А какие-то хорошие книги не пользуются покупательским спросом — не модны, не популярны. Для каких-то книг вы не можете найти должного оформления, потому что вас не понимают художники-иллюстраторы. А если понимают, то хотят вознаграждения, которое превратит эту книгу в «золотую». Продолжать?..
Анхель внимательно посмотрел мне в глаза. Дальше комментировать этот ряд не требовалось. Он попал в самую точку.
— Понимаете, мир полон ограничений, он несовершенен, — сказал Анхель. — Но это еще не вся правда… Мы изуродовали этот мир. Мы. В плане создания он таким не был. Сталкиваясь с трудностями, с препятствиями, многие из нас отказались от своего дара, а по сути — от самих себя. Ведь всегда проще сдаться. Задвинуть свою уникальность в дальний угол и сказать: «Во мне нет ничего особенного. Я — как все. У меня ничего не выходит. Так и должно было быть». Но не бывает человека «как все», а сдаться — значит отказаться от своего предназначения.
И тут я вспомнил слова Данилы, которыми заканчивается «Маленькая принцесса»:
— «Правда в каждом из нас. Вопрос только в том, где мы…»
— Да, это так, — грустно улыбнулся Анхель. — И если хотя бы один человек отказывается от своего предназначения, нарушается общая гармония.
— Общая гармония?
— Да. На самом деле мир задуман идеально. Если бы каждый человек соответствовал своему дару, вкладывал бы всего себя в собственную уникальность, то вся пестрая и кажущаяся бестолковой мозаика жизни сложилась бы в единую и прекрасную картину.
— «Ты нужен», — я процитировал «Исповедь Люцифера».
— Абсолютно верно, «ты нужен», — спокойный голос Анхеля звучал проникновенно и одновременно с этим весомо. — Но мы забыли эту истину. Забыли о своем предназначении. А ведь каждый из нас — частичка мира. Как маленький пазл большой картины. И только все вместе мы можем составить идеальный мир. Если в огромной картине не хватает даже одного пазла, она ущербна. Нужны все, каждый. И поэтому ни один из нас не лучше и не хуже другого. Все одинаково индивидуальны и одинаково важны. Но мы должны соответствовать себе, быть собой, своей индивидуальностью. И когда я говорю — «мы», я имею в виду каждого из нас. Каждого.
— «Зачет по последнему», — я вспомнил «Золотое сечение», и мой голос дрогнул от избытка чувств. — А вы, Анхель? Вы знаете о своем даре? У вас он тоже должен быть…
— Мой дар? — Анхель грустно улыбнулся. — Мой дар — чувствовать чужую боль. Странно, правда? Еще в детстве я удивлял своих родителей. Я всегда знал, как какой человек будет реагировать в той или иной ситуации. Как он отнесется к тому или иному событию, что скажет, что сделает. Я никогда не ошибался. Это знание приходило ко мне из ниоткуда. Оно не было результатом анализа. Я просто чувствовал боль другого человека и понимал, куда она его толкнет в следующую минуту.
— Это, наверное, очень полезный дар, — предположил я.
— Вы думаете? — Анхель повел бровью и отрицательно покачал головой. — С чужим даром всегда проще, чем с собственным. Болельщику понятно, как забить мяч. С этим только у игрока проблемы. Нет, этот дар совсем не «полезный». Долгие годы он приносил мне лишь горе.
— Горе? — я не поверил своим ушам. — Но почему?!
— Когда человек испытывает душевную боль, он видит мир через призму своего страдания. Ему кажется, что весь мир против него. Боль парализует его волю, и хуже того — толкает на глупости. Но когда я чувствую чужую боль, я вижу мир страдающего человека со стороны, неискаженным. И я понимаю, что выход есть. Я знаю, что нужно сделать, чтобы преодолеть эту боль…
— Ну, так это замечательно! — я все еще не понимал, почему Анхель не рад своему дару. — Вы можете быть полезным. Вы необходимы другим людям!
— Я — да, — согласился Анхель. — Но они меня не слышат. Человек, испытывающий душевную боль, не верит в спасение. В его мире, зараженном болью и страданием, нет выходов. Одни тупики. Долгое время я не понимал этого. Я-то ведь видел выходы! Я знал, как справиться с этой болью. Но люди оставались глухи к моим словам. Они тянулись ко мне, потому что чувствовали — я их понимаю. Но они не принимали моей помощи. Только поддержку…
Постепенно мой мир превратился в мир страдающих людей. С каждым днем, с каждым годом их становилось все больше вокруг меня. Я словно притягивал их в свою жизнь. И продолжал чувствовать их боль, разделять ее с ними, не оставлял попыток помочь. Но все было безрезультатно. Мой дар лишил меня сил. Из меня словно вытянули энергию. Мне казалось, я сойду с ума. Что я делаю не так?
