При мысли о чае она оживилась, даже стала болтать с Владом. В разговоре он производил приятное впечатление: обаятельный и неглупый.
— Вам нравится ваша работа? — спросила Маша, чтобы заполнить паузу.
— Сегодня — да, — отозвался Влад и засмеялся.
— Я серьезно. — Маша с интересом глянула на парня.
— В омоновцы я по комплекции не подхожу, так что в самый раз. Пока.
— Пока? А потом?
— Планы у меня грандиозные, Машенька. А вот вы наверняка — учительница. Угадал?
Маша нахмурилась. На ней что, несмываемая печать школы?
— Это почему же?
Влад опять заливисто рассмеялся:
— Угадал! Ей-богу угадал!
Маша не могла не улыбнуться в ответ.
— Вообще-то я сейчас работаю переводчицей, так что…
— Кстати, а как ваши родители посмотрели на идею удочерения?
— У меня нет родителей.
— Ох… простите ради Бога, я не хотел.
— Ничего. Они, конечно же, у меня были, и я их очень любила. Папа был офицер, погиб в Афганистане, когда мне было семь лет. Но я прекрасно это помню. Даже запах помню — в доме всегда пахло кожей. Ремни, сапоги, куртка. Мы жили в Кубинке. Это потом, уже после папиной смерти, нам с мамой дали однокомнатную квартиру в Москве.
Маша ненадолго замолчала. Влад тоже молчал, ничем не нарушая тишину. Наконец спросил:
— А мама?
— Мама потом еще раз пыталась выйти замуж, но ничего не получилось. Она все время сравнивала. Это тяжело.
Маша удивилась, как легко она незнакомому парню рассказывает свое больное. Зачем? Но он спрашивал, а ей хотелось поговорить об этом.
— Потом мама заболела. Сначала продали пианино — мама была музыкант. Были нужны лекарства. А потом пришлось поменять квартиру на коммуналку. Мама настаивала, чтобы я училась в институте. На инязе. Так папа хотел… Она дождалась, когда я поступила. А потом — умерла.
Влад покачал головой:
— Как же ты училась?
Маша и не заметила, что он назвал ее на ты. Все было естественно, Маше казалось, что она сто лет знает Влада.
— Сначала тетя помогала, папина сестра из Самары. Потом, к третьему курсу, уроки стала частные давать, переводы делала. Ерунда. Многим труднее было, чем мне. Иногородним, например.
— Точно. Я вагоны ходил разгружать.
— Ты — вагоны?! — Маша искренне всплеснула руками. Изящный Влад с тонкими пальцами разгружал вагоны!
Влад снова расхохотался так заразительно, что Маша не удержалась и засмеялась вместе с ним. В таком настроении они въехали в арку двора и бампер к бамперу столкнулись с серебристым «вольво».
Борис сидел, откинувшись в водительском кресле, и угрюмо созерцал прибывших.
Сколько он здесь сидит? Час? Два? Маша мгновенно вспомнила, что накануне сама просила Бориса заехать за ней, чтобы отправиться в новую квартиру смотреть паркет. Привезли несколько образцов паркета для гостиной — нужно было выбрать.
Маша вздохнула. Конечно, это свинство с ее стороны. Совсем забыла. Напрочь. Невеста называется.
Влад с интересом наблюдал за происходящим. Кивнул на «вольво», спросил:
— Он?
Маша слегка наклонила голову.
— Серьезный парень, — заметил Влад.
Маша сверкнула глазами на Влада. Вот это лишнее! Пусть оставит свои оценки при себе. И довольно сухо распрощалась с юристом. Выбралась из «Жигулей» и подошла к Борису.
— Кто это? — хмуро поинтересовался он.
— Юрист.
— Из юридической консультации. Вот решила составить брачный контракт. Чтобы ты меня после развода не облапошил.
