Казалось, будто он стоит, прислонившись к одинокому столбу посреди пустого пространства, а не в переполненном клубе. У него были карие глаза. Он показался мне едва ли не самым скромным парнем на этом концерте, и я удивилась, заметив, что его свитер заправлен за ремень с огромной медной пряжкой с надписью: «Уайатт». Мужчина наклонил бутылку, вылил себе в рот остатки пива, обернулся и посмотрел прямо на меня: наверное, почувствовал, что я на него пялюсь.Когда концерт закончился, я осталась в надежде, что Мэй не сочтет меня назойливой, если я поздороваюсь и похвалю се выступление.– Черт возьми, ты все-таки пришла?! – завопила Мэй, выскочив из-за сцены. Она разбежалась, обогнула нескольких завсегдатаев и прыгнула мне в объятия, обхватив меня тогами за талию.– П-привет! – Я покачнулась под ее весом. Мэй отпустила меня и соскочила на пол. Она уже успела снять платье и переодеться в джинсы и кофточку с капюшоном. Ее потные волосы были собраны в хвостик. – Ты была великолепна. – Надеюсь, она поймет, что я это от чистого сердца.– Еще бы. Я же тебе говорила – приходи. Погоди, дай я тебя кое с кем познакомлю. – Мэй схватила меня за руку и потащила в конец зала. По дороге она выхватила у меня бокал с виски и сделала несколько глотков. – Эх, вкуснятина! Уважаю крепкие напитки, – заявила она. – Эй, Эдам!Мэй постучала по спине одного из парней, одетых в футболки и рваные джинсы, – по-моему, это был барабанщик. Он обернулся.– Это моя – ты ведь вроде как моя начальница, верно? Джесси. А это Адам, наш гитарист.– Привет. – Он кивнул мне. – Мэй часто о тебе говорит.– Да? – удивилась я.– Она говорит, что ты крутая.– Ну... – Я решила поддержать Мэй. – Еще бы. Она улыбнулась и снова куда-то меня потащила.– Вон там Дево, наш барабанщик. Блин, он сейчас треплется со своей психанутой девицей, так что забудь о нем. Кто тут еще у нас есть? А, Уайатт! Уайатт, поди сюда, ятебя кое с кем познакомлю!К нам обернулся парень, который во время концерта заметил, что я его разглядываю.– Вот ты где, котенок. – Он улыбнулся Мэй и поцеловал ее в щеку. – Сегодня ты была несравненна. Я серьезно. Твое лучшее выступление.– Спасибо. – Мэй сияла и взволнованно приглаживала волосы. – А это Джесси. Она работает вместе со мной в «Клетке».Уайатт пожал мне руку.– Ты так же сильно, как и Мэй, ненавидишь эту, как ее, Тарин?– Думаю, еще сильнее, – ответила я.– Это невозможно. – Мэй снова отхлебнула виски и отвернулась, здороваясь с очередным приятелем.– Мэй говорит, ты художница, – сказал Уайатт.Я не сразу поняла, что это обо мне: я давно уже перестала считать себя художницей.– А-а... Да нет, я забросила творчество.– Но ты занимаешься дизайном интерьера. – В своем пушистом свитере Уайатт смахивал на большого плюшевого мишку. Не совсем в моем вкусе, но все равно симпатичный.– Да. Но это скорее работа декоратора.– Понятно. – Уайатт покачал головой. – Но ты училась на художницу.Он говорил с легким акцентом. Паренек явно вырос в Техасе, подумала я.– Да, училась. Правда, недолго.Он легонько похлопал меня по плечу, мол, я так и знал, и рассмеялся.– Вот я тебя и вычислил.– Прости, ты о чем?– Да о грани, которая проходит между дизайном и искусством. В том смысле, что дизайн функционатен, а искусство – нет, – сказал он. – Тебе не кажется, что учителя несут весь этот бред лишь для того, чтобы казаться умнее? Их слова подобны ослепительному камуфляжу, они... – Уайатт задумчиво уставился в потолок, подыскивая слова. – Они мешают разглядеть, что учитель-то твой на самом-то деле не так умен, как кажется. А может, даже полный профан. Как ты могла на это купиться?