Смотрите на меня. Слушайте, что я говорю. Отдайте их Петину, скажите, что от меня, пусть на них лекарство купит! Отдайте, отдайте, вы же ему всегда даете, он талант, его стимулировать надо, а я что?! Винтик, гаечка, шайбочка!
Ну ладно, заболтался я с вами. На чем мы остановились? Чего я сюда пришел.
Зачем вы меня вызывали? Не вызывали? Ах да! Премия! Ну что, отдадите? Нет?!
Из-за десятульки крохотной вы отняли у меня столько драгоценного времени?! Да за это время, знаете, сколько бы мог заработать и потом швырнуть вам в лицо?!
Все! Хватит! Достоинство и честь мне гораздо дороже! Хотя, что я вам говорю, разве вы знаете, что это такое! Тридцать!!! Вот вы сколько должны были дать! Но я вам слова не сказал – вы обратили внимание?! Ни слова! Не так воспитан, простите! Повернусь, хлопну дверью и уйду! Вы дождетесь! Надо быть выше этого!
Десять тысяч?! О чем мы говорим! Вдумайтесь в эту мелкую цифру! Мы же интеллигентные люди! По крайней мере, я! Дайте вы их мне, не унижайтесь! Ну!
Плюньте на все и дайте! Ну?! Где расписаться? Тут? Пожалуйста. Давайте их сюда.
Правильно. Десять. Да не бойтесь, не стану швырять их вам в лицо. Не так воспитан!

Эстетика

– Журавль, а журавль, скажи, почему, когда вы летите по небу, люди улыбаются, говорят: «Журавлиная стая летит!» А когда идем мы, коровы, воротят носы, ворчат: «Стадо коровье прется!» В чем разница?
Журавль гордо задрал голову и сказал:
– Мы как-никак журавли. А вы коровы. Извини.
Буренка замотала головой:
– Но как же так? Мы даем людям молоко, мясо, шкуру – последнее отдаем! А вы?
Что даете народному хозяйству?
– Ну не знаю, – обиделся журавль. – Зато летим красиво. Журавлиным клином. А вы бредете как попало, стадом. Неэстетично.
Буренка задумалась: «А ведь журавль прав. Нам бы клином, по-журавлиному. И люди скажут: «Вон коровья стайка прошла!» На следующий день коровы возвращались домой, построившись несколько странно.
Впереди бежала Буренка. Она то и дело оглядывалась назад и мычала, чтобы коровы подравнялись, держали линию. Пропуская коров, люди прижимались к заборам, ругались:
– Совсем очумела скотина. Всю улицу заняли!
Коровы прошли. Остались на земле коровьи лепешки.
Кто-то сказал:
– Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!
Услышав последние слова, Буренка радостно замычала:
– Вот что значит эстетика. Выходит, и мы можем!

Почин

Этим прогрессивным методом живем, считай, года три есть. Тогда еще почин родился: «Из родного колхозу ни шагу!», потому что мост через пропасть рухнулся, а другой связи с большой землей пока нет. Ну, молодежь и решила единодушно остаться тут.
А в ту весну позапрошлую, когда еще мост над пропастью болтался, к нам в деревню прибыл свекор Кольки Урляева, зоотехника рыжего. Добирался свекор прямиком из Улан-Удэ через Москву – столицу. Познакомился свекор в поезде с мужиком. Всю дорогу выпивали, чтобы курить меньше, а то женщина с ребеночком в купе ехала. В Москве очутились у друга того мужика. Обратно выпили. Свекор помнил одно только: туалет, как выйдешь, направо, стакан, как войдешь, налево, да по телевизору еще программу «Времечко» показывали. Свекор в туалет вышел, а вернулся, глядит: в телевизоре голые мужики с бабами братаются, куда попало целуются, и, главное, при свечах! Тут свекор вырубился. А спустя спросил у хозяина, что ему померещилось? Тот говорит, будто какой-то «группенсекс».
