Странно…
Так и с двумя системами мышления — чтобы сделать людей управляемыми идиотами, достаточно загрузить логическое мышление пищей бессознательного, причём загрузить такой «защитной» системой, которая бы уморила бессознательное голодом. Если это «достижение» наложить на унаследованное внушение веровать в систему постулатов суверенитизма и не скупиться на бесплатные «образование» и зрелища (а с законченных кретинов и вовсе со временем можно за это брать деньги), то исполнитель точно останется в рабах, дети его тоже, и дети его детей…
Если что и удивительно, так только сила страсти людей (преимущественно среди пьяни, проститни и так называемой интеллигенции, то есть особо «обученных» суверенитизму), которые утверждают, что бессознательное не существует, дескать, люди руководимы расчетами разума, расчёты же опираются на факты общественной жизни. Эти «знатоки» постоянно ноют, дескать, их обделили, обошли, живут-де в богатой стране, а нищенствуют, что-де достойны положения лучшего, чем сплюнутое им положение прислуги, пусть даже высокооплачиваемой (скажем, министра или генерала).
Что ты, пьянь, жалуешься? Хочешь жить не по ощущению и не на основе теории стаи, а рассчитывать свои действия, основываясь на фактах?
Хочешь?
Основывайся!
Рассчитывай!
И упорствуй, что-де факт общественной жизни штука упрямая.
Репу только не протри.
Но, может, задумаешься хотя бы над тем, что слово «факт» привнесено в русский язык извне? И не так уж и давно?
Да, наши забытые предки, гилеяне, как-то обходились не только без слова «факт» как такового, но и без его аналогов — и в рабах ни у кого не были. Что взаимосвязано. Ибо гилеяне, похоже, знали не только то, что известно главраввинату, но и, как будет показано ниже, много больше.
Перед главраввинатом комплексовать не надо и по другой причине: их вода только мёртвая.
Вспомните гилейскую народную мудрость: мёртвая вода, да, ценна — она может срастить части тела рассечённого (суверенитизмом?) двуногого без перьев и с плоскими ногтями. Но вернуть дух во внешне целое тело и сделать его человеком может только вода живая.
Мёртвая вода недвижима, потому её и могут спрятать — до времени! — но живая вода существует в движении по определению. Нет таких преград, которые её могут остановить. Потому и спрятать её невозможно. Живая вода много важнее, чем действительно необходимая мёртвая.
Живая вода жива в движении — от одного ищущего к другому. А из сына главраввина знания даже с в общем-то пустяшной второй ступени теории стаи приходилось тянуть разве что не клещами.
Поскольку абсолютное большинство русских и русскоязычных читателей прочно забыли основы русской народной мудрости, то вынужден повторить сказанное на языке, стилизованном под привычный суверенитизм: знание об удивительных свойствах бессознательного важно, но за пределами естественных наук ожить оно может только в пространстве теории стаи.
В русской же мудрости всё очевидней: жизнь кладёт на поиски живой и мёртвой воды не ктонибудь, а сам замечательный Иванушка-дурачок (один из «псевдонимов» — Пьер(о) Безухов). И только ему и оказалась по плечу эта задача.
Слово «ощущение» у тестя-«главраввина» вообще было одно из самых ходовых.
«Казалось бы, если верить результатам этой серии экспериментов… но по ощущению…»
Или ещё более загадочно:
«Казалось бы, если верить газетам… но из простых соображений следует…»
Теперь понимаю: ощущение — это процесс (нечто вроде живой воды), а простые соображения — это основание для продвижения в сторону верного результата (нечто вроде воды мёртвой). Если угодно, простые соображения — такая система постулатов, которая ведёт к успеху при соприкосновении с континуумом человеческой массы.
К преимуществам ощущения привыкаешь настолько, что забываешь, что далеко не все им владеют. Порой даже удивляешься: а почему обычный суверенитист, с которым ты пытаешься порассуждать, за тобой не поспевает? Не догоняет?
Освоишь, читатель, ощущение в пространстве теории стаи и тоже это прочувствуешь.
А вот про простые соображения при разговоре не забываешь. Может, поэтому их легче скрыть?
Пытаясь разрешить — бессознательно — загадку скрываемой от меня системы постулатов простых соображений я, среди прочего, долго думал: почему в русском языке нет слова, аналогичного завезённому к нам цивилизаторами «факту»?
