Искандер Фазиль
Что-то хорошее ожидает Россию
Фазиль Искандер
Что-то хорошее ожидает Россию
(интервью корреспондента газеты "Демократический выбор" Софьи Митрохиной с
писателем Фазилем Искандером, 1999 год)
- Фазиль Абдулович, в одном из интервью вы недавно говорили о своем предчувствии появления новой общегуманитарной идеи, которая возникнет в России и постепенно охватит весь мир. А внешним признаком этой идеи станет изменение избирательного права. На чем основано ваше предчувствие, что это за идея, в чем вы видите ее ценность?
- Я вижу необходимость прихода в политику людей с гуманитарной направленностью ума, людей с гуманитарным образованием. Я считаю, что сейчас мир особенно нуждается в людях гораздо боле тонкого гуманистического мышления, чем современные политики. Потому что современная жизнь со своими огромными достижениями в техническом прогрессе каким-то образом удаляет и как бы затуманивает вопросы человеческой этики. Я думаю, что, чем больше будет развиваться всемирная технология, тем опаснее люди, не отличающиеся достаточной этической тонкостью. Ею обладают прежде всего (исключая случайность рождения) именно люди гуманитарно направленные.
Простой пример: сравнительно недавно какой-то замечательный компьютерщик в Питере ограбил при помощи своего компьютера американский банк. И это, я думаю, очень сильная метафора того, куда идет наш мир. Наверное, тот же самый компьютерщик постыдился бы, скажем, просто залезть в карман к человеку - а тут, благодаря сложностям технологии, есть возможность другого мышления, другого отношения к этическому вопросу. Для себя лично он, скорее всего, находит оправдание в том, что он не украл эти деньги, а выиграл трудную шахматную партию у иноземного банка.
Сейчас и у нас, и во всем мире техническое мышление с грандиозной быстротой идет вперед, а традиции управления странами, государствами, остаются старыми, консервативными. Но правильно реагировать на те или иные явления народной жизни, на требования народа и вообще - гармонизировать жизнь могут только гуманитарии. Они должны - даже если не прямо прийти к власти - все-таки быть каким-то органом власти, с которым власть считалась бы и давала свои решения на проверку этим людям с глубоким, тонким гуманитарным мышлением, понимающим истинные потребности народа и отвергающим всякие старые представления о примате интересов страны, интересов истории, интересов всяких теорий, ибо, как говорится, теория мертва, а вечно зелено только древо жизни. И это вечно зеленое древо жизни народа могут выращивать только люди высокого гуманитарного мышления.
- На Кавказе, откуда вы родом, всегда прислушиваются к мнению стариков, старейшин, особенно при принятии важного решения. Но ведь у них нет гуманитарного образования - видимо, есть что-то другое, равнозначное ему?
- Опыт жизни и возраст делают их достаточно бескорыстными по отношению к тем решениям, которые они принимают, потому что в принципе в глубокой старости человек уже не собирается делать карьеру, обогащаться или, например, при помощи каких-то комбинаций улучшать свое положение. В старости легче объективно смотреть на вещи, и в этом отношении старейшины, к совету которых прислушиваются на Кавказе, близки тем гуманитариям, которые, в силу знания этических вопросов, понимают, что справедливое решение - превыше всего. Причем справедливость понимается каждый раз очень конкретно: справедливо то решение, которое гуманнее и человечнее, а не то, которое и выгоднее.
- Вы много ездили по свету - какое государственное устройство вам кажется оптимальным примером для жизни народа в России?
- В области социальной обеспеченности и социальных гарантий, конечно, дальше всех пошли скандинавские страны (например, Швеция). Что касается нас, то мы, конечно, в очень тяжелом положении. Мне представляется (и я уже говорил об этом), что сегодняшняя Россия потеряла сюжет существования.
- То есть поступки, действия?
- Не только. Еще и смысл действий. Сюжет существования - самое главное в человеческой жизни и, тем более, в жизни целого народа. В советские времена был такой сюжет существования: лучшая часть интеллигенции считала своим долгом, смыслом жизни - в меру сил разрушать диктатуру. Большая часть населения, не веря ни во что, но веря, что тоталитарный режим будет вечным, приспособилась к существованию в его условиях. А какая-то, очень маленькая, часть народа верила, что при всех, даже плохих, обстоятельствах в государстве делается и хорошее.
- А ведь у них были основания так считать - в социальной сфере в отличие от нынешних времен что-то делалось.
