Не было у него времени и для занудного философствования в духе Розенберга, но говоря о нем, не стоит забывать о том, что и он имел отношение к определенным братствам, где общался с адептами тайных знаний.Основная же ценность Геринга для нацистского движения в начале 20-х годов была в том, что он придал движению ореол респектабельности. Надо сказать, что еще больше него повлиял в этом направлении другой герой войны — генерал Эрих фон Людендорф. Сомнительно, что найдется какой-либо другой немец, повинный больше него в захвате России большевиками и в военном разгроме Германии. Ведь именно он одобрил идею отправить в запломбированном вагоне Ильича и Ко. Несмотря на это, он упорно настаивал, что армии был нанесен смертельный удар в спину евреями и марксистами. Человек редкой политической наивности, Людендорф увлекался неоязычеством и полагал, что с возрождением поклонения Вотану Германия может вернуть себе былое величие. Познакомившись с Гитлером через Рема генерал был буквально зачарован фюрером и вскоре объявил о своей поддержке движения.Геринг и Людендорф во многом способствовали росту популярности нацизма среди аристократических, богатых и влиятельных кругов. Но, разумеется, появились восторженные поклонники и среди других слоев населения. Один из них — «человек масс», журналист-порнограф Юлиус Штрейхер. Заметим, между прочим, что и он принадлежал к обществу Туле. В 1922 г. вместе с руководимым им нюрнбергским отделением германской социалистической партии Штрейхер присоединился к Гитлеру. В издаваемой им газете «Дер Штурмер», напоминавшей по стилю венскую «Остару», публиковались антиеврейская порнография самого низкого пошиба. Даже кое-кто из нацистов возмущался грязным пером Штрейхера и его отвратительными манерами. Но Гитлер, по крайней мере, в определенный период питал к нему искреннее расположение. Иные историки полагают, что это объясняется тем, что в «Дер Штурмер» отражались тайные сексуальные фантазии фюрера: рисунки, изображающие безобразных, носатых и волосатых евреев, соблазняющих белокурых немецких красавиц, вполне можно рассматривать как иллюстрации к кошмарным видениям молодого Адольфа в «Моей борьбе».Что же касается Штрейхера, то он стал верным апостолом Гитлера сразу, как только увидел его на митинге: «Неожиданно чей-то голос воскликнул: „Гитлер идет!“ Воодушевленные некоей таинственной силой, тысячи мужчин и женщин вытянули руки в приветствии. Вновь и вновь повторяя „Хайль Гитлер“, они наполнялись какой-то странной энергией... Теперь он говорил... Каждый чувствовал: этот человек говорит по зову божьему, как посланец небес... В тот момент я знал, что наступила решающая минута и для меня самого. В тот момент я понял, что могу быть только последователем. Но он — фюрер!» — так говорил Штрейхер.Юлиус Штрейхер оставался верным последователем Гитлера до конца. Когда в Нюрнберге его вели на виселицу, он безостановочно повторял «Хайль Гитлер, хайль Гитлер!»...Такова была коллекция довольно разных людей, представлявших собой передовой отряд нацизма в начале 20-х годов. На первый взгляд, немного было общего, скажем, у аристрората Геринга и у сына деревенского учителя вульгарного Штрейхера. Однако стоит обратить внимание на то, что все они отдали дань тайным знаниям, оккультизму. Их всех, по-видимому, можно считать посвященными в той или иной степени. И еще: их объединяла вера в то, что высшие силы послали Германии спасителя — Адольфа Гитлера. Пивной путч Год 1923 был во многих отношениях решающим и драматическим не только для Германии, но и для Адольфа Гитлера. Инфляция достигла катастрофических размеров. Если по окончании войны немецкая марка относилась к американскому доллару 4:1, то в начале 1923 г. один доллар приравнивался к семи тысячам марок, а в ноябре того же года немецкие деньги вообще перестали что-либо стоить. Из-за того, что Германия не смогла выплатить определенной суммы в виде репараций, требовавшихся от нее победителями, Франция ввела свои войска в индустриальный Рур. Для гордых немцев оккупация промышленного сердца их страны казалась актом неслыханного оскорбления, нанесенного им «презренным соседом»...Исходя из соображений, что чем хуже, тем лучше, Гитлер решил, что пришло его время. Успех марша Муссолини на Рим в 1922 г. произвел на него сильнейшее впечатление, и он полагал, что и ему следует привести подобную акцию. В течение нескольких месяцев он обдумывал марш на Берлин, намереваясь сбросить тамошнее правительство «гнусных предателей». Но в конце концов отказался от этого плана: нацистская партия была сильна лишь в Баварии. Поэтому выбор Гитлера пал на Мюнхен.