То, что «факт» из языка цивилизаторов России, понятно. Поверишь — и подломятся колени…
А что тогда есть, если факта нет? Фактами из общественной жизни доказали, что Войну выиграл Сталин, затем фактами доказали, что Войну выиграл Хрущёв, опять-таки фактами поочередно легко доказывали, что войну выиграли Брежнев, Андропов, предатели родины и евреи. Сладкоголосые певцы, правда, таки всегда идут на уступку: дескать Войну выиграл народ.
Но по ощущению на просторе теории стаи получается, что стадная составляющая народа может выиграть только незначительную войну, а вот великую войну выиграть может только ничтожная часть народа — неугодники.
Мысль можно усилить: из теории стаи (простые соображения — лишь её часть) следует, что всякую великую войну, в особенности если в неё вовлечена метанация, выигрывают неугодники. Она потому и Великая, что сверхвождь оказался глуп, не освоил третьей ступени теории стаи, не принял во внимание существования неугодников, и путь к мировому господству прочертил через земли метанации.
Впрочем об этом во втором томе «Катарсиса».
В период «породнения» с главраввинатом я, как и все, верил в факты и даже не предполагал существования простых соображений —то есть был глуп как и всякий суверенитист.
Я был глуп и когда, находясь уже в третьем браке, стал аспирантом Института Российской истории РАН. Это сейчас я понимаю, что вне теории стаи (или хотя бы простых соображений) история превращается в полную чушь. В инструмент порабощения населения. Или в демонстрацию убогости самих историков, опутанных суверенитическим мышлением.
Тогда я рассуждал как многие: занимаются историки самым сложным объектом окружающей действительности — человеком, его взаимосвязями с другими людьми, следовательно, должны не только разбираться в действительности, но и вообще быть интеллектуально развитыми, по меньшей мере силой ума выделяться из прочих категорий не то что населения, но даже и учёных. Писать они, понятно, могут не то, что думают, — кто дэвушку ужинает, тот её и танцуэт — но ведь есть же и внутренний мир, общение с себе подобными мыслящими!
Но что меня поразило, когда я, оформив соответствующие документы, был допущен в их среду (достаточно закрытую), так это действительно сила их ума — историки оказались много тупее не то что химиков или химфизиков, но даже завсегдатаев пивных. Я был потрясён. Фактов, да, они знали множество… Но почему они много тупее других? Тех же, скажем, химиков?
Замечательный мыслитель современности Николай Николаевич Вашкевич, автор книги «Системные языки мозга», объяснил бы это наблюдение следующим образом. Название профессии, с которой отождествляет себя человек, является кодом, управляющим им из подсознания. Но название нужно читать на одном из двух системных языков мозга. «Химия» это всё равно что «симия» (от этого слова происходит слово «семантика» — наука о смысле слов). Иными словами, идущая из подсознания химика сила преданности симии будет подталкивать к поиску в происходящем глубинного смысла, к несколько большей, чем у окружающих, самостоятельности мышления.
Следствий из этого знания множество. Одно из них то, что в государствах с марионеточным правительством (управляемым извне) в высших эшелонах власти будет мало химиков или их не будет вовсе, и наоборот.
Это наблюдение о сравнительной с химиками тупости историков переполняло и без того полную странностями чашу жизненного опыта. Учитель, конечно, есть везде, но порой голос Его особо различим…
Я тогда ещё не был знаком с трудами Н. Н. Вашкевича — жизнь постоянно подтверждает верность некоторых сторон его концепции — и потому объяснил наблюдаемое другими, тоже верными, соображениями. Если кто и делает из факта культ, так это историки — за что и расплачиваются.
И не случайно историкам так ненавистен принцип психологической достоверности. А Лев Николаевич Гумилёв, пытавшийся реконструировать некоторые аспекты теории стаи, — и вовсе ненавистен.
Когда, еще в советский период, подорожали какие-то предметы роскоши (золото и т. п.), мой тесть вздохнул и сказал, что теперь сливочное масло будет хуже.
Я не понял и высказал сомнение.
Он, обидевшись, пояснил:
«Те, кто поставлен отвечать за масло, захотят пользоваться предметами роскоши в объемах, к которым привыкли».
Теперь я бы сказал так: что бы ни случилось вовне, психотравма остается и управляет исполнителем.
Кстати, о масле. Действительно, через некоторое время отечественное масло на хлеб намазывать стало неприятно: под ножом стали выступать крупные капли воды.
Получается, что хотя они нас учат, что люди живут по карлмарксовской торгашеской схеме, то есть подобно лавочникам логически высчитывают, что им выгодно, а что нет, сам главраввинат мыслит совсем в другой плоскости — и они, владеющие простыми соображениями, предзная по меньшей мере ближайшее будущее, всегда суверенитистов седлают.
