«Тяжек рыцарский доспех, и гордыня — тяжкий грех. Зычен грозный голос мой, а в душе я — сам не свой».
Молодой Принц молча выслушал старца.
— Она называла вас Отважным, — только и мог сказать Джорн в утешение. — А щель в ваших доспехах она просила расположить подальше от сердца.
Горький стон послышался из-под лат, и фигура Горестного Страдальца, побрякивая доспехами, медленно удалилась между деревьев и исчезла.
Принц же поспешно подобрал рассыпанные рубины и через мгновение скакал к замку отца со сверкающей чашей в руке.
ЧЁРНЫЕ ЧАРЫ
Четыре руки семь раз постучали в дверь высокого покоя замка, а когда Принцесса пригласила к себе, один за другим вошли Король Клод, Токо, Писец и Лекарь.
— Мы пришли сказать вам три горьких вещи: быль, сказку и сделать вывод, — начал Клод, и его тяжёлое лицо налилось кровью.
— Если мне позволено будет сказать своё слово первой, сир, — произнесла Принцесса, — то я бы выразила горькое сомнение.
— Тогда выскажите своё сомнение, — ответил Клод, — если только оно не затрагивает чести моих сыновей или моей.
— Фу ты, ну ты, разговорчики пошли! — чертыхнулся Токо, пристально всматриваясь в Принцессу.
— Не футай меня своими нутами, мне сегодня не до них, — оборвал его Клод.
Он сделал жест рукой, и Принцесса продолжила:
— Моё сомнение состоит в том, что раз я не могу вспомнить своего имени, то, может быть, у меня и не было имени. Может быть, я простая молочница или стряпуха.
— Ну, ну, — сказал Токо, — моя матушка в деревне, помню, напевала:
Зна'тна барышня мертва,
Про'ста девица жива.
— О нет! — воскликнула Принцесса. — Я не смотрю свысока на женщину, кем бы она ни была, если только она не скрывает своего происхождения. Но я знаю, что есть законы, указы и распоряжения, воспрещающие девицам из низких сословий или неблагородным выходить замуж за Джорна.
— Равно как и за Тэга, — уточнил Клод.
— Равно как и за Гэла, — добавил Писец.
— А вот мой батюшка, — вмешался Токо, — напевал бывало:
Принцы да принцессы
Дуры и балбесы.
— Ты очутишься в темнице, если не прикусишь язык! — прикрикнул на него Клод и подошёл к Принцессе, вновь окидывавшей тревожным взглядом то одну, то в другую дорогу. — Могу поклясться, несмотря ни на что, что вы — Принцесса благородной крови.
Он обернулся ко всем и сказал:
— Посмотрите, как она говорит и как держит голову.
— И как стройны и тонки её ноги, — добавил Токо.
— Вы во власти заблуждения! — воскликнул Королевский Лекарь, который до тех пор спокойно прощупывал свой пульс, но не подсчитывал, потому что как больной он всё ещё считал себя больным, а как врач — считал себя здоровым. — Это всё лишь зловредное колдовство. Уверяю вас — ничто так не мешает медику как колдовство. Помню был у меня больной маг, у которого опухоль скакала по всему телу и становилась то цветком, то драгоценным камнем. Не дадим обмануть себя ложными формами и сходствами. Что есть — то было, а что было — будет. Дайте мне выслушать сердце этого существа.
— Этой дамы, — поправил Клод. — Мы должны доверяться внешности, пока нет иных доказательств. — Я обещал ей быль, сказку и вывод.
— Я расскажу ей сказку, — предложил Токо.
— А я сделаю вывод, — заключил Лекарь.
— Мне остается быль, — сказал Писец, — а быль в том, что вы не помните своего имени.
— Пусть Токо расскажет сказку, — приказал Клод.
— На самом деле, — добавил Писец, — сколько здесь легенд, догадок, домыслов, никто сказать не может. У Токо свой рассказ, но можно десять других таких же верных наплести.
— Пусть будет этот, коль других не хуже.
