Часто имена соответствуют названиям дней недели, например Дава (понедельник), Пасанг (пятница) и Пемба (суббота). Что же касается фамилий, или родовых имён, то большинство, в том числе моё — Ганг Ла, происходит от названия местности или события в истории семьи. Вот наиболее известные: Мурми, Шерей, Рхукпа, Мендава, Тхактукпа. Если спросят, почему они не употребляются в повседневном обиходе, я могу только сказать, что для шерпы это прозвучало бы так же странно, как для англичанина, которого стали бы называть Уильям Пиккадилли или Трэфэльгер Джонс.Наверное, во всех странах говорят в шутку о людях другого народа, что они все на одно лицо. Европейцы в экспедициях подчас жалуются, что им трудно различать шерпов, но и мы сталкиваемся с подобными трудностями, особенно потому, что европейцы обычно ходят в горах, наполовину скрыв лицо под большой бородой. Что касается шерпов, то у нас, как у большинства монгольских народов, очень редкие бороды, и взрослый мужчина бреется не чаще одного раза в месяц; все же, если мы очень постараемся, то можем отрастить усы, как я это доказал за последние годы. В Соло Кхумбу мужчины, подобно женщинам, носят длинные косички по тибетскому обычаю и вдевают в уши кольца и серьги. Но почти все переехавшие в Дарджилинг давно отказались от этого. Как я уже говорил, я сразу же постригся коротко по прибытии в Дарджилинг, а серёг не носил с тех пор, как был мальчишкой, хотя дырочки в ушах ещё сохранились.Чёрные волосы, карие глаза, гладкая смугло-жёлтая кожа типичны для моего народа. Черты лица у нас, понятно, монгольские, но не так ярко выраженные, как у китайцев и тибетцев; можно встретить любые размеры и любой рисунок глаз и носов. Шерпы невысокого роста, сложением обычно коренасты, хотя не так, как этого можно было бы ожидать, если учесть нашу работу и переносимые поклажи. Мой собственный рост 1 метр 72 сантиметра, нормальный вес 72 килограмма; таким образом, я несколько выше и суше среднего.В Дарджилинге большинство наших женщин все ещё носят традиционную шерпскую одежду: тёмное свободное платье и вязаный шерстяной передник в яркую поперечную полоску. Мужчины в большинстве перешли на европейскую одежду, чаще всего спортивные рубахи и штаны, свитеры и тому подобное, что получено в экспедициях. В отличие от индийцев и непальцев почти все мы носим обувь; если есть — европейскую, в противном случае тибетские катанки. На торжества после взятия Эвереста я обычно надевал индийский костюм: узкие белые штаны и длинный, по колено, черный сюртук с высоким воротником. Обычно же я ношу английскую или швейцарскую спортивную одежду и привык к ней настолько, что чувствую себя чуть ли не ряженым, когда надеваю традиционный наряд своих предков.Успешная работа шерпов в экспедициях объясняется не только силой наших спин и ног и нашей любовью к горам, но и нашими обычаями в отношении еды. Большинство восточных народов — индусы, мусульмане, ортодоксальные буддисты и почти все мелкие народности — придерживаются в пище строгих религиозных правил, и их очень трудно обеспечить соответствующим питанием в глухой местности. Зато шерпы едят всё, что угодно, — любые свежие или сушёные продукты, любые консервы. Иными словами, мы едим то же, что европейцы, так что им не приходится запасать для нас какие-то особенные продукты. Дома в Дарджилинге, как и в Соло Кхумбу, мы едим обычно тушёный картофель, смешанный с мясом или овощами. Кроме того, попав в Индию, мы стали есть много риса, часто с соусом керри для вкуса. Любимое блюдо — традиционное шерпское мо-мо, суп с пельменями, которые, по словам профессора Туччи, очень напоминают итальянские равиоли.Пьём мы обычно чай, чай и ещё раз чай, сколько оказываемся в состоянии выпить за день, совсем как англичане. В старое время мы пили его на тибетский лад, с яковым маслом, но в Дарджилинге нет яков, поэтому здесь мы пьём чай по-европейски, с молоком и сахаром. Если захочется чего-нибудь покрепче, то у нас есть чанг, шерпское пиво. Обычно оно домашней варки, приготовляется из риса, ячменя или какого-либо другого зёрна, в соответствии со вкусами и возможностями. Единственное, что недопустимо в отношении чанга, это чтобы он был слабым. Пьют его не как обычно, не из стаканов или бутылки: когда готова закваска, её наливают в чашу, добавляют горячей воды и тянут получившуюся жидкость через бамбуковую трубочку. Чаще всего чаша рассчитана на одного, но есть и большие, из которых пьёт несколько человек одновременно. По мере того как жидкость в чаше убывает, хозяин доливает горячей воды, во всяком случае пока не сочтёт, что гостям пора домой…Мы общительный народ. Мы любим поговорить, посмеяться, попеть, любим наш чанг и обычно не ленимся доливать его, потому что хотим, чтобы гости посидели подольше. Если они не выпьют по меньшей мере три порции чанга или чая, мы считаем их невежливыми и обижаемся. Индусам и мусульманам, которые не пьют вовсе, наше поведение может показаться вольным и развязным; впрочем, я думаю, что мы пьём в общем и целом не больше и не меньше, чем большинство других народов, не имеющих такого запрета. Лично я люблю чанг, а также многие европейские напитки, с которыми познакомился в последнее время. Мне нравятся сигареты. К счастью, я без труда могу обходиться без них, что и делаю всегда перед началом очередной экспедиции и во время неё. Не пью я и не курю также, когда нахожусь среди людей, религиозного чувства которых мне не хочется задевать.Большинство шерпов любит путешествовать. Мы охотно навещаем своих друзей и принимаем их у себя, и хотя можем показаться застенчивыми, любим знакомиться с новыми интересными людьми. Играем между собой в азартные игры — кости и карты. Мы не прочь подшутить друг над другом Одна из самых распространённых шуток в экспедициях — это когда кому-нибудь подкладывают камни в ношу, чтобы она стала тяжелее. Наши белые начальники не видят в этом, однако, ничего смешного, да, кажется, и я тоже.