Сын главраввина, умевший всего добиться, отмалчивался, от меня разве что не бегал, но даже по отрывочным замечаниям, вроде предсказаний о скором ухудшении качества масла, он выдавал, что находится в курсе по меньшей мере некоторой части второй ступени теории стаи.
Теория стаи будет воссоздана — иначе невозможно исполнение древних пророчеств о глобализации (объединение всех подхалимов планеты в единую иерархию), за которою так на наших глазах бьются, как и было предсказано ещё тысячи лет назад, «иудовнутренники» и их прихвостни.
Воссоздана же в полноте теория стаи может быть только в России — ибо для её воссоздания требуется сила критического ума гилеян.
Достижения француза Лебона — пустяки, так, небольшой плацдарм на второй ступени. Главраввинат — и я тому свидетель — знает много больше. Постулаты у Лебона всё равно подхалимские: в толпу-стаю у него входит только чернь и площадные вожаки, а высшие вожди уже не толпа, а личности.
Лев Николаевич Гумилёв, тот самый, который, лёжа на асфальтовом полу под нарами раскалённой жарой Лубянки, сочинял замечательные стихи о прекрасной, необыкновенной судьбе России в веках и тысячелетиях и размышлял над теорией стаи продвинулся в ней далеко: у него в стаю вошли и вожди — это мощный прорыв в осмыслении человеческого общества.
Но этот, самый важный вклад Гумилёва в Знание не замечают даже его номинальные последователи.
Жаль только, что по Гумилёву стая почти не несет отпечатка прошлого: измени, по Гумилёву, обстоятельства окружающей среды — и характерные мерзости народа вскоре будут уже другие.
С последователями-суверенитистами Гумилёва получилось как всегда (хотя хотели они как лучше): хромую часть изысканий Льва Николаевича они ценят, а главного — не замечают.
Систематическое изучение теории стаи логично начинать с первой ступени. С «яблочка от яблоньки». А здесь краеугольный камень, выражаясь современным языком, — это понятие невроза, то есть непроизвольного повторения событий прошлого.
В массовом (среди психологов) понимании «прошлое» — это прижизненные события.
В самом деле, как ловят, скажем, убийц? У них есть такое свойство — они вновь и вновь воспроизводят обстоятельства своего самого главного в жизни преступления против нравственности (того стержня, который сохраняет за человеком тот уровень критического мышления, который пропускает человека в неугоднический мир). Маньяки-убийцы не могут не вернуться на место, скажем, убийства — и здесь их ожидает засада. Все знают, что на месте пролитой крови сыщики устраивают засады, но власть психотравматического следа от преступления много сильнее расчётов разума.
Преступник может вернуться к жертве — на похороны — это из той же «оперы» и здесь его тоже ждёт засада.
Ещё убийца может полностью воспроизвести только обстоятельства убийства, жертва может быть и другой. При такой канализации невроза его поймать труднее. Но круг всё равно сужается.
Совсем плохо (с точки зрения сыскарей), если убийца начинает воспроизводить убийство символически. Можно было бы его словить по непонятным («неадекватным») движениям рук, скажем, в состоянии подпития, — но беда в том, что очень уж много людей навязчиво совершают те же движения, нередко организуясь в клубы «по интересам».
Иными словами, находящийся в розыске маньяк отнюдь не одинок, вокруг него много троюродных и десятиюродных братьев — пра-пра-пра-а-а-а-дедушка у них был общий, и был не безгрешен вполне определённым образом.
Развивая тему логически, мы, минуя уже обсуждённый уровень феномена национального характера, оказываемся у важнейшей оси творчества так и не понятого массой Михаила Булгакова: жизнь любого индивида вращается вокруг главного преступления его рода (этноса, субстаи и стаи), потомок наследует боль от психотравмы, полученной его преступным предком.
Это очень важный элемент теории стаи — продвигаясь по цепочке предков можно прийти к пониманию главной темы «Мастера и Маргариты» — значимости в жизни каждого Сверхпреступления, предельного преступления в истории человечества, которое и определяет в наше время странности поведения уже практически всего населения планеты.
Итак, тема рабства преступлению предка — первая ступень теории стаи.
Главраввинату, если их прапредок-первосвященник искренне веровал, что Иисус не Сын, первая ступень теории стаи тоже известна не полностью. Они признают власть мелких страстей, но не логично отворачиваются (на зрителях) от знания о главной страсти — «порождённой» Сверхпреступлением.
А ведь знание о коллективном Сверхпреступлении очень важно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32