Вечером 8 ноября 1923 г. 34-летний лидер нацистской партии повел вооруженных штурмовиков в Бургербраукеллер — огромную пивную на одной из окраин города. Там проводилось политическое ралли в поддержку баварского правительства, организованное теми людьми, которым принадлежала власть: Густавом фон Каром, исполнявшим обязанности главы правительства, генералом Отто фон Лоссоу — командующим вооруженными силами в Баварии и полковником Гансом фон Шейссером — начальником баварской полиции.События в пивной развивались следующим образом. Во время выступления Кара неожиданно раздался выстрел. После чего Гитлер влез на стол и, чтобы привлечь внимание к собственной персоне, разрядил свой пистолет в потолок. Кар остановился, пытаясь понять, что же происходит. Очень скоро ему все стало ясно.Окруженный группой штурмовиков, размахивающих пистолетами и винтовками, Гитлер поднялся на трибуну. Отодвинув Кара в сторону, он прокричал: «Национальная революция началась!»Затем Гитлер приказал всем трем правительственным деятелям сойти со сцены и пройти вместе с ним в маленькое смежное помещение. Там, наведя на них пистолет, он потребовал, чтобы они присоединились к его революции.Фюрер, часто пребывавший в мире собственного воображения, все же был в достаточной степени реалистом и отлично понимал, что у него нет никаких шансов разгромить армейские части и баварскую полицию. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как прибегнуть к методу шантажа и угроз. Наведенный заряженный пистолет может быть убедительнее любых аргументов. Но Кара, Лоссоу и Шейссера не удалось запугать: они отказались присоединиться к гитлеровской революции.Почти во все критические моменты жизни Гитлер демонстрировал замечательную способность принимать быстрые решения, умение обмануть, перехитрить противника. Эту способность проявил он и тогда, в 1923 г.Оставив трех упрямцев под вооруженной охраной, он вернулся в пивную и объявил толпе, что Кар, Лоссоу и Шейссер — баварский триумвират, как их называли, — присоединились к нему для формирования нового национального правительства Германии. Что касается его самого, то он возглавит это правительство. Главнокомандующим новой германской армией станет генерал Эрих Людендорф.Ложь, поражающая своей невероятностью, почти всегда срабатывает. Толпа восторженно зааплодировала, не имея понятия о том, что баварская троица находится под замком, а генерал Людендорф даже ничего не знает о начавшейся революции! Однако Гитлер уже послал за ним. Вскоре тот прибыл. Хотя генерал откровенно возмущался тем, что Гитлер не проконсультировался с ним заранее, однако заявил о своей поддержке. Людендорф сумел быстро убедить Кара, Лоссоу и Шейссера или, по крайней мере, думал, что убедил их. Гитлер, престарелый генерал и баварская тройка поднялись на трибуну. Каждый из них произнес краткую речь и поклялся поддержать новое революционное правительство.Но дальше объявления революции дело не продвинулось, Гитлер не позаботился о том, чтобы занять стратегические центры города, т.е. не сделал того, что является важнейшим при любом перевороте. Он не удосужился даже занять телеграф, и сообщение о пивном путче моментально достигло Берлина. Из столицы последовал приказ: немедленно принять меры к подавлению восстания.По-видимому, не было нужды долго убеждать Кара, Лоссоу и Шейссера в необходимости наведения порядка. Незаметно исчезнув из пивной, они собрали армейские и полицейские силы. Сообщив, что их заявления о поддержке революции были сделаны под наведенным пистолетом и потому не имеют никакого значения, они потребовали, чтобы нацисты прекратили нарушать законный порядок и разошлись.К рассвету 9 ноября Гитлер понял, что потерпел поражение. Он намеревался сделать революцию с армией и полицией, а не против них. Фюрер предложил Людендорфу отступить за пределы города.Почтенный генерал отступать наотрез отказался. Он настаивал на том, чтобы промаршировать со штурмовиками через центр Мюнхена, взять город и объявить его столицей нового революционного правительства. Людендорф был уверен, что ни армия, ни полиция не осмелятся выступить против такого заслуженного человека и патриота, как он. Под его напором Гитлер, вопреки здравому смыслу и собственной оценке положения, согласился.Вскоре после полудня 9 ноября на узкой улочке в самом центре Мюнхена показалась колонна штурмовиков, ведомая Людендорфом, Гитлером и Герингом. Навстречу им вышло примерно сто вооруженных полицейских.