Во время перекрёстного допроса, проведённого адвокатом, все свидетели обвинения, которые читали листовку, признали, что ознакомление с мимеографическим произведением подсудимых не вызвало у них ни малейшего чувства нелояльности или недовольства.
Эмик, давая показания в свою защиту, заявил, что он всю жизнь считал, что имеет определённые права, а когда вступал на военную службу, ему никто не говорил, что он эти права утратил.
Он сказал, что вовсе не считает себя нелояльным по отношению к Соединённым Штатам и не имел желания посеять нелояльность у других. Он читал некоторые выступления сенаторов и отставных генералов против войны во Вьетнаме, и ему никогда не приходило в голову, что подобные заявления могут свидетельствовать о нелояльности. Он сказал также, что не переставал выполнять свои служебные обязанности и что ни он, ни Столт не требовали, чтобы кто-либо другой отказывался выполнять их.
Столт в своих показаниях заявил, что его всегда учили честно высказывать свои взгляды, и он считает, что если кому и положено высказывать своё мнение о войне во Вьетнаме, так это солдатам, которым приходится в ней участвовать.
Военный суд признал солдат виновными по предъявленным им обвинениям и приговорил каждого к четырём годам заключения в Форт-Ливенуорте, лишению денежного содержания и всех видов довольствия и увольнению «с позором». Начальник гарнизона Форт-Орда генерал-майор Томас Кенан снизил срок заключения до трех лет. Армейский апелляционный суд оставил приговор в силе.
2
Дело Эмика и Столта, как и многие подобные дела за последние несколько лет, поставило серьёзный вопрос: в какой степени граждане теряют свои конституционные права, когда надевают военную форму?
Рассматривая вопрос о возникающих в связи с этим сложностях, важно установить, когда проблема солдатских прав приобрела такую остроту. Двести лет назад не могло быть и речи об утрате солдатом конституционных прав. Америка была твёрдо привержена идее о том, что все граждане наделены определёнными основными правами — правами, которые не просто даровались народу благосклонным правительством, но и считались неотъемлемыми.
Идея ограниченного правительства и неотъемлемых прав народа тщательно расшифрована в первоначальном варианте конституции и первых десяти поправках к ней. Единственное место в конституции, в котором её авторы проводили различие между правами всех граждан и правами солдат, заключалось в пятой поправке, где говорилось, что на добровольцев-профессионалов распространяются положения военно-судебного кодекса.
По сути дела, считают основатели американского государства, различие между гражданами и солдатами носило чисто академический характер. «Сухопутные и военно-морские силы» федерального правительства состояли из небольшого числа добровольцев-профессионалов. Все прочие солдаты в Америке были солдатами-гражданами, временно входившими в состав милиции, наделёнными всеми неотъемлемыми правами и привилегиями, как и другие граждане.
Три события сравнительно недавнего времени изменили первоначальную концепцию авторов американской конституции о гражданине-солдате и выдвинули на передний план не имевший прежде значения вопрос о правах солдат. Во-первых, численность постоянной армии США возросла до трех миллионов. Во-вторых, большая часть из этих трех миллионов — не добровольцы. В-третьих, за последнее время у многих возникли сомнения, действительно ли необходимы все те войны, которые ведёт Америка. Если США втягиваются в агрессивную войну, то возникает серьёзный вопрос: существует ли необходимость урезывать права значительной части населения?
Те, кто считает, что американский солдат в настоящее время не может претендовать на обычные конституционные права, которыми пользуются все граждане, утверждают, что это не зависит от характера ведущейся войны и наличия угрозы государству. Неважно, говорят они, является ли война оборонительной или необоронительной, объявленной или необъявленной, справедливой или несправедливой. Достаточно того, что человек находится на военной службе. Принимая присягу, он автoматически отказывается от многих прав, принадлежащих ему как гражданину.
В защиту этой позиции обычно выдвигают ряд доводов. Офицеры часто доказывают, что «на поле боя не может быть демократии». Солдаты не имеют права обсуждать приказы начальников. Боеспособность вооружённых сил зиждется на немедленном выполнении приказов, иначе они превратились бы просто в вооружённый сброд.
