Цилиндр он, конечно же, использовал для подаяний в пользу банка.
– Что это??? – спросил Василий.
– Здравствуйте, бабушка! Это же внучек Антонио! Ведёт себя как ангел! Как и обещал! – ответил Херувимов-средний Херувимову-старшему.
– Я убью этого урода!!! – трясся от гнева старший брат.
– Ты что!!! Это же супер-пиар!!! Такого нарочно не придумаешь! Посмотри, как все от него балдеют! – восторгался средний брат.
Элегантный, ехидный ангел или херувим, кого там изображал Антонио, пил виски, курил сигары, искрился смехом и циничными остротами. Он производил фурор и своими ужимками и ухмылками заражал всех каким-то неприличным радостным восторгом. Обидеться на него за какую-нибудь шутку или остроту было невозможно – это была сама невинность и простота! Как это ему удавалось, ни у кого не укладывалось в голове! Почти официальный банкет превратился в карнавал веселья и хаоса, где все оттягиваются по полной!
Все решили, что мероприятие так и было нетривиально задумано и виртуозно исполнено. Старший брат, к немалому своему изумлению, выслушал массу восторженных откликов по поводу банкета и своего «талантливого» брата. Самые солидные и нужные люди вместе с пожеланием успехов и выражением готовности сотрудничать подолгу его благодарили, трясли руку, говорили, что не помнят, когда так смеялись в последний раз, и будут рады, весьма рады приехать и посмеяться ещё и ещё!
«Всю жизнь он был шутом, но теперь от этого есть какая-то польза!» – сделали вывод старшие братья.
А у банка Херувимова появился новый логотип – ангел с крыльями, в цилиндре, с тростью и моноклем.
На следующий день сами собой посыпались заявки на выступления Антонио – всем позарез нужен был шут. Астрономические гонорары, которые назначал Антонио за свои выступления, никого не смущали. Молниеносно был создан продюсерский центр «Дохлый номер», и ещё несколько приятелей Антонио тут же стали шутами. Кривую насмешку Антонио подделать невозможно, пресса тут же окрестила его «самобытным» и «гениальным», и, возможно, не только из уважения к его гонорарам.
Первый президент России, что бы о нём ни говорили, по духу был истинно русским президентом, и шуты появились как нельзя кстати, в них он чувствовал что-то родное, и, зная об этом, чиновники наперебой звонили в продюсерский центр Антонио.
Но однажды лысоватый человек с бородкой положил на стол президента толстую папку с надписью: «Материалы об оскорблении чести и достоинства Президента Российской Федерации».
– Кто оскорбляет? – спросил президент.
– Шуты!
– Шуты! – повторил президент.
– И, кстати, представители духовенства недовольны, они категорически отказываются посещать мероприятия, где этот, с крыльями. Мы всё-таки христианская страна.
– Оставь это у меня, – махнул ладонью президент.
Лысоватый с бородкой вышел, а через пару минут вошел другой человек, без бородки, всей душой ненавидевший того, лысоватого с бородкой. Президент указал вошедшему на папку и произнёс:
– Пусть они знают своё место!
На следующий день появился проект положения о почётном звании «Народный шут России» и Указ Президента о присвоении новых почётных званий.
Лысоватый с бородкой всё-таки ещё раз зашёл к президенту:
– Может быть, рановато присваивать им звания? Они выступают перед правительством, перед крупными бизнесменами, а народ шутов почти не знает!
– Народ? А шуты – это, по-твоему, кто?!
Так «гениальный Антонио» и «великий Боря» – шут, великолепно пародировавший президента, первыми в стране получили новые почётные звания.
Когда Антонио начал свой шутовской бизнес, отношение братьев к нему резко переменилось. С детства они считали Антонио шутом, клоуном и придурком, но если дурь приносит деньги, то это уже не дурь, а бизнес, достойный уважения.
«Идиотские выходки» перестали раздражать братьев – теперь они находили их остроумными и даже смешными, и если все кругом говорят «феноменальный шут», то со временем даже родные братья могут в это поверить.
– А хочешь, Антонио, я сделаю тебя премьер-министром?
Они выпивали вдвоём, Антонио в тот момент был одет в яркий шутовской наряд.
– Мне этот костюм не снимать? Так и ходить в нём на заседания?
– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся президент, мечтательно глядя в даль, – это был бы, конечно, перебор!
– Тогда разницы никакой, у тебя уже есть премьер-министр, всё дело в костюме!
– А ещё, Антонио, мне донесли, что ты налогов не платишь.
– А ты посмотри, какие у тебя рожи в правительстве! Сколько им ни дай – всё мало будет! А учителям и врачам всё равно ничего не достанется.
– Это верно! – согласился президент.
Земные дела
Антонио не сразу понял, почему Людвика называет себя богиней.