Кто первым открыл огонь, установить точно не удалось. Как бы там ни было, возникла перестрелка. Через 60 секунд уже стали ясны ее результаты: 16 нацистов и 3 полицейских лежали мертвыми или умирающими. Геринг получил тяжелое ранение, а остальные революционеры, включая и Адольфа Гитлера, спасая свои жизни, припали к тротуару. Лишь один Людендорф продолжал гордо вышагивать между нацеленными дулами винтовок. Он несомненно выглядел трагикомической одинокой фигурой. Ведь никто из нацистов не последовал его примеру, даже фюрер предпочел спасаться бегством. Вскочив в оказавшийся поблизости автомобиль, он отправился в загородный дом, где несколько дней скрывался от полиции.Мюнхенская репетиция по захвату власти завершилась полным крахом. Пивной путч носил довольно странный и, можно сказать, опереточный характер. Последствия же его были поистине катастрофическими: нацистская партия запрещена, ее лидеры арестованы и посажены в тюрьму, ожидая суда за измену. Многим людям в Германии казалось, что пришел конец как Гитлеру, так и нацизму.Но сам фюрер, что не может не поражать в столь незавидной ситуации, продолжал хранить безграничную веру в свою миссию. Его глубокая внутренняя уверенность была подтверждена друзьями и последователями, а также гороскопом, начертанным астрологом по имени фрау Элсбет Эбертин, которая писала: «Звезды показывают, что к этому человеку следует относиться чрезвычайно серьезно; ему предназначено быть лидером в грядущих сражениях. ...Он пожертвует собой ради германского народа и встретит любые невзгоды с мужеством и храбростью».Вопреки общему рациональному мнению, Гитлер чувствовал, что фиаско в Мюнхене не являлось концом ни ему самому, ни нанионал-социализму. Дальнейшие события показали, что он был прав.Искуснейшим образом Гитлер использовал собственный процесс в пропагандистских целях. Он с презрением отвергал аргументы обвинителей и утверждал патриотическую сущность своего призвания: «Не нужно принуждать человека, призванного стать диктатором. Он сам жаждет этого. Никто не подталкивает его, он сам движется вперед. В этом нет ничего нескромного... Тот, кто чувствует, что призван править, не имеет права говорить: „Если вы выберете меня...“ Нет! Это его долг выступить вперед».К тому времени, когда судьи готовы были объявить обвинительный приговор, Гитлер психологически овладел всеми присутствующими в зале суда. В своем последнем слове он заявил: «Не вам, господа, судить нас. Приговор вынесет вечный суд истории. То, что вы скажете, я знаю... Вы можете объявить нас виновными тысячу раз, но богиня вечного суда истории посмеется и разорвет на клочки приговор этого суда, ибо она оправдает нас». Гаусхофер, святая книга и новое начало В глазах миллионов немцев, ненавидевших республику, Гитлер был героем и патриотом. В зале суда никто не мог тягаться с ним в красноречии и находчивости. Он выглядел победителем, и о нем кричали заголовки газет во всем мире. Так ему впервые удалось заявить о себе как о личности во всегерманском масштабе.1 апреля 1924 г. суд приговорил его к пяти годам заключения в крепости Ландсберг. С самого начала было ясно, что он не будет отсиживать весь срок. И действительно: уже после девяти месяцев пребывания в довольно комфортабельных условиях (с ним обращались, скорее, как с почетным гостем, а не как с заключенным) Адольф Гитлер вышел на свободу.Нужно заметить, что время, проведенное им в заключении, было использовано наилучшим образом. Там, в Ландсберге, он начал диктовать Гессу свою «Моя борьба», ставшую святой книгой нацизма. В этой книге сильно заметно влияние профессора Карла Гаусхофера, посещавшего Гитлера в тюрьме по просьбе Гесса.Историк Иоахим Фест отмечает: «Посредничество между Гаусхофером и Гитлером являлось главным личным вкладом Рудольфа Гесса в зарождение и очертание идей нацизма».
Если Дитрих Эккарт во многом помог Гитлеру овладеть искусством пропаганды, то Гаусхофер расширил его видение и научил геополитике. Подлинным наваждением для профессора была идея жизненного пространства. Глубоко убежденный в превосходстве северных народов и в тлетворном воздействии евреев на ход мировой истории, Гаусхофер полагал, что арийская раса ведет свое происхождение из Центральной Азии, и потому настаивал на необходимости захвата ее территории. В «Моей борьбе» постоянно встречается упоминание о важности жизненного пространства, а в 14-й главе дискутируется проблема безопасности жизненной зоны и роль географии в военной стратегии — прямое отражение тюремных бесед с Гаусхофером.Думается, что стоит обратить внимание и на то, что многие историки предпочитают не замечать: мюнхенский профессор немало повлиял на Гитлера и в духовном отношении. Гаусхофер не любил об этом распространяться, но еще до Первой мировой войны он отдал большую дань оккультизму:
1 2 3 4 5 6 7 8