Ты можешь сделать мне одолжение и замолчать? Пожалуйста!
— Шесть лет я думала о тебе, спрашивала, выискивала хоть какую-то весточку от тебя… И вдруг, нежданно-негаданно, благодаря тому, что мне потребовалось купить пачку сигарет, я встретила тебя.
— Именно тогда, когда у тебя возникли проблемы. Надо же, какое совпадение!
— Да, милый, на свете бывают совпадения. И теперь я опять беременна. Я чувствую себя точно так же, как в прошлый раз. В тот раз я не ошиблась и уверена, что не ошибаюсь сейчас.
— Замолчи. Ты чересчур патетична.
Эльза взяла пачку «Данхилла», повертела ее в руках и протянула мне.
— Прочти, что написано внизу, — попросила она.
— «С пониженным содержанием никотина и смол». И что?
— Читай дальше.
— «Министерство здравоохранения предупреждает: курение во время беременности вредит будущему ребенку». Очень интересно. Так и хочется пожалеть тебя.
— Поэтому я и перешла на ментоловые, дело вовсе не в цвете моих глаз, я делаю это ради нашего ребенка, Макс. Я уже давно смирилась с тем, что ты не обращаешь никакого внимания на такие детали. Если мы выкрутимся, обещаю тебе, что я совсем брошу курить.
— Не говори ерунду.
Я надел брюки. Вкус мести оказался более горьким, чем я ожидал.
— Мы, женщины, всегда знаем это. Не спрашивай как, но знаем.
— Хватит нести чушь. Я не собираюсь связывать свою жизнь с первой, насочинявшей с три короба.
— Мы не пользовались презервативами.
— Я, конечно, не гинеколог, но не думаю, что уже через два дня ты можешь быть так уверена, что находишься в интересном положении. — Я намеренно использовал это выражение, хотя сомневаюсь, что Эльза была столь же чувствительна к словам, как я. — Что ж, если ты хочешь, чтобы я опять подался в бега, просто попроси еще разок жениться на тебе.
Эльза была стойкой как скала. Чтобы эта скала зашаталась, требовалась целенаправленная разрушительная работа: ударить с одной стороны, добавить с другой… По почкам, по лицу, потом по печени. Я бичевал ее и чувствовал себя жестоким боксером.
— Как ты можешь говорить такое? Я люблю тебя.
— Вот и продемонстрируешь мне это сегодня вечером в баре.
— Я буду любить тебя, пока смерть не разлучит нас.
Я заметил свисавший со стула джемпер.
— Знаешь, на кого ты сегодня похожа? На змею, меняющую кожу.
— У какого-нибудь овоща… у любого безмозглого овоща больше чувств, чем у тебя…
Прислонившись к стене и обхватив руками колени, Эльза безутешно плакала, а я чувствовал себя мешком с мусором и всякой дрянью. Подаренные ею часы упали и валялись рядом с моими старыми ботинками. Даже когда они лежали вот так, в куче, было невозможно представить, что эти две вещи принадлежат одному и тому же человеку.
Я надел часы, прицепил свои доспехи, завязал шнурки на ботинках и закончил одеваться. Я был сыт по горло невозможностью просто взять и поверить словам, слетавшим с ее губ. А насколько все могло бы быть проще… Но Эльза была запутанным лабиринтом, а я не мог рассчитывать на помощь Ариадны. Я рассовал по карманам все свое добро.
— Я должна рассказать тебе кое-что о кокаине, — проговорила она, справившись с рыданиями. — Годо украл его не один.
— Конечно нет, — откликнулся я, — я с первой секунды знал, что за этим стояла ты, сколько бы ты ни клялась и ни божилась.
Эльза опять разрыдалась.
Я ненавидел сам себя, но злобный мстительный голосок продолжал нашептывать: давай, нажимай дальше, она уже почти испеклась, добавь еще.