«Одного взгляда» достаточно только для того, чтобы твой разум пришёл в замешательство. Но Антонио не привык беспрекословно подчиняться своему разуму. Ему нравилось действовать, когда разум в полном замешательстве и его заменяет лишь чувство восторга. Недаром в школе за ним закрепилась кличка Бешеный. Он с лёгкостью мог блефовать перед бандой незнакомых хулиганов, без колебаний загнав свой разум в собачью конуру. Тогда это была его стихия.
При этом он не был безмозглым идиотом, какими часто бывают такого рода люди, совсем наоборот. Был и другой разум. Возможно, у человека их много, и каждый из них может действовать на своём уровне – от абсолютного слюнявого благополучия до отчаяния полной безнадёжности.
А если разум стих, это не значит, что его нет. Человек может смотреть на мир через оконное стекло своего разума, самого стекла не замечая. Просто для разума в этот момент не находится дела. Но если его что-то возмутит, вот тут он и станет мутным, естественно, от собственного возмущения.
Бывают случаи: люди лицом к лицу сталкиваются с чем-то совершенно непонятным.
Человек, не озабоченный развитием своего разума, у которого «и так всё на месте», признается: «Чёт я не понял, кто кому мозги парит! Или у меня глаза вразбег, или это они закидывают?» Для не очень развитого разума в мире практически ничего нет непонятного и необъяснимого. Он неприхотлив, его устроит что-нибудь самое доступное, какой-нибудь Second hand. Как магнитом его тянет ко всему плоскому и однозначному.
Разум умного человека, пережив в одно мгновение чувство лёгкого замешательства, сразу начнёт давать объяснения. Это его прямая обязанность! Иначе он как специалист гроша ломаного не стоит! У него большие возможности для переработки всего непонятного и необъяснимого в какое-нибудь изысканное блюдо, с большим набором соусов, специй, взглядов, убеждений и несколькими вариантами мировоззрения, готовыми «под ключ». И всё это в зависимости от настроения и обстоятельств. На любой вкус!
Например, встретившись с богиней, разум должен был сказать Антонио: «Ну очень симпатичная блондинка! Жаль, что сумасшедшая! С этим надо что-то делать! И Людмила Петровна „тоже здесь“!
Антонио никакие изыски разума не устраивали. Что бы разум ни лепетал, Антонио всякий раз раскрывал обман: «Всё совсем не так!», и очередное сияющее всеми цветами радуги мироздание лопалось, как мыльный пузырь. Разум всякий раз вынужден был признаваться в своей некомпетентности и оправдывался тем, что «не в состоянии за всем уследить» и «должен принимать на веру».
«Никто ничего не знает! Разум может создавать лишь мыльные пузыри!»
Поэтому Антонио очень часто предпочитал действовать самостоятельно, не опираясь на разум.
Их взгляды встретились. Если чужой взгляд не интерпретируешь, то рискуешь потеряться в нём навсегда – никогда заранее не известно, с кем ты встретишься. Антонио представился богине. Она оценила это и действительно была «приятно рада».
Антонио назвал это нечто «свежестью взгляда». После того как он взглянул в глаза Смеющегося Духа, он знал, что такое возможно. Человеческим глазам в большей степени присуща «мутность» разума и совсем немного «свежести». И то, что произошло с Людмилой Петровной, он не мог не заметить.
«Человек без груза!» Это он понял, ему не надо было объяснять, что это такое. Эту «свежесть взгляда» в какой-то степени он замечал у детей, у влюблённых и у людей, внезапно вырвавшихся из лап повседневной озабоченности. Бывает такое! Краткий миг!
Ребёнка накажут. Между влюблёнными возникнет недоразумение. Человек, оторванный от забот, вернётся к ним, даже не заметив этого, он знает миллион способов, как вернуться к озабоченности, и не знает ни одного способа, как хотя бы частично вернуть себе «свежесть взгляда». Его снова размажет по жизни, и острота чувств и поступков превратится в однообразную кашу.
Однажды Антонио наблюдал, как одна молодая мама дала своей дочери подзатыльник по пустяковому поводу – она приглашала свою дочь в тот мир, в котором жила сама. «Свежесть» сразу погасла. Антонио подошёл к этой матери и дал ей подзатыльник, реализовав тем самым всю свою склонность к педагогике. Бессмысленный поступок!
Возвращаясь из хосписа, Антонио включил мобильные телефоны. Он должен был сделать это уже давно, поскольку, как и предполагал, какие-то мероприятия срывались, и все стояли на ушах. Срочно понадобилось его обязательное присутствие сразу в нескольких местах одновременно. Пока они ехали, Антонио по телефону уладил все вопросы.
– Дела! – сказал он Людмиле Петровне. – В принципе могу никуда не спешить, но после знакомства с богиней хочется чего-нибудь земного, и побольше!
– Ну что ж, это неудивительно! Я вас понимаю!
– А кто она, богиня кошек?
– Она моя самая близкая подруга – моя смерть.
– Почему вы так решили? Она же ничего подобного не говорила!