Часто можно слышать другое утверждение: солдаты, мол, должны поступиться своими правами, чтобы защищать права других. Согласно этой точке зрения, общество делится на два класса: защитников и защищаемых. Солдаты — это защитники, и их удел жертвовать собой. Если они не будут готовы поступиться своими правами, лишатся своих прав остальные люди.
Иногда в качестве основания и законного оправдания ограничения прав солдат ссылаются на «права федерального правительства в военное время». В поддержку этого довода приводят целый ряд исторических примеров, когда в военное время право правительства оборонять страну ставилось выше прав отдельной личности. Во время гражданской войны граждан, выступавших против военной политики республиканской администрации, арестовывали и судили военными судами. Во время первой мировой войны федеральное правительство преследовало в судебном порядке граждан, пропагандировавших сопротивление призыву, а во время второй мировой войны тысячи американских граждан японского происхождения были загнаны в концентрационные лагеря. Если федеральное правительство может во имя интересов ведения войны так бесстыдно лишать гражданских лиц их конституционных прав, то тем более оно может поступать так с солдатами.
Другой, более утончённый довод заключается в том, что назначение вооружённых сил — эффективно и надёжно выполнять волю гражданских руководителей государства. Для этого необходимы сплочённость и солидарность в рядах вооружённых сил. Сплочённости можно достигнуть только путём безоговорочного подчинения приказам, передаваемым по командным инстанциям. Всякое послабление может привести к невыполнению воли политических руководителей государства.
Пожалуй, самый веский аргумент против допущения свободы слова в вооружённых силах заключается в том, что это открыло бы двери вовлечению в политику офицерского корпуса. Офицеры разъезжали бы по стране, пропагандируя взгляды военного командования и министерства обороны США. Обеспечивать гражданский контроль над вооружёнными силами было бы невозможно. Американская политика могла бы уподобиться аргентинской.
Все эти доводы имеют свои сильные и слабые стороны. Но, даже собранные воедино, их сильные стороны не могут достаточно убедительно оправдать лишение трех миллионов граждан того, что в конце концов составляет их неотъемлемые права.
На этом фоне ещё нагляднее выступают слабые стороны доводов в пользу ограничения прав солдат. Многие из них основаны на чрезмерном упрощении действительности или на искажении слов защитников солдатских прав.
Мало кто, например, станет утверждать, что на поле боя должна царить демократия. Почти все согласны, что в бою солдаты обязаны подчиняться законным приказаниям, не прибегая к групповому обсуждению, принятию решения большинством голосов или иной процедуре гражданской демократии. Однако из этого вовсе не следует, что солдаты должны утрачивать все свои права во все времена только потому, что они солдаты. Можно провести реальное различие между боевыми условиями и службой во внутренних гарнизонах, между военным и мирным временем, между служебными обязанностями и внеслужебными правами. Безопасность страны никак не пострадает, если находящийся вне службы солдат из Северной Каролины получит такие же права, как, скажем, вольнонаёмный писарь в Пентагоне или нью-йоркский полисмен.
Точно так же утверждение о том, что солдаты должны поступиться своими правами, чтобы сохранить права других, справедливо только до известного предела. Правда, что солдаты, по самому характеру своей профессии, должны многим поступаться. Они не имеют права выбирать себе назначение и обязаны рисковать жизнью. Но это не значит, что их надо также лишать права говорить, слушать, думать, жаловаться и пользоваться обычной юридической процедурой— во всяком случае, когда они не в бою.
Кроме того, представление о том, что для защиты свободы необходимо её ограничить, основывается на несколько примитивном понимании способов возможной утраты свободы. Конечно, если бы иностранные захватчики оккупировали Америку, права граждан были бы уничтожены, но столь же справедливо, что такое событие весьма маловероятно. Гораздо более грозная опасность заключается в том, что свобода отомрёт оттого, что ею перестанут пользоваться, что из-за страха перед иностранной оккупацией или военным поражением американцы сами разделаются со своими свободами. Для сохранения конституции осуществление конституционных прав не менее важно, чем убийство врагов, находящихся где-то далеко от территории США.
Что касается «прав правительства в военное время», то они не являются неограниченными даже во время войны, а в мирное время или в условиях необъявленной войны, когда граждане пользуются всеми правами, гарантированными конституцией, несправедливо наказывать солдат только за то, что они либо из высоких побуждений, либо по невезению оказались в рядах вооружённых сил.