Меня мучила невозможность быть услышанным. Представьте себе — перед вами смертельно больной человек. Он действительно умирает, мучается, страдает… А вы врач и у вас есть лекарство, которое способно вернуть его к жизни. Вы пытаетесь дать ему это лекарство, но он его не принимает. Он то не верит вам, то говорит, что оно горькое, и плюется. А то и вовсе швыряет его вам в лицо, полагая, что вы пытаетесь его отравить. Что вы будете при этом чувствовать?
— Я думаю, это ужасно.
— А если это не один человек, не два, не три, но все, кто вас окружает?.. Человек говорит тебе, что любит. Ты знаешь, что это правда. Но только вот одно «но». Он любит тебя как обезболивающее. Он любит тебя за то, что ты снимаешь его боль. И он говорит, что любит тебя. И даже сам верит в это. Я стал слышать шелест крыльев…
***
— Шелест крыльев? — переспросил я.
— Да, я стал слышать ангела смерти, — ответил Анхель. — Не знаю, как это объяснить… Всякий человек, которому я помогал, терял желание меняться. Он находил меня, получал понимание и поддержку, чувствовал облегчение и переставал что-либо делать. Но я только уменьшал его боль, я не устранял ее причины. С причиной своей боли человек должен бороться сам. Никто не в силах сделать это за него. Она — результат его поступков, его образа мыслей, И получается, я оказывал всем этим людям медвежью услугу.
В какой-то момент я понял, что стал заложником. Я не мог ни уйти от этих людей, ни остаться с ними. Уйти — означало причинить им боль. Остаться — значило не дать им шанса победить ее, измениться, искать и, в конце концов, найти самих себя. Не меня, который помогает им переносить боль, а себя, способных изменить свою жизнь. В моем сердце свил гнездо ангел смерти. Я увидел мир, полный страдания. Мир не моего, но известного, ощущаемого мною страдания.
Мне живо представилось, что было бы, окажись я на месте этих людей. От моего собеседника исходит сила, уверенность, знание. А когда он смотрит тебе в глаза, кажется, что он видит твою душу. Ты словно у него на ладони. И тебе уже ничего не страшно, ты чувствуешь себя защищенным, тебе радостно. Конечно, будь у меня возможность иметь такого друга, я бы чувствовал себя необыкновенно счастливым. Но если разобраться, это ведь игра в одни ворота. Ты получаешь. А он…
— И много их было, этих людей? — спросил я.
— Много? — задумчиво переспросил Анхель. — Очень много. Они ждали от меня чуда. Это было в глазах — если я способен на чудо понимания, почему бы мне не совершить и другое чудо? Почему бы мне не сделать их счастливыми? Они ждали. Они рассчитывали. Они были уверены. Они даже требовали… И я бы сделал. Но как? Это невозможно. Счастье — не одежда, которую можно купить в магазине или пошить в ателье. Счастье — это внутренняя гармония. Добиться ее извне невозможно. Только изнутри.
Я начал осознавать, что не только не приближаю их счастья, а напротив, являюсь препятствием. Удобным, приятным, милым, но препятствием. Я понимал и принимал чужую боль. Это происходило само собой, естественно. Но вместе с болью люди перепоручали мне и ответственность за свою жизнь, за свое счастье. Мне стало стыдно. Все вроде бы правильно, и все как-то не так. Я не понимал — что. И я сбежал.
— Сбежали? — не понял я.
— Да, просто исчез. На время. Я был один — ни телефонных разговоров, ни встреч. Полное одиночество. Бесконечное падение в бездну. Я обогревался огнем. Ел руками. И смотрел на звезды. Ночами напролет я смотрел на звезды. Я завидовал звездам. Я завидовал им, потому что они мертвы. Мертвый не может ни чувствовать, ни ощущать. Это стало моей мечтой — абсолютная бесчувственность, глухая немота. И завораживающий шелест черных крыльев…
Анхель замолчал. Задумался, ушел в себя. Он словно потерял интерес к своим словам. Но мне показалось, что именно сейчас он подошел к самому важному. Мое тело было напряжено, как пружина, — каждый мускул, каждая связка.
— И что?.. Что случилось дальше? — не выдержал я через минуту.
—Дальше?.. — Анхель словно очнулся от забытья, откинулся на спинку кресла и рассмеялся: — Я понял, какой я идиот!
— Идиот? — я даже встряхнул голову, словно хотел убедиться, что не сплю.
— Конечно! Я ведь попался на ту же самую удочку! Если и счастье, и страдание — это результат моих собственных поступков, то почему я виню в своей безысходности других людей? Это ошибка! Просто я неправильно распоряжаюсь своим даром. Да, я чувствую чужую боль. Но что я сделал с этим талантом? Превратил в бремя и муку? Божий дар!.. И я принял решение бороться.
— «Две разные дороги — одна ведет к счастью, другая к страданию. И каждый человек сам выбирает свой путь», — вспомнил я «Учителя танцев».