- Делалось, конечно, но главное условие жизни при диктатуре связано с подавлением прав человека. Право человека на свободу не действовало, и примириться с этим было невозможно. Однако сейчас многое и в правовом отношении стало еще хуже.
- А что именно?
- Если говорить только лишь в правовом аспекте, то сейчас люди себя чувствуют тревожнее, чем в брежневские времена. Представление человека, живущего в государстве, о том, что в каких-то сложных жизненных ситуациях государство его защитит, - сейчас исчезло. Люди стали бояться даже милиции.
- Обычно раньше говорили: "Моя милиция меня бережет". Теперь ее боятся. Как же это произошло?
- Это случилось в процессе "гниения" каких-то государственных ветвей власти. Моя главная мысль в том, что государство можно сравнить с деревом, где ствол - сама государственность, а ветви, листья, цветы, плоды - это жизнь народа. Если ствол государственности здоров, то свой сюжет существования люди сами найдут, подсознательно опираясь на уверенность, что ствол здоров и ствол этот в трудную минуту им поможет. Но именно этот ствол государственности у нас сейчас самое больное место. Сейчас надо все сделать для того, чтобы укрепить ствол государственности, чтобы люди, свободно занимаясь своим трудом - бизнесом, учительством, изобретательством, всегда подсознательно помнили: ствол государственности здоров, плоды их труда уцелеют и в трудную минуту для них есть защита.
Поэтому, говоря о сегодняшнем дне, следует сказать: все силы нашего общества должны быть задействованы для оздоровления ствола государства. Если мы сумеем его укрепить, то каждый в России найдет сюжет своего существования.
- Но мы, наверное, сами виноваты в сегодняшнем хаосе: выбираем во власть таких людей, которые даже сейчас, когда народу так плохо - кризис, инфляция, многие недоедают, - находят время завоевывать себе льготы, пенсии, московские квартиры. Большинство избирателей воспринимают это как глубокую аморальность: народ беден - живите скромно и вы, господа; по крайней мере, пока не выведете страну из кризиса. Какой же может быть механизм для того, чтобы во властные структуры попадали люди достойные?
- У нас, куда ни посмотришь, столько ошибок, зигзагов и тупиков, что человеческий глаз не знает, на чем остановиться. Мне кажется, что сначала надо остановиться на идее оздоровления ствола государственности, и основная модель его восстановления - в том, чтобы у власти оказались люди гуманитарного мышления, тонко понимающие потребности народа, люди самоотверженные, честные. Конечно, все государства формально этот принцип признают, но во всех странах, а в нашей особенно - очень мало людей подобного гуманитарного мышления. Продолжение моей мысли может выглядеть как фантазия, но - всеобщее избирательное право только лишь продолжит существующий хаос, потому что при нынешней избирательной системе невозможно выбрать представителей, наиболее сильных по глубине своих мыслей и по гуманности этих мыслей. Сейчас таких людей в политике нет, и с этой практикой каким-то образом надо покончить.
- Но по доброй воле власть никто не отдаст.
- Я думаю, тут должна быть именно добрая воля: и тех, кто руководит нами сейчас, и - воля нашей общественности, найти в стране людей практического мышления - а они, безусловно, есть во всех уголках России. Это должны быть люди с огромными знаниями юридической стороны дела, а также с большим знанием человеческой души. Они должны или прямо входить в правительство, или составить какой-то духовно-мозговой центр, с которым непременно, при все обстоятельствах (и это должно быть закреплено в законе), правительство будет считаться. Может быть, (это было бы идеально), они сами и будут правительством. А считать, что весь народ определяет, кто лучший политик, - это совершенно абсурдно. Точно так же народ не может определить, кто лучший поэт в стране или кто лучший философ: все это требует специального подхода и специальных знаний. Ими обладают не все, а те, кто обладают, и должны решать такие вопросы. И ничего тут плохого нет.
- Например, когда определяют писательские премии, прежде всего высказываются критики или - сами писатели... и никто при этом не обижается.
- То же должно быть и при выборе политиков. Но современную государственную машину выборов нельзя уже ни остановить, ни разобрать: сработает ли она на 5% лучше или на 5% хуже - от избирателей все равно почти ничего не зависит.
- Но избиратели-то уверены сейчас, что именно от них все и зависит.