– М-м... – Я пыталась придумать подходящий ответ. Странно, что «плюшевый мишка» вообще завел разговор на такую тему. – Нет, я все понимаю. Но существуют определенные правила классификации. А то бы мы не могли отличить, скажем, скульптуру от наброска будущего здания и...Уайатт склонился ко мне.– Но разве Браикузи не сказал: «Архитектура суть населенная скульптура»?«Ну и ну», – подумала я и хотела загнуть какую-нибудь красочную цитату насчет искусства, но, как назло, ничего не приходило в голову. Странно: я ненавижу таких людей, как профессор Флук и Тарин, и вдруг сама начинаю вещать о каких-то правилах. И когда это я успела заговорить на их языке?– Ты уж извини Уайатта, – вмешалась Мэй. Она слушала нас уже где-то с минуту. – Мир не видел более упертого сукина сына. Послушай, – Мэй положила руку ему на плечо, – кончай придуриваться. Принеси лучше мне выпить. – Она тряхнула хвостиком.– Мигом, – улыбнулся Уайатт. Затем обернулся ко мне: – А тебе, декоратор, принести еще виски?Я пробормотала, что мне пора домой.– К тебе Зак должен прийти? – спросила Мэй.– Ага, – солгала я.– Ну ладно. – Похоже, Мэй была разочарована. – Но все равно спасибо, что пришла. Я так рада, честное слово! Завтра поговорим, хорошо?– Конечно, – сказала я и направилась к выходу. И остановилась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Обернулась: рядом с баром стоял Уайатт и не спускал с меня глаз. На этот раз он отвернулся первым. Глава 22Вдовья лихорадка В декабре Тарин, как водится, укатила на Гавайи, запретив мне поддерживать с Биггенз какую бы то ни было связь – мне ей даже е-мейл нельзя было отправить. От скуки я швырялась обломками пенопласта в фамильную вазу и орала «Гол!» всякий раз, когда попадала. Тем временем Мэй засыпала меня вопросами:– Хочешь сказать, что не проходит и пяти секунд, чтобы тебе не хотелось сорвать с Зака одежду, и тебе это кажется странным, так как вы с ним уже давно знакомы? – Примостившись за рабочим столом Тарин, она засунула руку в пакетик картофельных чипсов и отхлебнула апельсиновый сок.– Да, как-то странно. – Я поморщилась: ну кто запивает чипсы апельсиновым соком? – До сих пор чувствую себя не в своей тарелке. Иногда. Короче, не знаю. – Я покачала головой. – Но неправильно было бы говорить, что всякий раз при виде его я думаю о сексе. – Я с ужасом наблюдала, как Мэй положила в рот жвачку, а следом засунула пригоршню чипсов. – Что ты делаешь?!– А я люблю, когда жвачка хрустит. К тому же получается два вкуса в одном: соленый и сладкий.Я поморщилась. Она пожала плечами.– А вообще интересно, – продолжила она ту же тему. – Я заметила, что последнее время ты говоришь о Заке реже, чем, скажем, месяц назад.– Просто все, что могла, я уже рассказала.– А может, ты просто к нему охладела? Я чуть не подавилась содовой.– Спасибо, Мэй, за внимание ко мне, но все гораздо сложнее.– Ладно, не дергайся. Я просто спросила. И еще меня интересует: если бы ты решила с ним порвать, как бы ты это сделала?– Сказала бы ему открытым текстом, что хочу расстаться– Ну да! Все не так-то просто. Я вот о чем хотела спросить: если бы ты действительно решила расстаться с Заком, как бы ты подошла к делу, учитывая сложившиеся обстоятельства?– Никогда об этом не думала.Действительно, я никогда всерьез не рассматривала возможность нашего разрыва. Мне казалось, что мы сумеем наладить отношения. Иначе и быть не может.