Я хотела было повесить трубку, но Сара меня опередила.
— Шарлен. Я знаю, это ты.
— …
— Шарлен?
— Ты получила мои письма?
— Да. И я знаю, что это ты мне звонила. На автоответчик. Миллион раз. Видно, ты только этим и занималась во время каникул. Знаешь, я сначала даже хотела заявить в полицию. Но потом сообразила, что это наверняка ты, и решила, что уж как-нибудь разберусь с тобой сама.
— Тебя не было… Я не знала, где ты…
— Я была на юге с друзьями. Мы чудесно отдохнули. Надеюсь, ты понимаешь, что я не могла взять тебя с собой. Ты все равно не можешь общаться с моими друзьями, ты им просто неинтересна.
— Но ты могла бы меня предупредить.
— С какой стати? Я же не собиралась приглашать тебя с собой. Ты бы испортила мне все каникулы, я бы и шагу ступить не могла спокойно и еще постаралась бы поссорить меня с друзьями или с моим парнем, в общем, замучила бы меня своей ревностью. Уж кто-кто, а я тебя хорошо знаю: ты же настоящая шизофреничка. И чтобы я терпела все это опять? С меня довольно.
— От тебя не было никаких вестей. Я волновалась.
— Так, Чарли, мне надоело ходить вокруг да около. Будь добра, выслушай меня внимательно. Пойми наконец, что мы с тобой давно не подруги. Для меня ты никто. Нас с тобой ничего не связывает. За исключением нескольких бредовых детских шалостей в тринадцать лет, чистого ребячества. Все остальное вообще не считается. Мне наплевать на тебя, на твою жизнь, на то, что ты обо мне думаешь. Я забуду тебя очень быстро, не беспокойся. А если ты забыть меня не можешь, тем хуже для тебя, мне это безразлично.
— Ты не имеешь права. Не имеешь права так со мной говорить, после… после всего того, что я для тебя сделала.
— Давай не будем! Не заводи старую песню, я сыта по горло. Со мной это больше не пройдет.
— …
— Думаю, тебе нечего мне возразить?
— Я в отчаянии.
— Я знала, что ты так скажешь. Ты всегда в отчаянии. И мне надоело это слушать. Я и так мучилась с тобой, слишком долго терпела твои попытки самоубийства, трагедии, психопатию и прочую дребедень. С меня хватит, понимаешь? Я очень старалась тебе помочь, но это оказалось невозможным. Ты просто тупица.
— Сара!
— Через полгода я снова уезжаю в Штаты, мне предлагают стипендию для продолжения учебы, это уникальная возможность и я ее не упущу. Все решено окончательно. Мама уезжает со мной, мой парень тоже. И не пытайся меня отговорить. Я не останусь здесь ни за что на свете. Я уезжаю с людьми, которых люблю, и счастлива, что наконец отделаюсь от тебя. Ты мне мешаешь! Ты болтаешься у меня под ногами! Ты меня преследуешь! Ты не даешь мне вздохнуть! Мы слишком разные с тобой, Шарлен. Мне нужен простор, свобода. Ты умеешь жить только взаперти. Ты прилипла ко мне как банный лист, так отцепись наконец! Прощай!
В трубке что-то зашуршало и это был конец. Не было больше ни Сары, ни ее голоса, лишь короткие гудки, которые я слушала еще несколько минут, а потом положила трубку.
Я не плакала, не кричала. Переоделась, не глядя провела щеткой по волосам, нацепила темные очки и надела на плечи рюкзак.
— Мама, я ухожу. Не жди меня. Я захлопнула за собой дверь и пошла по раскаленной мостовой. Дошла до кафе «Армони», толкнула дверь со звоночком, оглядела переполненный зал, потом увидела за нашим обычным столом Максима. Он был один, Повернувшись лицом к окну, он смотрел на улицу.
— Я присяду, ты не против?
Он повернулся ко мне. И стал очень пристально меня разглядывать. В солнечном свете, падающем сквозь оконное стекло на его лицо, я, кажется, впервые разглядела, какие синие у него глаза. Они были такого глубокого синего цвета, что казались черными. В этих глазах читалась безысходная боль. И тогда у меня в горле снова встал комок.
Не дожидаясь приглашения, я села напротив. Закурила последнюю сигарету из пачки и заказала лимонад. Я ждала, когда он заговорит, сама я не могла вымолвить ни слова.
— Куда ты пропала, Шарлен? Я звонил тебе все время, я написал тебе двадцать писем за один только месяц. Ты не ответила ни разу. Я так волновался из-за тебя. Чего только не лезло мне в голову, а потом я решил, что ты просто меня забыла… Это так, да? Ты забыла меня?
— Максим…
Я дотронулась до его руки и очень удивилась, почувствовав, что она ледяная. Я смотрела ему прямо в глаза и молчала, собираясь с силами. Потом затушила сигарету и спросила, не можем ли мы поговорить где-нибудь в другом месте. Он встал и взял меня за руку. Мы вышли из кафе «Армони» и в полном молчании дошли до его дома, до его пустынной квартиры, до его комнаты. Все то время, пока мы любили друг друга, я ни разу не отвела взгляд от его слишком больших и синих глаз. Я впервые видела в них слезы.