Шутка не удалась. Борис вообще отвернулся и уставился в песочницу. Там гуляла пуделиха Коллет — усердно закапывала то, что натворила. Тогда Маша поняла, что, хоть она и устала, а Борис раздражен, разговор должен состояться сегодня.
Не завтра и не послезавтра, как она планировала. Иначе как она объяснит юриста? Оправдываться не хотелось, и она примирительно протянула:
— Ну, Борис, родной, поехали. Я тебе все объясню. Только потом. Если очень хочешь. У тебя там в холодильнике найдется что-нибудь?
Не глядя на Машу, которая возилась с ремнем безопасности, Борис включил зажигание.
В огромном трехкамерном холодильнике, конечно же, нашлось все, что может пожелать голодная, но любящая. И все-таки Маша принялась не за обожаемую ветчину — она достала кальмаров. Потому что их любит Борис. И он наверняка проголодался, поджидая ее во дворе. Себе почистила банан, откусила. Пока нагревалась сковородка, Маша обдумывала первую фразу. Не брякнешь же вот так, с лету:
— Милый, мы должны удочерить ребенка.
Борис не готов к этому. Его надо плавно подвести, чтобы решение как бы„. принял он сам.
И Маша принялась рассказывать все по Порядку. Делиться впечатлениями дня. Борис раскладывал по полу образцы паркета и молчал. Когда Маша добралась до разговора с практиканткой, он сел рядом с ней на широкий подоконник и задумчиво проговорил:
— Мне кажется — вот этот, слева.
— Ага, — с готовностью поддакнула она и продолжила повествование.
Он снова перетасовал образцы паркета, отошел в противоположный конец комнаты и задумался.
Маша рассказала, как сунула десять долларов Дусе.
— Кстати, о долларах, — перебил Борис. — Я говорил тебе, что Агробанк закрылся?
— Нет.
— Представь себе. А ты хотела, чтобы твой гонорар перевели туда. Мол, ближе к дому. Хорошо, что у тебя есть я. И я тебя редко слушаю.
— Как хорошо, что у меня есть ты, — подхватила Маша и, подбежав, повисла у него на шее.
Борис немного обмяк. Она поцеловала жесткий подбородок и посмотрела снизу вверх в его лицо.
— И все-таки кто это тебя привез?
— Юрист.
— Я уже слышал.
— Я как раз и хотела к этому перейти, а ты перебиваешь.
— Я не перебиваю. Это ты скачешь на меня как ненормальная. Что-то раньше я в тебе такой прыти не замечал. Учти, что у меня здесь, кроме раскладушки…
— На полу… — улыбнулась Маша.
Но тут же поняла, что зря ляпнула. Руки Бориса, до сих пор спокойно лежавшие на ее талии, внезапно потяжелели, взгляд стал влажным, немного очумелым. Маша знала, что должно за этим последовать, и поняла, что своей репликой завела разговор не туда. Она мягко выскользнула из объятий жениха и прыгнула на подоконник.
— Ладно. Я не сказала самого главного. Я зашла в юридическую консультацию выяснить, нельзя ли удочерить Альку.
Борис замер столбом среди образцов паркета. Затем тихо присвистнул. Не глядя на невесту, спросил:
— Ну и что тебе там сказали?
Он собрал образцы и аккуратно сложил их у двери. Вышел на кухню.
— Сказали, что это несложно. Можно не удочерять, а установить опекунство, — крикнула Маша вслед.
— Кальмары сгорели, — сообщил Борис и хлопнул холодильником. Вернулся с бутылкой минералки и сел на табуретку. Другой мебели в комнате не было. — И… ты…
Я не понял, кто-то хочет ее удочерить? Кто-то из знакомых?
Маша некоторое время молча смотрела на него с застывшей улыбкой на лице. Приехали. Не думала, что все это будет так трудно.
— Я думала, что это должны сделать мы.
— Мы?!
— Мы с тобой.
— Нет, ты это серьезно? — Борис отхлебнул из бутылки. — Или это шутка? Как насчет брачного контракта? Я твой юмор не всегда понимаю, Мань.