– Странно, но я знаю! Много сегодня странного, Антонио! Странности иногда раскалывают жизнь, как орех. А кто этот смеющийся мужчина с кудрявой бородкой?
– Я не знаю, кто он. Раньше, кроме меня, его никто не видел. Я был сегодня весьма удивлён тем, что вы и Людвика его видели! А почему она называет себя богиней кошек?
– Не знаю. Нужно же было ей откуда-то появиться! А кто такой смеющийся мужчина, я думаю, вы когда-нибудь узнаете.
Ключи от его машины очень удачно оказались в замке зажигания. Он проводил Людмилу Петровну до подъезда.
Была намечена на сегодня одна пресс-конференция, и Антонио поехал в чебуречную.
Не было в Москве более вульгарной женщины, чем Валька из чебуречной. У всех мужчин, которые когда-либо сталкивались с ней, были с ней так или иначе знакомы, при воспоминании о ней никогда не возникало хоть сколько-нибудь приличных мыслей. Она всегда попадала в мысли самые распущенные, аморальные, пиратские.
В чебуречной она работала кассиршей, одевалась вызывающе нелепо и за стакан портвейна готова была отдаться любому мужчине, а ещё лучше группе мужчин. Когда она была выпивши, всё время хохотала за кассой, болтала не переставая, строила глазки и перехихикивалась с посетителями. Время от времени кто-нибудь из мужчин вставал из-за стола и молча подносил на кассу стакан вина. Она с достоинством кивала, залпом выпивала стакан и говорила:
– Мэрси!
После встречи с богиней Антонио очень захотелось увидеть именно эту женщину.
– Вы ещё в форме, миледи? Мне приятно созерцать ваше лицо! Сегодня вы мне нужны как женщина-пресс-секретарь! – сказал Антонио, что вызвало у Вальки приступ дурного смеха.
– Девочки! Кто сегодня подменит Валентину?
– Не беспокойтесь, Антонио! Я сама её подменю! – опередила всех главбух, серьёзная пожилая женщина. – Для вас всегда пожалуйста!
Антонио не первый раз пользовался услугами Вальки для того, чтобы шокировать всех. Для неё были специально изготовлены различные визитные карточки, в том числе и вице-президента компании. На переговорах, банкетах, презентациях она могла только ржать как лошадь, нести околесицу и вгонять людей в краску своей бесстыдной непосредственностью. Пресс-секретарём она ещё не была ни разу.
Антонио объяснил Валентине, что такое пресс-секретарь и что она будет делать на пресс-конференции.
– Я просто балдею! – ответила Валька.
В «Дохлом номере» Вальку одели, примерно так же, но во что-то другое, и сделали ей всклокоченную причёску. До пресс-конференции было ещё два часа, и Антонио повёз её к себе домой, чтобы их ничто не отвлекало.
Братья Херувимовы жили в двух современных зданиях в центре Москвы. В одном здании им принадлежало два этажа, в другом – три. Каждый из них жил самостоятельно, со своей семьёй, каждому принадлежала определённая площадь, но разделение это было весьма условным, к тому же обслуживающий персонал был общий.
Они пили хороший кьянти, и Антонио доходчиво рассказывал ей о шутах. Валька хохотала навзрыд. Они уселись прямо в холле за массивным журнальным столиком у распахнутых окон, выходивших в тихий дворик, потому что, проходя мимо, Валентина остановилась и взвыла: «Антонио! Как здесь красиво! Офигеть!!! А можно здесь сесть?» Мимо них время от времени кто-нибудь проходил.
– Простите, я правильно иду…
– Вам туда, любезный! – небрежно отвечал Антонио.
– Благодарю вас! Я председатель партии «Народное доверие» и хотел бы…
– То, что вы хотите, у вас на физиономии написано! – перебивал его Антонио. – Даже ластиком не сотрёшь!
– Однако же…
– Вы, наверно, хороший политик! Только физиономия у вас тяжеловата!
– Офигеть!!! – бормотала Валька и ухохатывалась.
Так шла подготовка к пресс-конференции.
– Вот, кстати, познакомьтесь: Это Валентина – мой новый пресс-секретарь! Моя жена…
– Твоя жена?! Ха-ха-ха-ха!!! – взвыла дурным смехом Валька. – Что, правда, что ли? Ха-ха-ха-ха! А я-то, дура! Ха-ха-ха-ха!!!
И вот час пробил! Валентина с достоинством уселась перед микрофонами и с хитрой усмешкой окинула взглядом свои новые владения. Зал был покрупнее чебуречной, народу побольше, но это её не смущало.
– Присаживайтесь, мальчики, девочки! Чего же стоять – мест много! Нет, я не настаиваю! Вы, девушка, можете стоять! У вас фигурка – просто отпад! Особенно попка! На вас все мужчины пялиться будут, и всем будет очень приятно! Да вы не туда головой крутите! Ваш серьёзный приятель вам её загораживает, специально, чтоб вы с мыслей не сбились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38