— Но я клянусь, бьюсь об заклад, божусь и руку отдаю на отсеченье, подчёркиваю, делаю упор, особо отмечаю, утверждаю, что ровно десять есть таких историй, и каждая другую уточняет, по сути и в деталях подтверждает и дополняет в разных мелочах.
— Не укутывай меня словами! — крикнул на него Клод. — Говори!
И Токо рассказал ту старую историю о белом олене, который и вправду был оленем, а не благородной принцессой.
Принцесса слушала со вниманием и стояла не шелохнувшись.
— А теперь пусть мой Лекарь сделает вывод, — приказал Клод.
Лекарь, который между тем, стоя в углу, раскрывал рот, высовывал язык, сам себе говорил «А-а-а» и выстукивал грудь, сделал шаг вперёд.
— Вывод здесь, — сказал он, сложив пальцы щепоткой, — лишь в том, что точно, подлинно, надежно, наверно, твердо, ясно, безусловно, без тени или капельки сомненья, вопросов, разногласий, колебаний — эй, да я, кажется, забыл выслушать ваше сердце, дорогая! — и он приложил правое ухо ко груди Принцессы, издавая то «ммм», то «хмм».
— Да, сердце у неё слишком, слишком высокое и по месту и по частоте ударов. И оно скачет, скачет, как если бы ей много приходилось скакать через ручьи, через много, много ручьёв, но как же я могу сделать вывод, не осмотрев все эти ручьи?
Король скривился и глянул в сторону.
— Твой вывод! — приказал он.
— Ах, да, вывод, — опомнился Лекарь. — Ну, что же, вывод, насколько это доступно разуму существа, сотканного из неги и лени, мечтающего о неге и о лени, вы, дорогая дама, конечно… О лень моя, о лень! — и он быстро отошёл в сторону, высунув язык и сказав самому себе: «А.а.а».
Король Клод уставился на холодный каменный пол, а лицо его продолжало пылать. Писец рассеянно перебирал в кармане печати и ленты. Тусклые глаза Токо, не различавшие уже ни луны, ни звёзд, были исполнены печали.
Принцесса не шелохнулась, а лишь подняла голову ещё выше.
— Если вы и теперь не можете припомнить своего имени, то вы, несомненно, олень, — заключил Король.
— Настоящая принцесса должна помнить своё имя, — заметил Писец.
— К тому же, учитывая, что нет никаких следов столь сильного удара, который мог бы отшибить у неё память, и отсутствует заметное сужение или расширение зрачков, как бывает при употреблении разных снадобий, настоек и вышибатов, — сказал Лекарь. — А что, разве есть такое слово? — удивился он сам себе.
— Вы, наверно, хотели сказать «отшибилов» — заметил Писец, — хотя такого слова, кажется, тоже нет.
— Хватит вам отвешивать слова в скляночки, — не выдержал Клод. — Говорите мне, что за чары и каковы правила этого колдовства?
Писец прокашлялся и сказал:
— В чарах такого рода, — а свидетельствовать они могут лишь об исключительно дурном вкусе, — истинный олень, приняв облик и формы принцессы, оказывается, по очевидным причинам, не в состоянии сохранить в себе любовь к рыцарю, принцу или крестьянину после того, как его горестный секрет окажется раскрытым.
— Так продолжай же, не томи душу! — приказал Клод.
— Увы, обманет трижды вас любовь, и этим прекратятся злые чары, — торжественно изрек Писец. — Оставшись трижды брошенною, вы вновь обратитесь в белого оленя.
— И не скачите больше через ручьи — это вредит сердцу, — добавил Лекарь. — Ме.е, ме.е, ме.е, — вдруг заблеял он, чтобы проверить, не болит ли у него горлышко.
— Беда тебе, о горестный олень! — воскликнул Писец.
— Придержи язык, ехидина! — оборвал его Клод. — Эта дама в нынешнем облике принцесса, так и обращаться к ней следует как к принцессе, пока она стоит на двух ногах, а не на четырёх.