— Я думаю, большинство людей переживают в своей жизни момент глубокого отчаяния. Когда кажется, что ты упал так глубоко, что дальше некуда. Но именно в этот момент в твоей жизни и может случиться нечто по-настоящему значительное. Земля имеет форму сферы. Если упасть на самое дно пропасти, ты обнаружишь себя на поверхности земли, только с другой стороны. Помните, как в Изумрудной Скрижали Гермеса: «То, что вверху, то и внизу. То, что внизу, то и вверху. И все для того, чтобы Единое было воплощено»…
Конечно, я вспомнил этот отрывок из Изумрудной Скрижали, но разве не лучше об этом сказал мой собеседник в «Дневнике сумасшедшего»?
— Да, помню. Но еще лучше я помню: «Ив Тьме есть Свет, и в Свете — Тьма».
Анхель улыбнулся и продолжил:
— Твой дар — это то, что связывает тебя с Богом. Именно через этот дар ты и получишь Откровение. Через него ты узнаешь жизнь, радость, любовь. Через него тебе откроются тайны бытия — и простое, и сложное. Только ты должен решить : «Все в этой жизни зависит от меня. От моих усилий. От моей веры. Моя жизнь — результат моих собственных поступков, моих мыслей и чувств. Бог наделил меня даром. Я должен быть благодарным. Божий дар просто не может быть в тягость. Он Божий . И если я несчастлив, то лишь потому, что отказался от своего дара, то есть от себя, или — я не нашел способа воплотить свой дар, то есть не понял самого себя».
— И тогда, отлучившись от мира, вы поняли?.. Вы поняли себя? Вы нашли способ воплотить свой дар чувствовать чужую боль? — спросил я и вспомнил книгу «Возьми с собой плеть»: — «Все зависит от точки отсчета. Ты или смотришь из своего „я“ или в самого себя».
— Именно, — глаза Анхеля светились. — И я понял тогда много вещей. Я понял, что у каждого из нас есть свой дар. Я понял, что не воплощая его, не занимаясь им, мы обрекаем себя на страдания. И мир не будет совершенным, если наши уникальности не откроются навстречу друг другу. Я понял, наконец, что моя способность чувствовать чужую боль дана мне не для пассивного принятия чужой боли. Само по себе это бессмысленно. У этого дара другая цель, другое предназначение. У меня есть ключ к сердцам, знающим, что такое настоящая боль. Я не должен вмешиваться в жизнь других людей. Но, имея такой ключ, я могу говорить с ними на языке их сердец. Вот и все.
— Все? — я заслушался Анхеля, пропустил мимо сознания последнюю его фразу и растерялся. — В каком смысле — все?
— Теперь я живу, слушая мир, и пересказываю то, что слышу в нем, на языке сердца. Вы же сами постоянно говорили об этом в предисловиях к моим книгам…
— Ах да, конечно! Но что значит — «слушая мир»?
— В этом нет ничего особенного, — улыбнулся Анхель. — Когда ты принимаешь свою уникальность и следуешь своему предназначению, мир сам начинает говорить с тобой. Твой дар — это канал связи с подлинным миром, лежащим по ту сторону видимого…
Я был потрясен. Мы говорили с Анхелем около часа. Казалось, речь шла о самых разных вещах. Но вдруг в какой-то момент все собралось воедино, сложилось в целостную картину. Анхель подвел меня к ней и показал. И я понял, что Скрижали Завета — не выдумка мифического автора. Каждая из них — часть его личного, внутреннего, духовного опыта. Он познал их своим сердцем, поэтому мы и чувствуем, что книги, которые он пишет, идут от сердца.
— Что ж, я рассказал вам все, что считал нужным. Теперь вы можете задать мне любые вопросы. Если «читатель хочет знать» — я хочу ответить.

Личность
Анхель де Куатьэ последовательно избегает публичности. На первый взгляд это странно. Большинство авторов, наоборот, стремятся быть в центре внимания, хотят славы, известности. Анхелю де Куатьэ это не нужно. В личном общении он абсолютно не пытается быть «каким-то». Спокойный, уверенный, открытый. Когда беседуешь с ним, кажется, что знаешь его вечность. Он понимает тебя с полуслова, говорит просто и, вместе с тем, поразительно точно и эмоционально. Специально не шутит, но его мысль — оригинальная, ясная, живая — всегда слегка самоиронична. Возникает ощущение объема, полноты, значения.
И все же, кто он — Анхель де Куатьэ?..

— Анхель, почему вы не хотите, чтобы люди знали вас в лицо?
— Потому что это не нужно.
— Это связано с тем, что вы чувствуете их боль? Не хотите, чтобы повторилось то, что было тогда?
— Нет. Это и не повторится. Просто не нужно. Действительно.
— Но вы говорите о таких серьезных вещах… Вы несете людям истину… Конечно, вас хотят видеть!
— Как можно «нести» людям то, чем они и так обладают? Каждый из нас несет истину в своем сердце. Просто кто-то слишком глубоко ее спрятал — так, что и не видно. А кто-то живет ею.
— И все же?
— Не смотрите на меня так, я понимаю, о чем вы спрашиваете. Есть, по крайней мере, три причины, почему я не стремлюсь к публичности.
— Три причины? Какие же?
— Во-первых, то, о чем я пишу, не должно становиться религией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11