— Я серьезно, — тихо и спокойно ответила Маша. Она вдруг почувствовала смертельную усталость. Сил не осталось пристраиваться к чужому настроению.
— Ну и как ты себе это представляешь?
Борис поставил бутылку на пол и воззрился на девушку. Вот теперь он был весь внимание. Маша знала наверняка, что сейчас он не пропустит ни слова.
— Милый, Алька — очень хорошая девочка, — проникновенно начала она. — С ней совсем не бывает хлопот. Тем более она такая преданная. Умная. Мы ее Профессором зовем — у нее память замечательная. Я ее читать в четыре года научила. Мы ходили по улицам, и она вывески читала. Малявка такая… А потом — она тихая совсем, ее и не слышно целыми днями.
— Тихая девочка, которая бродит по ночам с песнями по квартире. Представляю. — Борис произнес это вдохновенно, явно передразнивая Машу. Но она не обиделась.
— Глупости, — мягко сказала она. — Многие впечатлительные дети — лунатики. К двенадцати годам, возможно, это пройдет. Да это с ней редко бывало раньше. Просто смерть матери растревожила ее мир, и поэтому… Борис! Но это же так понятно.
— Может быть, тебе это и понятно. Но почему ты решаешь такие вещи, не посоветовавшись со мной? Ты не забыла, что собираешься замуж?
— Я не забыла. И я не решаю. Я пришла посоветоваться с тобой. Я почему-то была уверена в твоих… благородстве, щедрости… доброте… Ты… ты такой… — Маша поймала себя на мысли, что ищет в уме, какими же еще качествами наделить Бориса, и поняла, что унижается.
Она словно стала еще меньше ростом, а Борис от этого стал еще выше.
— Да не хочу я чужого ребенка в доме! — Борис вскочил с табуретки и принялся ходить от стены к стене. — Я к своим-то детям не готов пока, а ты мне навязываешь чужого. Уж если тебе хочется, чтобы я проявил щедрость, — я готов! Я отстегну любую, в разумных пределах, сумму, которую ты сама назовешь, на счет этого детского дома. Но детей оттуда к себе в дом не пущу. Извини!
И Борис ушел в спальню. Маша слышала, как под ним скрипнула раскладушка. Потом щелкнула зажигалка — он закурил.
«А ты чего ожидала? — Маша попыталась посмотреть на ситуацию объективно. — Что он захлебнется восторгом? Вполне естественная реакция. Ему нужно подумать. Вникнуть. А потом постепенно он свыкнется с этой идеей. Да, он станет прекрасным другом Альке. Наверняка».
Маша некоторое время постояла в гостиной одна, а потом тихонько двинулась вслед за Борисом.
Он сидел на раскладушке, выпуская дым в пустое пространство комнаты. Обои здесь были под шелк, с большими голубыми птицами. Маше они особенно нравились. Они выбирали их вместе.
Она пристроилась рядом с женихом. Прислонилась головой к его плечу.
— Борь, а если б у меня была сестра?
— Сестра, безусловно, жила бы с нами.
— Ну вот видишь? Алька и есть мне как сестра. Я ее с трех лет воспитываю пополам с Софьей Наумовной. Она очень мне дорога.
— Вот пусть Софья Наумовна и удочеряет.
— Да не разрешат ей. Она старая. У нас бы была полная семья. И мать, и отец.
Последняя фраза его окончательно взвинтила.
— Нет, ты хоть представляешь, что затеяла?
Борис резко поднялся и воззрился на невесту с высоты своего роста.
— Ты можешь поручиться за ее наследственность? У нее мать — алкоголичка, папаша — вообще неизвестно кто. Скорее всего такой же хроник. Или — зек. Ты хоть представляешь, чего она насмотрелась в своей семейке? Почему мои будущие дети должны расти с этой… с этим…
— Это не так, Борис, — возразила Маша. — Наташа же не от рождения алкоголичка. Она актриса. Просто жизнь не удалась, вот и…
— Ага! — почти обрадовался Борис. — Да ты их всех оправдаешь, мать Мария. Всех пригреешь. Только, чур, без меня! Ты посмотри вокруг! Каждый третий несчастен. Ну, кидайся им всем помогать! Я посмотрю — надолго ли тебя хватит!