Наконец сказала своё слово Принцесса, и взгляд её был светел и бесстрашен.
— Позвольте мне рассказать эту печальную историю моему Принцу, прежде чем он испросит у меня руки и сердца.
— Просите и получите, дозволяю! — рявкнул Клод. — А речь-то у неё, как у благородной!
Королевский Писец вновь прокашлялся:
— Но ежели произойдёт, случится, окажется иль выйдет так, что Принц, один или другой, о том объявит, что продолжает верно вас любить, забывши всё, что прежде с вами было, что есть и что случится, что ж, тогда навеки вы останетесь принцессой — ведь таково условье древних чар.
Токо выступил вперёд и поднял руку:
— Вспомните, Клод, что и мать ваших сыновей некогда предстала вам в облике оленя, но ведь по сути она была принцессой королевской крови.
— Так ведь она помнила своё имя, а эта милая лань… — вскричал Клод.
— Эта Принцесса, по вашему собственному повелению, — заметил Королевский Писец.
— Я есть то, чем я буду, — сказала Принцесса, — и я буду тем, что я есть.
— Одно могу сказать я в утешенье, — произнёс Клод. — Вы были самым быстрым из оленей, дерзнувшим человека обыграть. И ваш соперник в бешеной погоне был рыцарь, а не тот простак безрукий из сказки Токо. Вы во всем достойны и Короля, и доблестного Принца: душой, улыбкой, речью, статью, бегом!
В комнате сгустилась тьма, и в то мгновенье тишины, которое наступило за высокой похвалой Короля, послышался дальний топот множества копыт. Король шагнул к окну и выглянул.
— Что за диво! — вскричал он. — Смотрите! Три трофея слились в сиянье. Скачут трое Принцев — все как один, а их пути сошлись до дюйма и мгновенья. Это чудо и волшебство!
Токо, Писец и Лекарь, с трудом выглядывая наружу из-за огромных плеч Короля, увидели, как Тэг, Гэл и Джорн скачут во весь опор к воротам замка с трофеями в руках, а кони мчатся, голова к голове, будто в одной упряжке.
Принцесса, стоявшая со смежёнными глазами спиной к сумеречному свету, вдруг ощутила, что кто-то взял её за руку, и услышала глубокий голос карлика Квондо: «Иди!». И он повёл её из комнаты вниз по каменной винтовой лестнице в большой круглый зал. Он усадил её в высокое резное золотое кресло, а сам присел на корточки на полу справа от неё.
Круглый зал наполнился топотом бегущих ног: Король с задыхающимися слугами вбежали в одни двери, а Принцы — в другие. Никто и не расслышал за топотом и криками, что Принцесса в золотом кресле начала горестный рассказ об околдовавших её чарах, и Принцы в один и тот же миг сложили добычу к её ногам: Тэг — золотые клыки Голубого Вепря, Гэл — Священный Меч Лорала, а Джорн — серебряную чашу с рубинами, и все они выкрикнули в один голос: «Я прошу вашего сердца и руки!»
Наконец, пала наполненная тяжким дыханием тишина, и никто не шевельнулся. Принцы опустились на одно колено, обратив взоры к Принцессе, а Король и слуги замерли, как ледяные изваяния. Квондо неподвижно сидел на корточках.
Принцесса встала, стройная, тонкая и бесстрашная, и произнесла милым низким голосом, обращаясь в Королю:
— Я не знаю, в каком порядке мне обратиться: ведь все трое преклонили колени в один и тот же миг, и все три трофея блистают рядом.
Король скривил гримасу и велел Писцу:
— Объяви порядок!
— Такого чуда на своём веку я вовсе не припомню, — сказал Писец.
— И на веку отца, — добавил Токо.
— Но я скажу, коль будет ваша воля, — ответил Писец.
— Повелеваю! — крикнул Клод. — Выполняй приказ!
— Тогда пусть старший обратится первым, а средний с младшим следуют за ним.
— Темно совсем! — воскликнул Токо.
