Его постоянно рвало, и он то и дело метался от своей каюты к краю фальшборта, а потом, пошатываясь, возвращался обратно – когда у него вообще хватало сил подняться с постели. К этому времени он уже несколько попривык к морской качке и лучше держался на ногах, а пища, которую ел, не выплескивалась на борт каравеллы. Однако вчерашний шторм опять свалил его, и то, что он спустился на берег и смог выполнить свои обязанности, ради которых и был послан в экспедицию, можно было считать проявлением истинного мужества. Кристофоро, восхищенный его силой воли, решил, что ни в одном судовом журнале его каравелл не будет упомянута морская болезнь Эскобеды. Пусть он войдет в историю достойным человеком.Кристофоро заметил, что шлюпка с каравеллы Пинсона отошла от судна раньше, чем все королевские чиновники спустились в его шлюпку. Пинсон еще пожалеет, если надеется первым ступить на землю этого острова. Что бы он ни думал обо мне как о моряке, я все еще остаюсь эмиссаром короля Арагона и королевы Кастилии, и с его стороны – предательство опередить меня в столь важной миссии.На полдороге к берегу Пинсон, по-видимому, понял это, и лодка его остановилась и не двигалась, пока шлюпка Кристофоро не прошла мимо и, не сбавляя хода, выскочила на берег. Прежде чем она остановилась, Кристофоро перескочил через борт и пошел по мелководью, где небольшие волны доставали ему до пояса, а откатываясь, тянули за собой меч, висевший у бедра. Выйдя из воды, он поднял высоко над головой королевское знамя и зашагал широким шагом по гладкому влажному песку. Он шагал так, пока не пересек линию прилива и там, на сухом песке, стал на колени и поцеловал землю. Затем поднялся и, повернувшись, посмотрел на оставшихся позади. Они, как и он, стояли на коленях и целовали землю.– Этот небольшой остров будет отныне носить имя нашего Спасителя, который привел нас сюда.Эскобедо написал на бумаге, положенной на небольшой ящичек, принесенный им с каравеллы: “Сан Сальвадор”.– Эта земля отныне является владением их величеств короля Фердинандо и королевы Изабеллы, наших повелителей и слуг Христовых.Они подождали, пока Эскобедо записал слова Кристофоро. Затем Кристофоро подписал этот документ, а за ним то же проделали и все остальные. Никто не осмелился поставить свою подпись выше его, да и по размеру буквы их подписей были вдвое меньше.Только после этого туземцы начали появляться из леса. Их было много, все обнаженные, без оружия, коричневые, как кора деревьев. На фоне яркой зелени деревьев и подлеска их кожа выглядела почти красной. Они приближались робко, почтительно, с выражением благоговейного трепета на лицах.– Они все – дети? – спросил Эскобедо.– Дети? – удивился дон Педро.– Они же все безбородые, – пояснил Эскобедо.– Наш капитан тоже бреется, – сказал дон Педро.– У них даже бакенбардов нет, – заметил Эскобедо.Санчес, услышав их, громко расхохотался.– Они же совершенно голые, а вы смотрите на их подбородки, чтобы убедиться в том, что это – мужчины.Пинсон, оценив шутку, расхохотался еще громче и стал пересказывать ее другим.Туземцы, услышав хохот, тоже засмеялись. Они не могли удержаться, чтобы не привстать и не коснуться рукой бород тех испанцев, что стояли ближе к ним. Было очевидно, что у них нет никаких враждебных намерений, и поэтому испанцы позволили им это со смехом и шутками.Хотя у Кристофоро не было бороды, которая привлекла бы их внимание, они явно поняли, что он тут главный, и именно к нему подошел самый старший из туземцев. Кристофоро попытался заговорить с ним на нескольких языках, в том числе на латыни, испанском, португальском и генуэзском, но все было безрезультатно. Эскобедо попробовал греческий, а брат Пинсона, Висент Яньес, ломаный мавританский, которому он научился за те несколько лет, что промышлял контрабандой вдоль побережья.– Они вообще не умеют говорить, – сказал Кристофоро. Затем он протянул руку к золотому украшению, вдетому в мочку уха вождя.Не говоря ни слова, тот улыбнулся, вынул украшение из уха и вложил его в руку Кристофоро.Испанцы с облегчением вздохнули. Выходит, что эти туземцы, умеют они говорить или нет, неплохо разбираются в ценности вещей. И все золото, которое у них есть, теперь принадлежит Испании.– А еще, – сказал Кристофоро, – где вы его берете?Увидев, что его не понимают, Кристофоро прибегнул к помощи пантомимы, стал копаться в песке и “нашел” там золотое украшение. Затем указал рукой вглубь острова.Старик решительно покачал головой и указал в сторону моря, на юго-запад.– Золота, очевидно, на этом острове нет, – сказал Кристофоро. – Вряд ли можно было ожидать, что на таком маленьком и бедном острове, как этот, есть золотые разработки, иначе тут были бы королевские чиновники из Чипангу, чтобы наблюдать за тем, как его выкапывают.