- Здесь есть только один положительный момент: ощущение народа, что он сам определяет, кто будет у власти. Но есть такие трагические времена (как сейчас в России), когда гораздо важнее этого самоощущения народа - не дать ему погибнуть. Потому что это его самоощущение очень поверхностно, поскольку он не специализируется на вопросах политики и судит о ней, опираясь на то, что слышит по ТВ или читает в прессе. А здесь есть такой неожиданный эффект: обаяние политика очень часто зависит от того, что народ угадывает в нем черты своих недостатков и понимает, что именно этот политик простит им их недостатки.
- Или их преступления... А бывает иное, положительное, совпадение?
- Изредка бывает, что высшие стремления народа находят воплощение в устремлениях политического лидера. Но это крайне редко. Чаще всего избиратели находят лидера с недостатками, подобными их собственным.
- Современный простой человек в России не уверен в завтрашнем дне. Что, по-вашему, происходит с его душой, психикой из-за этой неуверенности?
- Народ сейчас не видит выхода ни в старой, ни в новой жизни. Может быть, именно поэтому наш народ находится в таком невероятном упадке сил. Мы очутились в ситуации, когда старый образ государственной жизни явно изжил себя, а новый демократический строй и свободный рынок настолько неточны, развинчены и даже развенчаны тем, что делается вокруг, что не дают возможности людям поверить в какие-нибудь положительные перемены.
Даже те немногие, кто приспособился к новой жизни и имеет от нее выгоды (может, и больше, чем раньше), - тоже не уверены в завтрашнем дне, и эта неуверенность приводит к тому, что в сегодняшнем дне они еще более дерзкие, аморальные, считают, что надо как можно больше успеть хапнуть, а то неизвестно, сколько продлится эта ситуация и что будет завтра.
Большинство же народа растерянно и не способно что-то требовать, за что-то бороться. Поиск выхода всегда основывается на том, что народ хотя бы смутно, но видит идеал, к которому надо стремиться.
- Но сейчас какая-то часть нашего общества снова потянулась к старому.
- Потому что там были свои преимущества: при общей полной нищете народа советская власть давала какие-то определенные гарантии. Она отнимала у человека свободу мысли, свободу полностью отдать свой талант своему делу каждый находился в тех пределах, которые задало ему государство. Но в тех пределах многие чувствовали себя спокойно, знали, что от голода не умрут, знали, что разбогатеть не могут, но было бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание, и даже какая-то часть населения могла за сравнительно небольшие деньги отдыхать во время отпусков.
Сейчас 2-3% общества невероятно разбогатели на пустом месте (так можно богатеть только на незаконных операциях), а остальные невероятно обнищали, у них нет поддержки ни от государства, ни от профсоюзов.
- Но профсоюзы у нас есть.
- Я думаю, что они бессильны. Хотя могли бы "стукнуть кулаком по столу" - государство пошло бы им на уступки.
- В советское время рабочим внушали, что они - гегемон - главный, руководящий класс. Вы назвали это "классовым расизмом". Внушение о превосходстве, конечно, было очередной ложью, но рабочий класс таким образом приучали к чувству главенства. Сейчас, возможно, кто-то грустит о прошлых восхвалениях.
- Не думаю, что в продолжение советской власти рабочие не смогли убедиться в том, что они не класс-гегемон. Сначала эти лозунги могли вдохновлять и вдохновляли настолько, что рабочие с удовольствием сокрушали старый мир и то, что оставалось от него в первые годы советской власти.
Этот классовый расизм пропагандировали большевики, и не только внушали чувство "гегемонизма" рабочим, но даже предоставляли им какие-то преимущества. Однако постепенно это уходило из жизни. А в 20-30-е гг., например, при поступлении в вуз учитывалось рабоче-крестьянское происхождение. (Например, писатель Симонов некоторое время работал на заводе, чтобы со справкой от завода прийти в институт.)
Ошибка в определении "гегемонизма" идет от Маркса, а в условиях России все приняло чудовищно огрубленные формы. Маркс считал, что рабочий класс самая прогрессивная сила, потому что на него давит буржуазия и, следовательно, обнищание рабочего класса носит абсолютный характер, и потому революция неизбежна. Но Маркс как экономист должен был понять, что через какое-то время обнищание не будет столь абсолютным, и даже вообще не будет. И, как мы знаем, нигде в мире сейчас нет настроенности рабочего класса на революцию.
- И только у нас ходят ностальгирующие люди с красными флагами.
- Я думаю, что с красными флагами ходит немного людей. Прошлое вернуть очень трудно, потому что та вера в коммунизм, которая в 20-х годах охватила часть рабочего класса и интеллигенции, не может вернуться:
1 2 3