– Тебе нужно придумать «оговорку о выходе», – сказала Мэй, хрустя жвачкой. – Просто на всякий случай. Именно так я поступила со своим гитаристом, Эдамом. Несколько лет назад мы встречались, а когда расстались, спокойно продолжили работать вместе. Понимаешь, Зак не может тебя бросить, потому что ты – лучшая подруга его покойной жены, а ты не можешь с ним расстаться, потому что вдовцов кидать нехорошо. Врубаешься?Мэн протянула мне пакетик с чипсами. Вдовцов кидать нехорошо... Пожалуй, в этом заявлении что-то есть.– Мэй, – сказала я, – если хочешь, приходи на свадьбу моего брата.Брин вернула Генри приглашение с извинениями и туманным обещанием заскочить, «если позволит график». С тех пор как она отменила наши вязальные посиделки, мы с ней не разговаривали. Когда Генри сообщил мне о ее отказе, я взбесилась и бросила трубку, поклявшись, что больше никогда не позвоню Брин. Это было последней каплей. Видимо, она больше не желала иметь со мной ничего общего, а я устала с этим бороться, мне надоело расстраиваться и постоянно думать о ней. Я решила больше не мучить себя и не гадать, почему наша дружба, продолжавшаяся десять лет, закончилась. Так захотела Брин. Я старалась не падать духом, но все равно чувствовала себя несчастной. Хоть я и злилась на Брин, мне ее не хватало.– Долго же ты собиралась, – хмыкнула Мэй. – Чему обязана честью?Сказать ей или это прозвучит слишком сентиментально? Ладно, будь что будет.– Я хочу, чтобы мы были подругами. – Мне было неловко, словно я Мэй на свидание приглашаю. – Если ты не против. То есть, может, тебя смущает, что мы работаем вместе, и все такое...– Джесси, иногда ты меня просто убиваешь, – заявила Мэй. Она засунула жвачку в пустой пакет из-под чипсов и бросила его в урну. – Ты почти ни с кем не общаешься, за исключением узкого круга институтских приятелей, и не замечаешь очевидного: мы уже подруги.Зак пошел со мной выбирать мороженицу, свадебный подарок Хамиру, а затем – набор пляжных полотенец с изображением футбольных мячей, которые заказал Генри. Я попросила, чтобы подарки завернули прямо в магазине: свадьба состоится уже через неделю, и за суетой я могу забыть купить оберточную бумагу и ленточку. А потом мы отправились в магазин «Бест бай» за посудомоечной машиной для Зака. Его дом понемногу обретал стильный вид. Я даже подумывала, не сделать ли несколько снимков: может, ими заинтересуется какой-нибудь журнал по дизайну? Вот тогда Тарин меня точно четвертует.Мы шли между рядами посудомоечных машин, которые становились все более навороченными и блестели хромом и сталью, словно старые авто, переделанные для участия в уличных гонках. На руке Зака тоже что-то блеснуло: обручальное кольцо. Тут что-то не так: он его уже несколько месяцев не надевал. Даже белая отметина на пальце успела исчезнуть.– Что это ты вдруг? – спросила я, легонько притронувшись к кольцу указательным пальцем, чтобы он не подумал, будто я сержусь.– А, это? – Он повертел кольцо. – Ничего. Так, захотелось поносить. Хочешь, чтобы я его снял?– Нет. – Я сама не знала, хочу ли я этого. Пожалуй, нет. – Не хочешь поговорить?Зак засунул руку в карман. Его голубой взор затуманился. Он отвернулся и принялся читать техническую характеристику какой-то роскошной посудомойки, обладавшей «беззвучной изоляцией».– О чем конкретно? – спросил он.– Ну, не знаю. – Я улыбнулась, чтобы не нагнетать обстановку. – О чувствах, например.– Я чувствую себя превосходно.– Ну что ты, Зак! Нельзя все время чувствовать себя превосходно. Никто этого от тебя и не ждет. – Я потянулась к его руке.