Когда все было кончено, я продолжала на него смотреть. Как всегда, в этот момент повисло молчание и нас накрыла легкая дымка едва уловимой растерянности.
— Так значит, это конец? — спросил он. Я кивнула:
— Так будет лучше. Лучше и для тебя, и для меня.
— Ну что ж, ты сделала свой выбор. И тут я бессилен, — сказал он очень тихо, не глядя на меня.
— Хорошо, что ты все понимаешь.
— Как ты будешь жить дальше?
— Не беспокойся обо мне.
— Я никуда не исчезну. В случае чего ты можешь рассчитывать на меня.
— Ты и так очень многое для меня сделал. А теперь живи своей жизнью. Забудь меня, умоляю. Это моя последняя просьба к тебе.
Я вытерла слезы на его глазах и встала. Оделась, поправила на лбу темные очки, пригладила волосы и взяла рюкзак. Я ушла не оглядываясь.
Все было кончено.
Теперь, когда я рассталась с Максимом и окончательно освободила его от себя, я тоже была свободна и могла полностью посвятить себя тому делу, ради которого все еще держалась за жизнь.
Я ПОСМОТРЮ НА ТЕБЯ СПЯЩУЮ
Мне необходимо было любой ценой привести в порядок свои мысли. А для этого уединиться, спокойно поразмыслить, ясно представить себе всю картину, чтобы не бросаться из стороны в сторону и не действовать на авось. Я хотела заранее предусмотреть все, вплоть до малейших деталей, чтобы не оказаться застигнутой врасплох и вынужденной импровизировать. Заранее все продумать, просчитать, проанализировать. Впервые в моей жизни мне предстояло сделать что-то на «отлично».
Я приняла вполне сознательное решение, все взвесила. И теперь чувствовала себя готовой. Я отдавала себе отчет в том, что все это безумие, но твердо решила, что на сей раз оно ведет меня по правильному пути, что я пойду у него на поводу и ни в чем не буду ему перечить.
Я сделала окончательный выбор. Конечно, если бы я смогла забыть Сару, как она мне советовала, и любить одного Максима, все было бы куда проще. Я бы вышла за него замуж, и мы жили бы, как он мечтал, как живут все: любовь, дети, работа и так далее, то есть счастливо. Только спасло бы это меня? Сумасшедший не избавится от своего сумасшествия, даже если будет вести себя, как нормальный человек. Я покорилась. Я поняла, что единственный способ справиться с болезнью — это признать ее и подчиниться ее требованиям. Что будет дальше, уже не имеет значения, главное — вырваться из ее тисков.
Я знала, что делаю. Что это безнравственно и жестоко, что в шестнадцать лет решиться на такое просто чудовищно. Я подумала и о том, какое горе причиню своей семье и Максиму, а они ведь столько для меня сделали. Я представила себе и мое будущее: ничего хорошего меня, конечно, не ожидало, я буду мучиться, терзаться, стыд и страх будут преследовать меня до конца жизни. Все это я знала. Но я знала и то, что ничего не могу с собой поделать, что это сильнее меня и справиться с собой я не способна. И то, что я собираюсь совершить, как бы ни было ужасно и чем бы мне ни грозило, все равно единственный оставшийся для меня выход. Я приняла кошмарное, невозможное решение. Но сделала это сознательно.
Я выучила наизусть весь сценарий, от начала до конца. Я повторяла его каждый день, каждую ночь, весь месяц, который предшествовал намеченной мною дате. Я жила одним лишь ожиданием этого решающего момента.
И вот наконец наступила ночь с седьмого на восьмое сентября.
Смеркалось. Я выглянула на улицу. Террасы кафе еще не опустели, по улицам сновали прохожие, до меня все еще долетал привычный городской шум, словно Париж отказывался погружаться в сон: первая неожиданность.
Из окна моей комнаты я смотрела на серые крыши, дымоходы. В тот вечер город показался мне необычайно красивым. Очистившееся небо совсем не походило на сентябрьское: оно было залито закатным светом, где бежевым цвета корицы, где розоватым, местами ярко-красным; кое-где над крышами висели, словно заблудившись, неподвижные облака. Мне казалось, что откуда-то сверху кто-то смотрит на меня, тайком следит за мной. И тогда произошло нечто очень странное: впервые в жизни я начала молиться. В своей комнате, сидя на подоконнике, с закрытыми, полными слез глазами, я призналась Господу Богу, что готова пойти на убийство и прошу его простить меня. Вторая неожиданность.
Я ждала, пока станет совсем темно. Караулила, глядя в окно, когда наконец опустеют улицы и исчезнут прохожие. Я выжидала и готовилась. Конечно же, я волновалась. Но это был не какой-то безумный страх, а что-то чисто внешнее. Я впала в странное состояние: наверное, такое испытывает любой человек в преддверии решающего момента своей жизни, когда цель близка и час пробил. Что будет потом, меня не путало. Я не дрожала, только руки и спина у меня были немного влажные, на лбу выступил пот. Но с каждой проходящей секундой мне становилось все тяжелее и тревожнее. Я знала, что, сделав первый шаг, я уже не остановлюсь. Наконец я почувствовала, что совершенно готова и могу идти.