Довод о том, что безоговорочное послушание требуется для обеспечения согласия с волей политического руководства страны, тоже спорен. Не многие американцы станут утверждать, что солдаты имеют право игнорировать или, хуже того, отвергать законную политическую власть. Но что предосудительного в том, чтобы сомневаться в необходимости послушания? Когда законность политической власти сомнительна, когда солдатам приказывают принимать участие в необъявленной и агрессивной войне, было бы чрезмерным требовать от них не только выполнения приказов, но и отказа от права критиковать политику, кроющуюся за этими приказами.
Последний из приведённых доводов против солдатских прав — опасность вовлечения армии в политику конечного захвата власти военными — абстрактно кажется довольно веским. Однако вопрос о правах солдат следует рассматривать в свете существующих несовершенных отношений между военными властями и гражданским руководством.
Теперь уже не кажется необычным, когда высокопоставленные офицеры высказываются по общественным вопросам, иногда даже прямо выступая против господствующего политического курса. Так, например, в 1967 году генерал Джон Макконнелл, бывший в то время начальником штаба военно-воздушных сил, выступил в сенатской подкомиссии по вопросу о военной готовности с критикой ограничения бомбардировок Вьетнама. Но даже в более обычных случаях, когда офицеры выступают в поддержку официальной политики, политическое значение их выступлений едва ли меньше. Генерал Уильям Уэстморленд, например, будучи командующим американскими войсками во Вьетнаме, выступал на пресс-конференциях в Пентагоне и на объединённом заседании обеих палат конгресса, настаивая на поддержке весьма спорного политического курса. После назначения его начальником штаба армии Уэстморленд произносил в среднем по одной речи в неделю в различных клубах и на других собраниях.
Ещё одним завзятым оратором является помощник командующего морской пехотой генерал-лейтенант Льюис Уолт. Одна из его излюбленных тем — утверждение, что противники войны во Вьетнаме должны нести ответственность за смерть американских солдат.
Майор Джеймс Роу, который провёл пять лет в плену у вьетнамцев, в 1969 году участвовал по меньшей мере в двадцати телевизионных передачах вместе с конгрессменами — сторонниками войны во Вьетнаме. В нескольких передачах он подвергал сомнению патриотизм сенатора Джорджа Макговерна, заявляя, что державшие его в плену наживали политический капитал на заявлениях сенаторов Уильяма Фулбрайта, Майка Мэнсфилда и Уэйна Морзе. Когда репортёр спросил Роу, не тревожит ли его вопрос о нарушении традиционного отделения военных от политики, майор не выразил никаких опасений. «Мы вступаем в век идеологической борьбы, — отвечал он, — когда политика и армия сливаются воедино. Если бы мне сказали, что нельзя выступать, оставаясь в вооружённых силах, я подал бы в отставку».
Пожалуй, самое примечательное состоит в том, что такого рода участие в политической деятельности касается уже не только отдельных военных, выступающих с публичными заявлениями, оно приняло сейчас систематический и организованный характер. Вооружённые силы содержат целую сеть пропагандистских органов, разбросанных по всей стране, и используют офицеров действительной службы, обычно ветеранов войны во Вьетнаме, для поддержки военных усилий правительства. Так, только в штабе 6-й армии состоят на учёте тридцать ораторов, готовых выступать —в военной форме — с любой трибуны в Калифорнии.
Нельзя сказать, что эти разглагольствования создают реальную угрозу гражданскому контролю над вооружёнными силами, но они безусловно опровергают представление о том, будто в Америке вооружённые силы отделены от политики, и не вызывают симпатии к тем, кто утверждает, что рядовым солдатам, даже если они не в военной форме, нельзя разрешать высказывать свои взгляды как гражданам. Опасность захвата власти военными, как таковая, заключается не в словах, которые могут высказать рядовые солдаты, а в потенциальных действиях высших офицеров. Рядовые солдаты, отстаивающие свои права, вполне способны стать преградой на пути к перевороту, но никак не могут содействовать ему.
Имеются и другие веские основания для предоставления солдатам конституционных прав. Одно из них заключается в том, что солдаты, в отличие от гражданских служащих, например полисменов и пожарных, от которых тоже, требуется смелость и подчинение гражданским властям, не могут уволиться со службы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33