. Спорт и спортивные игры распространены мало, возможно, потому, что мы не могли научиться им, хотя скорее всего причина в нашей работе — после неё не очень-то нуждаешься в дополнительных упражнениях. Зато многие шерпы, и я в том числе, увлекаются верховой ездой и лошадьми, а для того, кто считает слишком обременительным для себя самому стать в стремя, в Дарджилинге есть всегда конные состязания, где можно побиться об заклад. Я недавно купил коня и участвую в скачках, правда, должен признаться, не как жокей. А мои друзья говорят, что я скоро стану шерпским Ага Ханом.Многие наши развлечения мы разделяем со своими жёнами. Шерпские женщины занимают в семье более видное место и пользуются большей свободой, чем у большинства азиатских народов. Дома — в этом я не раз убеждался на собственном опыте — им принадлежит вся полнота власти, однако жизнь их не связана исключительно с домом; часто они интересуются мужскими делами и выполняют работу, которую обычно принято считать мужской. Как я уже говорил, Анг Ламу девочкой ходила с ношами по Дарджилингу, а многие работают даже носильщиками в экспедициях и проходят весь путь до базового лагеря. Большинство шерпских женщин низкорослые, некоторые совсем маленькие. Но силой и выдержкой они почти равны мужчинам: есть женщины, которые носят поклажи, достигающие двух третей их собственного веса.Развод у нас допускается. Желающий расторгнуть брак, будь то мужчина или женщина, должен уплатить другой стороне известную сумму денег, после чего считается свободным. В Тибете, откуда пришли наши предки, распространено и многожёнство и многомужество. Часто у двух или нескольких братьев имеется общая жена. Смысл этого — сохранить имущество внутри семьи. Но уже в Соло Кхумбу такие явления редки, а в Дарджилинге их вовсе не бывает. При той свободе и равноправии полов, которые царят у нас, дай бог мужчине или женщине управиться с одним супругом!Большая перемена произошла за последнее время в жизни наших детей — теперь они наконец-то ходят в школу. Раньше единственным путём для шерпы научиться чему-нибудь было пойти в монастырь. В Дарджилинге это было сложнее, чем в Соло Кхумбу, потому что здесь у нас нет своих монастырей — только сиккимские или тибетские — и очень мало лам. Теперь же дело улучшилось. После войны многие из нашей молодёжи стали посещать непальские школы, которых в Дарджилинге много, а в 1951 году открылась небольшая шерпская школа. В начале книги я уже сказал, что отсутствие образования — моя главная беда; и для меня очень важно, что подрастающее поколение имеет то, чего не хватало мне. Мои собственные дочери, Пем Пем и Нима, ходили несколько лет в непальскую школу, но теперь я смог отдать их в школу при католическом монастыре Лорето, которая действует в Дарджилинге уже много лет и возглавляется ирландской монахиней. Это не значит, что они станут католичками. Они научатся свободно говорить по-английски, будут встречаться с различными людьми и получат хорошее современное образование.Правда, сдаётся мне, что нет добра, которое не влекло бы за собой сколько-либо зла. Я заметил, что многие молодые шерпы совершенно не имеют представления о наших старых нравах и обычаях. Они и по-шерпски-то едва изъясняются. И я боюсь, что их новые представления в большой мере почерпнуты не из учебников, а из кинофильмов Сам я никогда особенно не увлекался кино. Единственный фильм, который я видел за последние годы, это «Покорение Эвереста».