Он вложил золотую вещицу в руку старика. Остальным испанцам сказал:– Мы скоро увидим золото в таких количествах, что эта вещица покажется нам пустяком.Но старик отказался взять назад безделушку. Он настойчиво совал ее в руки Кристофоро. Это был тот неоспоримый знак, которого он искал. Золото с этого острова дает ему Бог. Кто же по доброй воле расстанется с такой драгоценностью, если его не побудит к этому Всевышний? Мечта Кристофоро о крестовом походе для освобождения Константинополя, а затем Святой земли будет возмещена благодаря украшениям дикарей.– Ну что ж, я беру это во имя моих повелителей, короля и королевы Испании, – произнес он. – Теперь мы отправимся на поиски того места, где рождается золото. * * * Группа сапотеков, которую Хунакпу увидел в лесу, была отнюдь не самой безопасной для него. Она искала пленника для жертвоприношения в начале сезона дождей. Сначала они решат, что Хунакпу вполне подойдет им для этой цели. Им никогда еще не случалось встречать такого высокого, сильного мужчину, и он, несомненно, представит собой особую ценность в качестве жертвы.Поэтому ему нужно было опередить их, предстать перед ними как божество. И в результате он сам должен сделать их своими пленниками. Там, в Джубе, он беспечно полагал, что его план обязательно сработает. Однако здесь, среди криков птиц и гуденья насекомых болотистой земли Чиапаса, его замысел казался нелепым, а сама операция болезненной и вызывающей смущение.Ему придется имитировать самый зверский обряд королевского жертвоприношения, после которого король, однако, остается живым. И почему это майя были так изобретательны, когда причиняли себе боль и увечья?Все остальное было готово. Он спрятал библиотеку утраченного будущего в предназначенном для нее постоянном укрытии и заделал отверстие. Он уложил все, что ему потребуется позднее в водонепроницаемые контейнеры и запомнил приметы на местности, которые помогут ему впоследствии найти свои клады. А все то, что потребуется ему сейчас, в первый год, было упаковано так, чтобы не привлечь внимания сапотеков. Сам он был раздет догола, тело разрисовано, а шевелюра украшена перьями, бусами и тому подобными драгоценностями, чтобы напоминать короля майя после крупной победы. Но что более важно, с его головы и плеч свисала шкура убитого им ягуара.Через полчаса группа, вышедшая из деревни Атетулька на охоту за будущей жертвой, дойдет до поляны, где он находится. Чтобы кровь его преждевременно не свернулась, он должен был ждать до последней минуты. Наконец он вздохнул, опустился на колени на мягкий ковер из опавших листьев, достал местное обезболивающее средство. Майя проводили эту операцию без анестезии, напомнил он себе, одновременно щедро намазывая свой пенис, а затем подождал несколько минут, пока тот потерял чувствительность. Потом, с помощью шприца для подкожных инъекций обезболил всю область гениталий, надеясь, что ему представится возможность повторно нанести местный анестетик часа через четыре, когда его действие начнет ослабевать.Один настоящий шип ската и пять искусных имитаций из различных металлов. Он поочередно брал их в руку и втыкал в плоть перпендикулярно члену. Кровь текла обильно и залила ему ноги. Сначала шип ската, затем серебряный, золотой, медный, бронзовый и железный. Хотя боль совершенно не ощущалась, к концу операции он почувствовал головокружение. От потери крови? Он усомнился в этом. Скорее всего это была психологическая реакция на протыкание собственного пениса. Да, быть королем майя – дело нелегкое. А смог бы он проделать это без обезболивания? Хунакпу опять усомнился, вознося хвалу своим предкам и одновременно содрогаясь от их варварства.Когда группа охотников тихо приблизилась к поляне, Хунакпу стоял там в луче мощной лампы, зажатой у него между ног и направленной вверх. Металлические шипы сияли и мерцали, когда по телу Хунакпу пробегала дрожь. Как он и рассчитывал, охотники, остолбенев, уставились на кровь, все еще стекающую по его ногам и капающую с кончика пениса. Они также заметили узоры на его теле и, как он и ожидал, сразу же поняли всю важность его появления. Они распростерлись перед ним на земле.– Я Хунакпу Один, – сказал он на языке майя. Затем, перейдя на язык сапотеков, продолжал:– Я Хунакпу Один. Я пришел из Шибальбы к вам, собаки Атетульки. Я решил, что вы больше не будете собаками, а станете людьми. Если вы будете подчиняться мне, то вы и все, говорящие на языке сапотеков, станут хозяевами этой земли. Ваши сыновья не будут больше попадать на алтарь Уицилопочтли, потому что я сломаю хребет мексиканцам, я вырву сердце у Тласкалы, а ваши суда причалят к берегам всех островов мира.