– Но я и правда чувствую себя замечательно, – сказал он и перешел к другой посудомоечный машине.Я поинтересовалась, что сказала насчет кольца доктор Бивер.– Что? А... Я к ней больше не хожу. Я повернулась к нему.– Но по вторникам тебя допоздна не бывает дома! Где же ты пропадаешь?Зак раздраженно поморщился.– Нигде. Просто гуляю. – Он усмехнулся. – Разве это не мое право – решать, ходить мне к психологу или нет?– Конечно, – кивнула я.Значит, он перестал ходить на прием к Бобрихе. Когда же это случилось? И почему?В воскресенье мы пригласили на ужин Лору с Чазом. Они были единственной парой, которая смирилась с тем, что мы с Заком вместе. Вначале все шло гладко: Лора рассказывала мне о новом дизайн-проекте, который она готовила для благотворительного общества в Лонг-Бич, а я старательно избегала разговоров о Брин. Но после ужина, во время настольной игры-викторины «Гонка за призом» по мотивам «Звездных войн», Зака словно какая-то муха укусила.– Это был не Тантуин, – заявил он, склонившись над столом.– Нет, Тантуин, – возразил Чаз.– Ну да. – Лора сняла очки и протерла их краем блузки. – Помнишь? Лейю еще спросили, где повстанцы, и она говорит – в Тантуинс, а потом взорвали Алдераан.Чаз кивнул:– Да, и на карточке так написано.– На карточке все неправильно написали, – покачал головой Зак.– Зак, ты что? – спросила я и выразительно покосилась на Лору, мол, когда это он успел нализаться?– Давайте сверимся с фильмом. – Зак хотел встать, но споткнулся о тахту.– Да ладно тебе, Зак, – сказал Чаз. – Черт с ним.– Нет, я найду эту сцену. – Зак, покачиваясь, направился к полке с дисками.– Зак! – воскликнула я.– Да отвяжитесь вы все, сказал найду, значит, найду, – огрызнулся он.Лора сделала страшные глаза. Потом потянула Чаза за рукав.– Знаешь, мы пойдем, – сказала она. – А то я уже устала.– Ага. – Чаз поднялся, бросил карточку на стол и надел черный кожаный плащ. Я видела, что он злится, но изо всех сил сдерживается.– Отдохни, приятель, – сказал Чаз и похлопал Зака по плечу.– Все равно я прав, – стоял на своем тот. Закрыв дверь, я повернулась к нему и спросила:– Какого черта все это значит?– Этот Чаз иногда такой придурок, – поморщился Зак. Я сказала, что ничего такого за Чазом не замечала.– Да что ты вообще замечаешь? – фыркнул он и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.За секунду до того, как заснуть – Зак уже сопел рядом, – я поняла, что он прав. Нет, не в том, что Чаз придурок, а насчет того, что я ничего не замечаю. Я совершенно забыла, что скоро годовщина смерти Сесил.– У вас есть отдел, посвященный трауру? – спросила я девушку за кассой книжного магазина, куда заскочила в обеденный перерыв. Я отоварилась в кафе булочкой и собиралась сжевать ее за просмотром книжек. Продавщица оторвалась от журнала и посмотрела на меня: она была до того похожа на Дерри, что мне захотелось пригнуться и спрятаться за стойкой с календарями. Но она просто предложила мне подняться на третий этаж. Там я обнаружила целый стеллаж, посвященный трауру. Полистав книги, покупатели клали их куда придется. Очевидно, материалы по оплакиванию усопших пользовались особым спросом. Каких только книг тут не было! Траур по родителям, по животным, по супругу...Сегодня утром я слышала, как Зак плакал в душе.Я не знала, что делать. Мы словно попали в какую-то спираль: мне казалось, что хватит уже горевать, а Зак неизменно возвращался к исходной точке. Для него Сесил словно бы умирала заново. Из моей же памяти постепенно стирались ужасные больничные сцены:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35