Свекор обратно вырубился и очнулся только у нас в огуречном рассоле и вот такую небылицу с похмелья высказал.
Эта чушь собачья горячее возмущенье вызвала. Чтоб по телевизору в программе «Времечко» голых показывали? Какого числа хоть было-то? По какой такой программе? Свекор отчетливо одно помнит: туалет направо, стакан налево. И серьезная такая блондиночка в очках на голое тело. Может, то дикторша была?
Вряд ли. Уж больно речь неразборчива. Тут бригадир Костриков, у него дядя в самом Иркутске проживает, так вот Костриков выразился в том смысле, мол, это не иначе тот самый «группенсекс» – развратное мероприятие на Западе, хуже свободной любви. Его тут же отбрили: как на Западе, когда в программе «Времечко» продемонстрировали? Хорошо, если показали как ихнее безобразие, ну а вдруг… какое наше последнее достижение? Может, движенье в столице давно завелось, а мы не в курсе снова опять?!
Тот же Костриков в пене бился: «Безбожники, должно быть, это и есть тот самый хваленый видимомагнитофон! Такая штука – включаешь и видишь по телевизору то, что хочешь!!» Его обратно осадили: «Да что это за телевизор такой, по которому что хочешь, то и видишь?! Это не фотоаппарат все-таки! Уж не почин ли это? Раз «свободная любовь»! Слова-то нашенские! «Любовь, свобода!» Просто мы в толк не возьмем, как ими пользоваться!
Места у нас, конечно, глухие, до большой земли верст сорок было, пока мост висел, а теперь и вообще! Так что: «Опять отставать по всем показателям будем?» – это звеньевая наша выступила, Катюха Безмамедова. – «Мало того, что за надои перед людьми стыдно, еще и в общественной жизни никакой отдушины, в смысле группенсексу?!» Костриков за сердце хватался, орал: «Слепота вы куриная! Не может у нас никакого „группенсексу“ быть! Это упорнографическое мероприятие! Нам противопоказанное напрочь!».
Что значит «противопоказанное»? А когда разнарядка пришла заместо картошки сажать какао-бобы, прости господи? Это не противопоказано? А посадили! И не выросло ничего! А нутрию, крысу чертову, когда велено было внедрить в жизнь?!
Все погрызла вчистую, в леса ушла, в тайге с кем-то спуталась, лютый зверь получился! Трофимыча задрали! Так что, после этого в лес не ходить, что ли?! А почему группенсексу не попробовать? Все предписания выполняли и ничего! Колхоз, правда, не передовой, но существует до сих пор, однако, между прочим!
На голосование поставили. Мужики обеими руками «за»! Бабоньки, кто посознательней, тоже «за», остальные вроде воздерживаются, но с улыбочкой.
Короче, большинством голосов решили идти в ногу с жизнью, какой бы она ни была!
Отголосовали, а потом голову ломать стали: как этот «группенсекс» хоть выглядит? Что делать надобно? Телефонограмму в райцентр не дашь, – засмеют, что такой ерунды не знаем. Ну и домудрили самостоятельно. Раз «группен» – значит, «группа», бригада по-нашему. А секс? Может то, о чем детки по-английски считают до десяти: «сикс», что-то около шести на наши! Ну, точно, свекор Урляева спьяну обсчитался: не «секс», а «сикс». Выходит, «группенсекс» – оно «бригаденсикс» по-нашему! Мир да любовь в бригаде на шесть человек, то есть! И, само собой, это начинание наше! Какая у них может быть любовь, когда между людей финансовые пропасти? А между нами зато никаких пропастей, одна пропасть на всех под мостом, который рухнулся.
Это у них там все работают, а выгода одному человеку! У нас честно: все работают, – никому никакой выгоды! Как после этого не любить друг дружку?
Катюха Безмамедова тут же встречное начинание выдвинула: не шесть человек в бригаде, а семь чтобы! На их «группенсекс» ответим нашим «бригаденсемером»! В воскресенье в шесть вечера и заступили. Пришли нарядные, трезвые. Витченко с баяном. Пирожки с капустой напекли. Самовар. Люстры горят. Ну, праздник прямо!