Лежавшие на земле мужчины начали дрожать и стенать.– Я приказываю вам, объяснить мне, чего вы боитесь, глупые собаки?– Уицилопочтли – страшный бог! – вскричал один из них, по имени Йаш. Хунакпу хорошо знал их всех, не один год наблюдая за их деревней и самыми важными людьми из других сапотекских деревень.– Уицилопочтли почти так же страшен, как Толстая Женщина-Ягуар, – сказал Хунакпу.Йаш поднял голову при упоминании его жены, а другие засмеялись.– Толстая Женщина-Ягуар лупит тебя палкой, когда ей кажется, что ты посеял маис не на том поле, – сказал Хунакпу, – но ты продолжаешь сеять там, где тебе вздумается.– Хунакпу Один! – вскричал Йаш. – Кто рассказал тебе о Толстой Женщине-Ягуаре?– Когда я жил в Шибальбе, то наблюдал за всеми вами. Я смеялся, как ты, Йаш, плакал и кричал под ударами палки Толстой Женщины-Ягуара. А ты. Поедающая Цветы Обезьяна, ты думаешь, я не видел, как ты помочился в маисовую муку Старого Черепа Ноль и потом испек из нее лепешки для него? Я смеялся, когда он ел их.Остальные тоже засмеялись, и Поедающая Цветы Обезьяна, улыбаясь, поднял голову.– Тебе понравилось, как я подшутил над ним в отместку?– Я рассказал о твоих обезьяньих проделках властителям Шибальбы, и они смеялись до слез. А когда глаза Уицилопочтли наполнились слезами, я ткнул ему в глаза большими пальцами и выдавил глазные яблоки.С этими словами Хунакпу сунул руку в мешок, висевший на веревке у его пояса, и вынул два глаза из акриловой смолы, которые он предусмотрительно захватил с собой.– Теперь Уицилопочтли пришлось завести себе мальчика-поводыря, который ходит с ним по Шибальбе и рассказывает, что видит. Другие правители подкладывают на его пути камни и палки и смеются, когда тот спотыкается и падает. А теперь я пришел сюда на поверхность земли, чтобы превратить вас в людей.– Мы построим храм и принесем тебе в жертву каждого Мексиканца, который попадет нам в руки, о, Хунакпу Один! – крикнул Йаш.Именно на такую реакцию он и рассчитывал. Он тут же швырнул один глаз Уицилопочтли в Йаша, который, ойкнув от боли, потер плечо, куда попал глаз. Хунакпу в свое время был отменным подающим в малой лиге и отличался сильным броском.– Поднимите глаз Уицилопочтли, вы, собаки из Атетульки.Йаш долго шарил среди опавших листьев.– Как вы думаете, почему правители Шибальбы обрадовались и не наказали меня, когда я вырвал глаза Уицилопочтли? Потому что он разжирел от крови множества людей, принесенных ему в жертву. Он был жадным, и мексиканцы кормили его кровью людей, которых на самом деле лучше было бы отправить в поле сеять кукурузу. Теперь всех правителей Шибальбы тошнит от одного вида крови, и они будут морить Уицилопочтли голодом, пока он не станет стройным, как молодое деревцо.Опять раздались стенания. Страх перед Уицилопочтли глубоко засел в их душах – успехи мексиканцев в многочисленных войнах не прошли даром – и слышать такие ужасные угрозы в адрес могущественного бога было для них невыносимо. Ну что ж, они крепкие ребята, хоть и коротышки, подумал Хунакпу. А когда наступит время, я вселю в них отвагу.– Правители Шибальбы призвали своего короля из далекой страны. Он запретит им когда-либо вновь пить кровь мужчин и женщин, потому что король Шибальбы прольет собственную кровь, и когда они вкусят от его плоти и крови, то никогда больше не будут испытывать ни голода, ни жажды.Хунакпу вспомнил о своем брате, священнике, и призадумался, как бы тот расценил его трактовку христианского Евангелия в данный момент. Что касается конечного результата, то его он, несомненно, одобрит. Но пока Хунакпу еще не раз придется сталкиваться с щекотливыми ситуациями.– Встаньте и посмотрите на меня. Представьте себе, что вы люди.Они с опаской поднялись с земли и молча уставились на него.– Как я проливаю сейчас перед вами свою кровь, так и король Шибальбы уже пролил свою кровь для правителей Шибальбы. Они выпьют ее и никогда больше ее почувствуют жажды. В тот день люди перестанут умирать, чтобы накормить своих богов. Вместо этого они будут умирать в воде и восставать из нее возродившимися, а затем будут есть плоть и пить кровь короля Шибальбы, как это делают правители Шибальбы. Король Шибальбы умер в далеком королевстве, но сейчас он опять живет. Король Шибальбы возвращается, и он заставит Уицилопочтли склониться перед ним, и не позволит ему пить его кровь и есть его плоть до тех пор, пока он опять не похудеет. А на это уйдет тысяча лет, потому что старая свинья ела и пила слишком много!Он оглядел их и увидел выражение благоговейного ужаса на их лицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53