из ее памяти. Она, кстати, так и не получила степень — ушла после третьего курса.
— Хотите сказать, это из-за меня все знания покинули ее бедную голову? — поинтересовался Алан, скрестив руки на груди.
— Не хочу, — хмыкнула Дорис. Она поставила коробку с мелками на стол и посмотрела на Алана в упор. — Но иногда я ловлю такие ваши взгляды, что поневоле вспоминаю слова малышки Рози.
Алан остолбенел. Он не ожидал услышать ничего подобного и не нашелся, что ответить.
— Впрочем, это не важно. — Дорис улыбнулась и облокотилась на спинку стула, приняв, невероятно обольстительную позу. — Иной раз ведь хочется, чтобы все мысли неожиданно улетучились, особенно если им на смену приходит… как бы это выразить поточнее… некое сладкое мимолетное предчувствие… Не так ли? О, смотрите, опять пошел снег! Если так будет продолжаться, то через месяц дорогу к факультету придется прорывать лопатами, а на Рождество в здешнем парке все желающие смогут покататься в санях с колокольчиками!
Ее последние слова Алан даже не услышал. Если он все понял верно, она намеревается перевести их отношения на новый уровень, о котором он и мечтать не смел. Похоже, она делает первый шаг, потому что поняла: сам он никогда не решится. «Сладкое мимолетное предчувствие…» Какие же намечаются перспективы? Стоп, а вдруг он опять попадет в такую же историю, как тогда? Пережить подобное во второй раз будет куда сложнее. Может, Дорис просто дразнит его, а потом станет шепотом рассказывать миссис Кидд, как он стоял вот здесь, около стенки, с самым идиотским выражением лица и не мог ни слова вымолвить? Воображение живо нарисовало Алану заливающуюся смехом Дорис и вернуло с небес на землю.
— Уже довольно поздно, — холодно произнес Алан, — и вы прекрасно справились: здесь все в порядке. По-моему, пора идти домой.
На улице было еще морознее, чем это могло показаться из светлой теплой комнаты. Дорис поежилась и поплотнее закуталась в длинный вязаный шарф. Алан поднял воротник и перчаткой начал смахивать липкий снег с ветрового стекла своей машины.
— Ну что ж, мистер Блайт, — голос Дорис был приглушен шарфом, закрывавшим пол-лица, — будем прощаться. Я живу совсем недалеко, вон там. — И она махнула рукой куда-то в темноту.
Алан посмотрел в том же направлении, но не увидел ничего, кроме мелькающих во тьме снежинок.
— Давайте я вас подвезу, — довольно нерешительно предложил он.
— Нет, нет, спасибо, — торопливо ответила Дорис. — Я всегда хожу пешком. Ежедневный моцион: надо же хоть немножко дышать свежим воздухом. И потом, это действительно очень близко, буквально через несколько минут я буду дома.
Дорис сделала шаг в сторону, поскользнулась и чуть не упала. Алан успел подхватить ее под локоть.
— Ну хорошо. Тогда давайте я вас провожу, а то очень скользко. Тоже подышу воздухом.
— О-о-о! — Дорис немного сдвинула вниз шарф, чтобы послать Алану чарующую улыбку. — Это очень мило с вашей стороны, мистер Блайт! Уверяю вас, вы не потеряете на этой прогулке много времени. Пять минут туда, пять обратно…
Дорис подхватила Алана под руку таким привычным движением, как будто они регулярно прогуливались вдвоем на протяжении уже нескольких лет, и потащила за собой. Через пару минут Алан подумал, что молчать всю дорогу будет неприлично, и решил развить ту тему, которой они уже коснулись сегодня вечером.
— И все же, Дорис, должен заметить, что вы чересчур потакаете студентам. Веселитесь вместе с ними, закрываете глаза на их вечное списывание. Разве так можно?
— Я даже рассказываю им анекдоты, мистер Блайт. Но только приличные.
Алан на секунду остановился.
— Анекдоты?
— Да. Например, такой: «Какое главное достижение химии? — Периодическая система элементов? — Нет, крашеные блондинки». Вам не смешно? А они смеялись.
— Конечно, смеялись. Им хорош любой повод, лишь бы не заниматься. В конце концов, это простительно в молодости: другие интересы, знаете ли. Вы ближе к ним по возрасту, нежели я, следовательно, лучше их понимаете.
— Не прибедняйтесь!
— Но ведь для чего-то они здесь находятся? Передо мной стоит задача вдолбить каким угодно способом в их пустые головы немножко знаний. А перед ними, кажется, стоит задача каким угодно способом эти знания не усвоить. Анекдоты, разумеется, запоминать куда легче.
— Ох, мистер Блайт! Вы несправедливы и к ним, и ко мне.
— К вам я справедлив. Я не говорю, что вы плохо преподаете. Вы легко держите аудиторию, вы, что важно, умеете очень доходчиво объяснять…
— Спасибо.
— Просто такой подход…
Хорошо, что вы несправедливы только к ним. И все-таки нельзя всех студентов огульно считать бездельниками и болванами. Среди них есть очень способные мальчики и девочки, которые прекрасно усваивают предмет. Особенно, конечно, мальчики.
Алан почувствовал, как в области сердца его кольнула какая-то очень острая иголка.
— Ладно, Дорис, я деспот-ретроград, а вы прогрессивный реформатор. И все же дистанцию надо соблюдать. Анекдоты вы им рассказываете… Конечно, такими методами легко добиться их любви, — на слове «любовь» Алан запнулся, однако отважно продолжал: — но мне кажется, они должны хотя бы немного нас бояться. Только страх заставляет большую часть этих молодых людей худо-бедно учиться. А всякого рода юных гениев от науки среди них не больше пяти-десяти процентов.
— Вам нравится, когда вас боятся? — спросила Дорис, резко останавливаясь и поворачиваясь к Алану лицом. — Не знаю, как это трактуют психологи, но, вероятно, как-нибудь да трактуют. Кстати, мы пришли. Вот мой дом.
Они стояли около витой железной ограды, за которой в темноте угадывался невысокий домик. Алан вдруг испугался, что Дорис пригласит его зайти, но этого не произошло.
— Спасибо еще раз, что проводили меня, мистер Блайт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35