Мои родители уже три часа как спали, я постаралась их не разбудить. Тихонько выскользнула из дома. Шум моих шагов врезался в тишину города. Теперь мне оставалось только идти, идти вперед и вперед, прямо к Саре.
Ночь была теплая. Непохожая на все остальные ночи в моей жизни. Мне казалось, что глаза всех людей на свете следят сейчас за мной, за маленькой хрупкой фигуркой, чья тень бежит по стенам и мостовым.
Я подошла к дому Сары. Я знала, что на ночь она оставляет окно своей комнаты открытым. Единственное препятствие, которое мне предстояло преодолеть, — взобраться на второй этаж. Я поискала глазами черный «пежо-106», но не нашла. Было почти два часа ночи, а Мартина возвращалась обычно на рассвете. Только бы эта ночь не стала исключением! Мое сердце билось в груди с такой силой, что я испугалось, как бы оно не взорвалось. Я вздохнула всей грудью и на мгновение закрыла глаза. Чтобы еще раз как следует сосредоточиться.
«Давай! Ты почти у цели. Чего же ты ждешь?» — услышала я свой дрожащий внутренний голос.
И я бросилась вперед. Я действовала по плану: перелезла через садовую калитку, потом по садовой аллее добежала до террасы первого этажа, густо увитой диким виноградом. Теперь, цепляясь за поддерживающие его перекладины, мне предстояло забраться на балкон. До сих пор все шло как по маслу, правда, пару раз я все же соскользнула и переполошила соседей на первом этаже. Я покрепче сцепила влажные руки, чтобы не сорваться, и замерла. Свет у соседей погас. С удвоенной осторожностью я перелезла через следующие перекладины и добралась до балкона комнаты Сары.
Окно было открыто, я почти достигла цели. Там, совсем близко, — спящая Сара. Мне казалось, я слышу, как она дышит, и вместе с ней вижу сны. Я тихонько раздвинула занавески и проникла в ту самую комнату, где мы с Сарой провели вместе столько времени и поведали друг другу столько секретов. Я медленно шла вперед, и мне казалось, я слышу, как шепчутся две девочки тогда, давно, когда они еще были подружками.
Сара была здесь. Лежала на матрасе прямо на полу, голова на подушке, волосы разметались по наволочке, левая рука, согнутая, — у самого лица, правая — на одеяле. Дышала она очень тихо. Она не проснулась. Я подошла и присела рядом, чтобы посмотреть на нее спящую. Мы были одни, только она и я, лицом к лицу. Я могла приступать.
Я вытащила подушку, тихонько, осторожно. Больше ничего уже не могло мне помешать. В последний раз взглянула на Сару. Мне очень хотелось закрыть на мгновение глаза, но я этого не сделала. Я не могла позволить себе забыться ни на мгновение.
И тогда я все остановила: время, тишину, покой, безмятежность сна. Я бросилась на Сару, изо всех сил придавив подушкой ее лицо. Она вздрогнула, и я почувствовала под собой ее извивающееся тело, колотящиеся руки и ноги, услышала сдавленные крики. Я держалась. Она уцепились за мои запястья, но я была сильнее. Я заставила ее прекратить сопротивление. Я не отпустила Сару, я прижимала подушку к ее лицу все с большей силой и остервенением. Все это заняло несколько минут, но очень отчетливо запечатлелось у меня в памяти. Счет пошел на секунды. Я не отступала, я давила на Сару всем своим телом. Не помню, что я при этом ощущала. Думаю, в такие мгновения разум уже не властен над человеком. На какое-то мгновение в моей голове что-то вспыхнуло, я впала в исступление, ослепла, перестала думать. Только мои руки на подушке и подушка на ее лице — все остальное не имело значения. Все остальное просто не существовало. Мир опустел. Но я победила.
Я пришла в себя не сразу: уже после того, как ее руки бессильно упали и она перестала сопротивляться. И когда наконец все закончилось — Сара не дышала и не подавала никаких признаков жизни, — я осознала, что убила ее.
Я отняла подушку и беззвучно завопила, увидев прямо перед собой ее мертвенно-бледное, застывшее лицо. Но и это длилось всего лишь долю секунды. Я отвела глаза в сторону. И тогда мне показалось, что я вижу рядом с этим неподвижным телом маленькую спящую Шарлен. Голова закружилась, и меня затошнило. Я оставила Сару лежать на матрасе, словно она еще спит. Выбралась из комнаты тем же способом, каким несколькими минутами раньше проникла в нее. Все произошло слишком быстро. На обратном пути я ни разу не обернулась. Я бежала не останавливаясь, не глядя, и только ночной мрак гнался за мной по пятам. Через сотню метров я остановилась на углу какой-то улицы возле мусорного ящика и меня вывернуло наизнанку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13