— Светильники зажгите! — крикнул Король, и по всем залам замка понеслось раскатом: «СВЕТИЛЬНИКИ ЗАЖЕЧЬ!!! Зажечь!! Зажечь!»
Двенадцать жёлтых человечков метнулись во все стороны, и через мгновение по круглым стенам уже горели светильники, а Принцесса начала речь, устремив на Тэга печальный взор:
— Вы просите руки и сердца той, что вправду век свой начала оленем, который по капризу колдуна иль ведьмы ныне принял женский облик.
По стенам между щитами и копьями неровным пламенем пылали светильники, а Принцесса продолжала:
— Как говорит нам старое преданье о позабытом колдовстве и чарах, вы трое нынче просите руки той, что и вправду родилась оленем. Я знаю ваши тяготы борьбы, удары непогоды и судьбы, я знаю, сколько нужно претерпеть, чтобы рубины, золото иль медь сложить у безымянных этих ног. Так слушайте, что повелел вам рок: «Коль меня полюбят верно, стану я женой примерной, а изменят в третий раз — в тот же миг я сгину с глаз». В том заклятье чёрных чар. Не остыл ли, Тэг, твой жар?
Старший сын Клода встал с колен. Не говоря ни слова, он изломал золотые клыки Голубого Вепря и повернулся спиной.
— Любовь ей изменила в первый раз, — простонал Токо.
— Коль меня полюбят верно, стану я женой примерной, а изменят в третий раз — в тот же миг я сгину с глаз. В том заклятье чёрных чар. Не остыл ли, Гэл, твой жар?
Гэл встал, не говоря ни слова, переломил о колено Священный Меч Лорала, повернулся и вышёл.
— Теперь любовь ей изменила дважды, — прошептал Писец.
— Коль меня полюбят верно, стану я женой примерной, а изменят в третий раз — в тот же миг я сгину с глаз. В том заклятье чёрных чар. Не остыл ли, Джорн, твой жар?
— Сейчас любовь изменит в третий раз, — каркнул Лекарь.
Принц Джорн встал с колен и поднял серебряную чашу, полную рубинов.
— Откройте двери шире, — взревел Клод, — для оленя! А кто возьмёт копьё, как пса, прикончу! Откройте двери шире для оленя!
И по всем залам дворца прокатилось: «ОТКРОЙТЕ ДВЕРИ ШИРЕ!!! Шире!! Шире!»
Белая фигура у золотого кресла замерла неподвижно. Все вытянули шеи и широко раскрыли глаза, глядя, как Джорн поднимает чашу.
— Так тихо, что паденье лепестка услышать можно, — шепнул Писец.
— Ничего не слышу, — пробормотал Токо.
— Молчать! — крикнул Клод. — И отойти, чтоб место дать. Отказ у Джорна в сердце, и сейчас услышим приговор!
Джорн произнёс:
— Вы более не то, чем прежде были, а то, чем есть, пребудете вовеки. Позвольте вам вручить сей дар любви!
Принцесса приняла чашу в руки.
— Вы в руки сердце приняли моё, — сказал Джорн.
Пока Принц говорил, огонь светильников угас, став тихим свечным пламенем, зал наполнился свежим апрельским воздухом, и Джорн увидел перед собой новую Принцессу, исполненную такой прелести, какая не являлась ему ни в жизни, ни во снах.
— Припоминаю этот аромат, — сказал старый Токо, — весенний свежий аромат сирени.
— Шш—ш, — шикнул на него Лекарь.
— Кто этот Принц, высокий незнакомец, который чашу взял из рук у девы? — шепотом спросил Писец, потому что откуда ни возьмись рядом с Принцессой вдруг появился высокий и смуглый, никому не знакомый юноша и принял чашу из её рук, чтобы она могла спуститься с золотого кресла и вложить свою руку в руку Джорна.
Король Клод, увидевший незнакомого Принца в тот же миг, что и другие, закрыл глаза, протёр их, снова открыл и шагнул вперёд.
— Ты кто, откуда, по какому делу?
1 2 3 4 5 6 7 8