— Что за чертовщина с тобой творится? Прежде даже вид мертвого младенца не заставил бы тебя заплакать. У тебя водопроводные краны вместо глаз? Тебя трахнул водопроводчик?
Я смотрел на нее.
Никогда в жизни я не видел никого, кто был бы так близок к совершенству, как эта женщина. Ее голос мог быть ледяным, как полярный воздух, и горячим, как ветер Сахары. На ее теле, словно на чудесном музыкальном инструменте, можно было исполнить «Аранхуэсский концерт» , ее ноги казались стеблями гладиолусов. Неправдоподобно зеленые кошачьи глаза мерцали, как драгоценные камни. Ярко-алые губы в форме буквы М, брови как крылья летящей ласточки. Резко очерченные, будто только из-под резца талантливого скульптора, скулы. А ее улыбка была настолько чиста, что любой, кто не знал о ее потаенных страданиях, решил бы, что именно эти руки сеют семена радости и пожинают колосья счастья. Эта невероятная красота сбивала с толку, делала людей беззащитными и потерянными. Как будто тебя темной ночью выкинули из самолета над бушующим морем. Выплыть и не утонуть — уже подвиг.
Я открыл дверь.
— Это не я, — прошептал за моей спиной хриплый от рыданий голос.
Лучше уйти. Сто раз повторенная ложь похожа на правду, как сестра-близнец. А из уст такой женщины, как Эльза, достаточно услышать вранье всего три раза.
39
Улица встретила меня порывами ветра и ледяными оплеухами, и я подумал, как печальна моя победа, как постыден мой триумф в двести четвертом номере. Я пошел домой. В почтовом ящике валялись три одинаковых листочка с рекламой и конверт с фотографиями, сделанными в баре на стадионе. Роза была ослепительна. Я спрятал фотографии в бумажник. Денег не было, оставалась только разорванная пополам бумажка. Я склеил половинки скотчем. Проверил, заряжены ли пистолеты, повесил на гвоздь старые брюки и куртку, принял душ и облачился в новый костюм. Он сидел на мне как влитой. Жаль, если его изрешетят пулями, но уж коли суждено умереть сегодня вечером, хотелось бы уйти из жизни элегантно. Я не Макс — я мистер elegance. Я достал из коробки новые ботинки. Аура их презентабельности осеняла и того, кто был в них обут. В полном соответствии с ценой. Я включил вентилятор, и по комнате закружил снег. Мне вспомнились детские драки во дворе колледжа, уличные побоища. Вспомнилось, как вместе с родителями и сестрой я ездил на экскурсию в Ла Гранху и гулял по заснеженным садам. Следовало бы написать им хоть пару строк, но я давно не знал их адреса. Я засмотрелся на фотографию, где мы были запечатлены все вчетвером. Перышки летали в щекотном воздухе, а я думал, что никогда не гулял с Эльзой под снегом, и, конечно, припомнил ночь с Розой. Я выключил вентилятор.
Ожидается хорошая перестрелка, изрядный салат из пуль, и, если вдруг закончатся патроны, можно разделить судьбу тех лопухов, из которых в подобных переделках выпустили майонез. Я взял коробку с гильзами и машинку для снаряжения патронов « Lyman All- American», «микроскоп», как в шутку называла ее Эльза, хотя на месте увеличительных линз у нее красовались весы, пресс, формовочное устройство и штука для установки капсюля. Нужно вернуть гильзе ее первоначальную форму, установить капсюль, засыпать порох и, наконец, приладить пулю. Пули с полой головкой, двадцать четыре дробины, в одном грамме — 15,5 дробины, марка «сьерра», при попадании снаряд разрывается и дробь разлетается, поэтому его убойная сила еще возрастает. Порох «норма» 1040, 4,8 пороховой единицы. Капсюль марки «бердан», 9-миллиметровые патроны «люгер», в наши дни все знают их как «парабеллум» 9 мм, или «парабеллум-Берлин». Все, этого мне хватит.