Тут Маша не выдержала. Она впервые видела Бориса таким взвинченным. Эта сторона его натуры едва приоткрывалась перед ней, и сначала она была просто удивлена. Теперь же это начинало злить.
— Что ты несешь? Алька — не каждый! Я провела с ней рядом большой отрезок жизни! Я не могу бросить ее в беде. Понимаешь? Не мо-гу! Почему ты не хочешь понять: я пообещала ей! Кем я буду после этого, если не выполню обещания?
— Мне ты обещала первому. Ты согласилась быть моей женой и выбрала ту жизнь, которую я тебе могу предложить. А свой клоповник намеревалась оставить навсегда. Ведь так?
— Так, — безнадежно подтвердила Маша, — все так. Но я всего лишь хочу забрать с собой из клоповника маленького человечка и сделать его счастливым. Неужели это невозможно?
— Мань, честное слово, я устал от этой темы.
Борис отвернулся к окну, и Маша поняла, что разговор окончен. И что дальше? Ужин на двоих, объятия? На это не было ни сил, ни вдохновения. Вечер был испорчен.
— Я тоже что-то устала сегодня, — ответила Маша и поднялась с раскладушки. — Пойду спать.
Борис промолчал. Маша молча нацепила в прихожей свою куртку, вышла за дверь. Через некоторое время услышала, как щелкнул замок и звякнули ключи.
В машине не было произнесено ни слова. Когда приехали во двор, Маша чмокнула жениха в колючую щеку и все так же молчком шмыгнула в подъезд. Софья Наумовна спала. Маша достала из холодильника пару яиц, подумала и положила обратно. Есть не хотелось. Почему люди не понимают друг друга? Почему так трудно быть вместе? Может, все дело в ней самой? Она не умеет убеждать. И не умеет правильно формулировать мысли. И еще. Если бы она не заявилась сегодня домой в машине Влада, все могло быть иначе. Борис не был бы так раздражен. Возможно, он завтра на все посмотрит по-новому. Сейчас он просто устал, а она на него все сразу вывалила. Так нельзя… нужно было получше подготовить… Ничего, подождем. Время покажет.
Так, успокаивая себя, Маша разбирала постель и укладывалась спать. И все же, как ни устала она, сон еще долго не приходил, заставляя прокручивать перед мысленным взором беспокойные события дня.
Глава 4
Через неделю после неудавшегося разговора с женихом Маша шагала рядом с Владом по Большой Дмитровке и с аппетитом уплетала эскимо. Если бы эту сцену наблюдал Борис, его передернуло бы от раздражения — идти по улице и облизывать мороженое на ходу? Дикарство.
Борис признавал мороженое только в кафе.
— Если ты так уж любишь это сладкое молоко; я готов каждое воскресенье водить тебя в «Баскин Роббинс». Только не заставляй меня созерцать, как у тебя капает с подбородка, а шоколад прилипает к пальцам.
Сегодня делать замечания было некому — Борис улетел в командировку в Челябинск.
Влад уписывал вторую порцию эскимо и взахлеб рассказывал про свою собаку Шейлу.
— Больше всего она уважает сушки.
— Сушки?
— По-моему, у нее возникает ассоциация с сухим собачьим кормом.
— Или с косточкой.
— Ага! А лизунья! Тех, кого хозяин любит, — оближет с ног до головы. Но появится неприятный тип — к Шейле лучше не подходить.
— Укусит?
— За последствия не ручаюсь. Добро от зла отличает по запаху.
Влад забрал у Маши мокрую обертку и выкинул в урну. Достал платок.
— Кажется, ты капнула на плащ.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6