Однако никто ни к кому с ласковым словом не подошел, обнять товарища не изволил! Чай пьют, потеют – и все… Тогда председатель наш вперед вышел и сказал: «Давайте поактивнее, товарищи! А то будет прогул!» Вызвал предместкома Прокатову, грамоту вручил и двадцать минут руку жал личным примером! А народ ни с места, только аплодируют – и все! Через два часа молча и разошлись. Но, видно, томление в людях скопилось, сразу на пороге крепкая драка затеялась.
Тогда снова собрание. «До каких же пор будем свободный досуг подменять организованным мордобоем?! Почему ни одно новшество не можем без боли себе привить!» Да! Вспомнили, свекор еще говорил, будто акт какой-то быть должен! Ну с этим ясно. В конце составляется акт, все в нем расписываются, что присутствовали. А до акта-то что делать будем, товарищи!
Словом, поначалу выматывал этот «бригаденсемер» жутко. Хорошо, тетка Мария вспомнила: «Свекор предупреждал, что дело происходит при свечах, а не на свету!
Поскольку свечей не завезли, может, в темноте попробовать? Пусть и не выйдет ничего, зато экономия электричества!» Проголосовали за экономию, за темноту единогласно!
И потихоньку пошло, поехало! Были, правда, поначалу и крики, и оплеухи звенели, и Чижова Усманова не так поняла, и оба из окна с непривычки выпали, но все наладилось со временем. Никто «бригаденсемер» не пропускал, явка стопроцентная.
Старушка Никитишна, сто лет, и та ковыляет на огонек, в смысле на темноту.
И знаете, теперь никаких тебе сплетен! Мол, кто с кем! Потому что в темноте поди узнай, кто с кем? И никакой ревности. Чего тебе жену ревновать, когда, может, ты сам с ней и был? И потом в темноте как-то все по-человечески протекает. На свету, оно как: в глаза смотрит, улыбается, когда он враг твой лютый и есть! А в темноте чувствуешь, – все вокруг свои! А когда не толкают, а наборот; не орут, а шепчут вокруг слово ласковое, – что еще человеку надо? И где, как не в темноте, поговорить по душам? Многие принципиально высказываться начали! Правда, пока не видать, кто, но согласитесь, сдвиг!
Между прочим, и незамужние бабоньки утихомирились, потому что в темноте каждая, считай, свое счастье нашла. Может, и чужое, да какая тут разница.
А проблема безотцовщины с «бригаденсемером» снята полностью. Наоборот даже.
Ребятенок теперь к любому мужику подойдет, скажет: «папка», – тот ему конфетку сует!
Так что, по всем показателям судя, не ошиблись мы. Начинание вышло наше родное.
А если оно у них началось, так мы ж должны от ихнего худшего брать все лучшее!
Но только прикинувши, с головой!
Ведь такие отношения между людьми установились, что и коровы почувствовали. Да!
Надои скакнули выше крыши. И когда между людьми тепло стало, вы не поверите, какао-бобы, прости господи, и те проросли вдруг. Даже не какао-бобы, а чистый какао-горох получился! Потому что какао не пахнет, и на бобы не похоже.
Все у нас может быть, если у людей желание присутствует, в охотку дело делают!
Эх, жаль, опытом поделиться не можем, мост через пропасть никак не зацепить!

Вечер встречи

Когда-то они дурачились вместе на площадке молодняка. Прошли годы. Жизнь раскидала кого куда, и вдруг – приглашение на вечер встречи.
Собрались на опушке леса. Заяц с зайчихой, волк с волчицей, осел с ослихой, лев с львицей, лисица с бобром.
Поужинали, разговорились…
Заяц от съеденного расслабился, льва по плечу хлопает:
– Лева, я тебя вот таким помню. Давай поцелуемся. Нет, в губы, принципиально наконец! Как ты вырос, Лева! А я что ни ем, все такой же. Не в коня корм, наверно? Да и корм – то есть, то нет.