. Впрочем, возможно, это неизбежная цена, которую приходится платить народу, переходящему от старой простой жизни к совершенно иной, и уж лучше учиться и развиваться, хотя бы и с ошибками, чем топтаться на месте.В прошлой главе я рассказал кое-что о своей буддийской вере. Подобно мне, большинство «новых» шерпов религиозны, но не фанатики. Они хранят образ бога в своих сердцах, однако не верят в обряды и ритуалы. Так как в Дарджилинге нет шерпского монастыря, то мы и не имеем настоящего религиозного центра. Зато почти все отводят дома угол для молитвы; там находятся свечи, ладан, молитвенные колёса и изображения Будды, важнейший символ нашей веры. Для меня жизнь сложилась лучше, чем для других, поэтому я смог в своём новом доме отвести целую комнату под молельню. В ней хранятся драгоценные священные предметы, привезённые из Тибета, в ней мой зять, лама Нванг Ла, по нескольку часов в день занимается свечами и курениями, вращает молитвенные колёса и молится за всех нас. На дворе, на склоне холма, я расставил бамбуковые шесты, на которых развеваются молитвенные флажки в сторону далёких снегов Канченджунги.Как и у большинства народов, наши важнейшие обряды связаны с рождением, женитьбой и смертью. Мы сжигаем наших покойников, кроме маленьких детей, которых принято хоронить. Исключение составляют также умершие высоко в горах; их тоже хоронят — либо люди, либо сама природа.Для важных случаев и вообще для всех желающих в Тоонг Соонг Бусти имеется небольшой храм. Внутри него находится один-единственный предмет: большое молитвенное колесо, почти в два человеческих роста, заполняющее чуть ли не все помещение. Оно приводится в движение с помощью верёвки, а вращаясь, звонит наподобие гонга. Часто, проходя мимо, можно услышать его звон. Значит, либо кто-нибудь умер, либо родился, либо просто в храме кто-то молится. И ты сам произносишь в уме: «Ом мани падмэ хум… Ом мани падмэ хум…», зная, что звук гонга касается не только новорождённого или умершего, но каждого из нас, медленно вращающегося на колесе своей жизни.
Я сказал, что прожил три жизни. Собственно, обо всем шерпском народе можно сказать, что он живёт три жизни: в своей религии, в своём доме и в своей работе. Раньше мы все были земледельцами и пастухами, а в Соло Кхумбу этим и сейчас занимается большинство. Теперь появились среди нас дельцы и торговцы, а в будущем, я думаю, из шерпов выйдут врачи и юристы, учителя и учёные — все, что угодно. Но в мире мы известны как восходители, и, наверное, многие из нас так и останутся восходителями. Больше того, я надеюсь на это от всего сердца: слишком много мы получили от гор и слишком много отдали им.Мальчик-шерпа смотрит вверх — он видит гору. Потом он смотрит вниз и видит груз. Он поднимает груз и идёт на гору. Он не видит в этом ничего необычного или неприятного. Идти с грузом — его естественное состояние, и ноша для него все равно что часть тела. Главный вес приходится на широкий ремень, который надевают не на плечи, а на лоб, потому что длительный опыт научил нас, что это лучший способ носки. Таким способом взрослый шерпа несёт почти пятьдесят килограммов по обычной местности и до тридцати — тридцати пяти на крутых склонах. Так и я сам носил грузы всю мою жизнь, до недавнего времени. В последних экспедициях я, как сирдар или член штурмовой группы, исполнял другие обязанности и потому нёс меньше. А на очень больших высотах я предпочитаю носить груз на плечах, на европейский лад.Многие, похоже, не понимают, что, собственно, делает шерпа во время экспедиции. Скажу сразу же, что он ничуть не похож на проводника в Альпах, который водит людей по горам, где побывал перед этим много раз. В Гималаях никто не знает гору так хорошо заранее, а то и вовсе не поднимался на неё. Далее, мы не натренированы учить людей альпинизму, да это и ни к чему, потому что мы работаем с лучшими во всем мире мастерами этого дела. Поначалу мы немногим отличались от обычных носильщиков, которых на Востоке исстари называли «кули». Теперь это слово стало непопулярным в Азии. По привычке, возможно дурной, мы иногда говорим «кули» (никогда о себе самих, конечно, только о других), но это прозвище настолько унизительно, от него так сильно отдаёт рабством, что мы очень обижаемся, если слышим его от европейцев. Правда, шерпы с этим не сталкиваются, потому что о нас давно уже не то что не говорят — не думают как о кули. «Местные кули были отпущены, — можете вы прочитать в книгах, — а шерпы продолжали идти». Или: «Кули повернули из базового лагеря обратно, а шерпы продолжали восхождение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35