Я побрился, приготовил себе сок. Даже не взглянул на бутылку виски. Пока выжимал апельсин, припомнил адрес специалиста по татуировкам. Для этого не обязательно быть нобелевским лауреатом. Тщательно разработанный план Гарсиа наверняка в точности совпадал с моим; убить меня и остаться с Эльзой. Не берусь предположить, каковы были ею намерения в отношении Розы. Зная Гарсиа, не удивлюсь, если он уже готовил девочку к тому, чтобы заработать на ней.
40
Я съездил заправить автомобиль, в результате чего в моем кармане осталось всего две тысячи, стойко выдержал насмешливый взгляд, брошенный заправщиком на отреставрированную купюру, и отправился взглянуть на салон татуировок. Он располагался в жалкой лавчонке, где торговали серьгами, браслетами, ремнями с заклепками, черными рокерскими футболками и прочей чепухой. Похоже, хозяин лавки сказал оформителю: «Ты должен постараться и выдать все самое мрачное, жуткое, сатанинское. Понял меня, коллега?» И коллега понял.
За прилавком стоял огромный мускулистый тип в майке с узкими бретельками. Его руки были сплошь покрыты синими татуировками. У него были волосы апельсинового цвета, золотой зуб. сережка в левом ухе. Мне он показался страшней самого Люцифера. Из задней комнаты в исполнении неизвестных мне представителей heavy неслись звуки тяжелого металла.
— Ты встречал эту девочку? — спросил я, показывая ему фотографию счастливой пары. Он взглянул без всякого видимого интереса. Его физиономия выражала меньше, чем лик Пресвятой Девы из Эльче.
— Ты легавый?
— Нет.
— Ты приходишься детке папочкой?
— Опять мимо. Ты все время мажешь, Медведь. Он агрессивно навис над прилавком, опираясь на
ладони.
— Тогда убирайся, пока тебе не сделали татуировку на репе, недоносок.
Перекрывая музыку, из задней комнаты донеслись чьи-то жалобные крики. Они были похожи на мяуканье голодного кота или на вопли во время кошачьих свадеб.
— Что это? — поинтересовался я.
Чтобы парень не считал себя умнее других, я достал «астру» А-80, изготовленную в мастерских Гер-ники в 1981 году и известную как оружие большой убойной силы. Ее прообразом был «ЗИГ-Зауэр» П220, и внешними очертаниями «астра» сильно напоминает своего прародителя.
— Это моя собака. Она вчера ощенилась.
— Да ну? Я хотел бы взглянуть на щеночков. А ты пойдешь впереди, гомик.
Я шел на разумном расстоянии от него. Он открыл дверь. Я дал ему пинка и втолкнул в комнату. На столе ничком, на животе, лежала дрожащая Роза. Выше талии она была вполне одета, ниже талии ее прикрывали только розовые трусики. На белой, как слоновая кость, и тугой, как натянутый на барабан пергамент, коже ягодицы извивалась половинка змеи. Второй Медведь, на этот раз бритоголовый, орудовал электрической иглой. Он уже подступился к Розе, но еще не приступил к цветку.
— Одевайся.
Специалист по татуировкам обернулся. Его губы раздвинулись в опасной ухмылке. Я решил, что с меня хватит, и нажал на спусковой крючок — большой, аккуратно сделанный и удобный, позволяющий *целиться напрямую и демонстрировать меткость прямо-таки на уровне инстинкта. Пуля попала ему в предплечье, и, несмотря на размеры бицепсов, рука повисла. Он выронил иглу и отступил на пару шагов.
— Я не знаю, куда они дели мои брюки, — пролепетала Роза.
Она встала и, дрожа, подошла ко мне. Я нагнулся за гильзой и воспользовался моментом, чтобы взглянуть на ее изумительные ноги. Они показались мне самыми прекрасными в мире, совсем как Адаму ноги Евы.