– Как это – то есть, то нету? – удивился лев. – Я узнавал, с кормом все в порядке.
– Какой там порядок, Лева?! Морковка не уродилась.
– Оленина зато уродилась. Что за манера есть то, чего нет? Оттого и не растешь, заяц.
Волчица метала в пасть куски мяса и косилась на лисицу:
– Слушай, рыжая, что у тебя со шкурой, а? Вся в прыщах! Болеешь?
Лисица дернула плечиками:
– До чего ж ты серая все-таки. На мне крокодилова кожа.
– Крокодилова?! – Волчица перекрестилась. – У нас в лесу отродясь крокодилы не водились.
– «У вас в лесу!» Дальше своего леса ничего не видите. А я за границу от нашего леса выезжала. Муж, ты знаешь, работает бобром. Они на экспорт идут. Я их сопровождаю.
– Кого, мужей, что ли?
– Пушнину! Дипломатическая работа. Кстати, скажи потом зайчихе: заячьи шубы давно не носят. Дурной тон. Неужели заяц не может достать что-нибудь поприличнее?
Заяц услышал и вскинулся:
– А на какие, позвольте спросить, шиши?
– Не понял? – Лев облизнул губы. – У нас каждый получает такие шиши, которые ему положены. Вот ты сколько, заяц?
– Да ни шиша!
– Значит, тебе столько положено. Я, лев, побольше тебя, я – тысячу. Все логично. А как у тебя дела, ослик?
Осел потупился и сказал:
– Не называйте меня больше осликом, пожалуйста. Я занимаю ответственный пост, и на работе все зовут меня ослом.
– А кем ты работаешь?
– Правой рукой слона! – ответил ослик.
– Во, тунеядцы! – Волк лязгнул зубами. – Тут вкалываешь с утра до вечера как волк! По ночам собак ждешь, а эти устроились – кто рукой, кто ногой, кто зад…
– Вова, умоляю, не выражайся! – Волчица повисла на муже. – Вова, на той неделе ты выступал перед общественностью старого оврага, я тебя еле выходила после дискуссии.
– Ой, ну ты прямо королева! – Лисица подсела к львице. – Страшно рада за тебя, просто страшно! Слушай, а твой на сторону не бегает?
Львица прищурилась:
– Бегает, но говорит, «только в рабочем порядке».
– И ты веришь?
– Что я, дура? Конечно, верю. А он спрашивает меня: «Тебя, мордастую, опять видели с тигром. Это правда?» Я говорю: «Неправда». И он мне верит. Закон джунглей: все держится на доверии. Не поверишь – разорвет! А твой старик исполняет супружеские обязанности?
Лисица улыбнулась:
– Бобруша мой? А как же? Все хатки строит, хатки. На лето сдает. Приличная сумма получается. Знаешь, в этом браке я по-настоящему счастлива.
Тьфу-тьфу-тьфу!
Заяц долго кашлял на ухо задремавшему льву:
– Лев, а правду говорят, ты козлика задрал? Такого серенького, помнишь?
Льва передернуло.
– Ну что за народ! Козел пригласил меня в гости – что-то насчет работы. Вроде в огород на полставки. Ну, стол накрыли, а есть нечего. Тут козел и угостил тем, что у него оставалось. А говорят, «задрал». Так исказить факты! Кстати, заяц, заходил бы как-нибудь с зайчихой по старой дружбе. Фигура у нее какая!
Прелесть!
– Да ты что, Лева, ты что? Вглядись: кожа да кости, смотреть не на что.
– А я тебе говорю, фигура хорошая! Ничего в зайчатине не понимаешь, даром что заяц!
А волк уже совсем распоясался.
– Я санитар леса! Отец был санитаром леса! Мама была санитаром леса! Звери оставшиеся бегают стройные, поджарые – кому спасибо? Санитару леса. Кто довел всех до такого совершенства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13