— Неважно. Обойдемся без них, — сказал я, выпрямляясь и думая о том, что Адаму, в отличие от меня, не с чем было сравнивать.
Я за руку выволок ее из комнатенки. Я не был уверен, что она в состоянии реагировать самостоятельно.
— Ты влип, парень, — процедил оранжевоволосый.
Второй словно онемел, тупо уставившись на дырку в своей гладиаторской лапе.
— Захлопни клюв, Тарзан. И выбрось свою надувную куклу, а то, не ровен час, сдуется, да и придушит твои причиндалы.
Я вышел в магазин и закрыл дверь. Роза ждала меня, не зная, что ей делать.
— Пошли, — скомандовал я.
Это была хорошая мысль: смыться. Мы выбежали на улицу. Несколько любопытных, привлеченных звуком выстрела, отшатнулись от дверей при нашем появлении. Готов спорить, что большинство из них и не взглянули на пистолет, завороженные Розиными ногами и трусиками. И я их вполне понимаю. Мы вскочили в автомобиль и рванули с места. Ни один из культуристов не решился высунуть нос.
41
Роза молча сидела рядом со мной: очень бледная, в трусиках и с только что наколотой половинкой змеи. Казалось, последние события и моя манера нажимать железным указательным пальцем на спусковой крючок произвели на нее сильное впечатление. Мои действия не были излишними. Смертельное для некоторых прямое попадание, говаривал Гарсиа. Роза крутила ручку настройки радио, пока не наткнулась на волну, на которой передавали бакалао . Я убавил громкость. Эти «чумба-чумба, давай-давай» вредны твоим ушам, старая коняга.
— Я отвезу тебя домой, — сказал я.
— Нет!
Она задрожала. Я решил, что, поскольку ее схватили именно у меня дома, ее мучают плохие воспоминания. Она смотрела на меня широко открытыми безумными глазами.
— Ты обманул меня! — закричала она. — И ты тоже! Он очень страдал! Они отрезали ему палец, ты ведь знаешь?
— После того, как он умер.
— Они переломали ему пальцы! Они били его!
— Я не стал говорить, чтобы не сделать тебе больно.
— Кто ты такой, чтобы решать, когда мне должно быть больно, а когда нет?
Роза дрожала. Я подумывал, не дать ли ей пощечину. Решил немного подождать. Когда ты ведешь машину, неразумно давать по щекам женщине, у которой разыгралась истерика.
— Как ты узнала?
— Из газет. Я читаю газеты, понимаешь?
— Я врал для твоего же блага. Теперь ты знаешь: Годо мучился. Думаю, тебе надо бы что-то надеть.
— Я тоже так думаю, — согласилась она, и истерический смех смешался с солеными слезами. — Отвези меня домой к подруге, — попросила она, успокоившись. — Она даст мне что-нибудь.
— Где она живет?
— В Алкорконе. Мы вместе играем в баскетбол. Прости меня за сцену.
Я не успел ей сказать, что мой путь лежал в Сан-Себастьян-де-лос-Рейес.
— У меня нет времени, — ответил я. — Ты умеешь водить машину?
— Да. А ты умеешь танцевать?
Я улыбнулся. Сама Стерлинг Хейден не ответила бы лучше.
— Тогда ты оставишь меня возле бара, — сказал я, стирая с губ улыбку, на пару секунд осветившую мое лицо. — Езжай дальше на машине. Через четыре часа приезжай за мной ко мне домой. Если у входа в палисадник не будет стоять стул, сразу убирайся.
— Какой палисадник? — удивилась Роза. — Ой, извини! Стул? — быстро добавила она.
— Ну да. Это первое, что пришло мне в голову. Этот знак не хуже любого другого.
Я остановился и поставил машину на ручной тормоз. Мы прибыли. Мы посмотрели друг на друга. Роза прижалась ко мне, и я не смог сопротивляться. Да и не хотел. Ее губы прильнули к моим.
— Бессовестный, — довольно мурлыкнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21