«Седлова В. Под потолком небес»: АСТ; М.; 2002
ISBN 5-17-015039-3
Аннотация
Когда-то она была наивной юной провинциалкой, коварно брошенной столичным плейбоем.
Но она не сломалась, достигла успеха и стала покорительницей Москвы, жесткой, циничной бизнес-леди, способной любой ценой добиться намеченной цели.
Однако… счастлива ли она теперь?..
Или — под маской хищницы по-прежнему скрывается Золушка, втайне ожидающая своего принца, готовая вновь верить, любить и надеяться на счастье?..
Валентина СЕДЛОВА
ПОД ПОТОЛКОМ НЕБЕС
Николаю Егорову, известному среди соратников-автоманьяков как ENN и Черный Ворон, без которого эта книга вряд была бы написана. Огромное тебе спасибо и шершавой дорожки под колесами!

— И что толку: бьешься, бьешься в этой жизни, а все равно ведь выше потолка не прыгнешь.
— Так-то оно так, как ты говоришь, только вот потолок этот у каждого разный: у кого крыша, а у кого и само небо…
* * *
Наташка блаженно растянулась на верхней полке четырехместного купе. Жаль, конечно, что не удалось достать билеты в плацкартный вагон, тогда бы она неплохо сэкономила. Но, увы, за всей этой экзаменационной суетой она не заметила, как наступил июнь, и когда отправилась в билетные кассы, то единственное, что она смогла купить, так это билет в купе, да и то только потому, что кто-то отказался от брони. А ее родной дом расположен в самом, что ни на есть курортном месте, на Азовском море, так что наплыв туристов сейчас туда растет с каждым днем, и ей еще повезло, что она взяла билет с первого же раза и в кассе, а не с рук перекупщика. Очередь длиной в три часа, само собой, не в счет. Ее всегда приходится выстаивать, хочешь ты этого или нет.
На вокзал приехала загодя, и успела всласть побаловать себя мороженым и шаурмой, после которых с удовольствием расправилась с бутылочкой пива. Когда объявили посадку, она, пока ее попутчики распихивали свои необхватные баулы, легко вспорхнула на свою верхотуру, попутно забросив свою сумку на полку над дверью. Особого багажа Наталья с собой не везла: так, подарки родным и кое-какие личные вещи. Все остальное находится под охраной ее московской подруги Дашки, поскольку на лето общежитие для студентов как бы закрывается, а на самом деле — сдается всем, кому ни попадя. Комендатура с молчаливого согласия ректората пополняет свои карманы, не забывая отстегивать часть доходов своему непосредственному начальству. Впрочем, у Даши ее вещей тоже было немного: теплая одежда да связка учебников, накопившаяся за четыре года учебы. Елки-палки, это же ее последнее свободное лето! А потом работа и вечная скука. А, что сейчас об этом думать! Нечего голову всякой ерундой забивать, да еще и загодя.
Поезд тихонько качнулся, словно нехотя дернулись вагоны, перестукиваясь с рельсами, пейзаж за окном начал медленно меняться. Все, поехали. А завтра она увидит своих родителей, двух младших сестренок и братика, который в этом году закончил первый класс. Смешной такой мужичок растет: серьезный, рассудительный. Если бы и отец был бы таким же, можно было сказать, что Максимка его просто копирует. Ан нет, батька у них суетливый и безобидный, любящий беззлобно поворчать на все окружающее. Так что братик растет со своим характером. Поголовно считает своих старших сестренок вертихвостками, и мнение их ни в грош не ставит. Единственная, с кем он еще хоть как-то считается — это она, Наталья. Потому что живет далеко и каждое лето с подарками приезжает. И какими! Она-то точно знает, что всякие шмотки, которые так обожает покупать их матушка, для него не в радость, а вот машинки, пачки с сотками и футбольные наклейки с журналами, которых даже в Таганроге не отыскать — это в самый раз.
А для сестренок она как всегда везет косметику. При этом дарить ее нужно будет потихоньку за спиной у матери, а то еще чего доброго отправит все разом в мусорную корзину. Ей не объяснишь, что старшеклассницам давно уже пора уметь обращаться со всеми этими тушью, помадой, тенями, подводкой, а на дискотеке так просто без них не появишься. Для матери накрашенная женщина все равно, что гулящая, и хоть кол на голове теши — не переубедишь в обратном. Наталья поэтому домой приезжает без всякой косметики на лице, даже губы блеском не смягчает, а то жди нотаций. Сестренки же вообще красятся где-нибудь у подружек, а перед тем, как вернуться и предстать перед строгим оком родительницы, смывают макияж на дальней колонке или у колодца. А уж про то, как они дома свои косметички прячут — это вообще отдельная история. Мать же регулярно их вещи перетряхивает, ругайся с ней — не ругайся, при этом совершенно уверена в своей материнской правоте. Если обнаружит что-то криминальное, вроде журнала «Космополитен», позаимствованного у подруги, или кружевных трусиков, купленных за десятку на местном базаре, немедленно выбрасывает и устраивает допрос с пристрастием, а потом еще долго припоминает и позорит. Блюдет нравственность подрастающего поколения, одним словом.
А вот батька у нее мировой. Когда он трезвый, то всегда предпочитает уступать своей громогласной и необъятной супруге, относительно чего разговор бы ни шел, и прячется от нее в гараже, ремонтируя старенький «Запорожец», на котором раз в год по обещанию делает круг по поселку и ставит обратно. Ну, а если отец выпьет, то тут уж держись. Даже мать ему слова поперек сказать тогда не может, как ни старается. У батьки прорезается такой голос, что даже иерихонская труба в эту минуту с ним вряд ли сравнится. Родители вообще представляли собой весьма колоритную пару. Мать — кровь с молоком, гренадерша с необъятным бюстом и полным отсутствием талии, и отец ростом метр шестьдесят и сухонький, как ствол акации. Наташка про себя слегка побаивалась: говорят же, что дочери рано или поздно начинают напоминать свою мать, а представить себя заплывшей жиром было как-то нереально. Идти по стопам Марьи Спиридоновны, мамы то есть, не хотелось совершенно.
Ох, как же она фруктами объестся! В Москве к фруктовым лоткам даже подходить страшно, цены не то, что кусаются, а еще и лают на прохожих. То, что у нее дома на тротуаре под ногами валяется, здесь продается втридорога, да и было бы еще вкусным… А то либо недоспелое, либо гнилое, либо продают сорта, которые только на заготовки пускать хорошо. Ну, разве можно так над народом издеваться?
А еще она вдоволь накупается в море. Как же она соскучилась по нему, даже по чайкам-мерзавкам, противно орущим над головой и пытающимся своровать твой обед прямо из пластиковой сумки. Мать, конечно, будет слегка ворчать, что ее дома не застать, ну и ладно. Все равно она целыми днями будет пропадать на диком пляже, ни на огороде же вкалывать, представляя себя рабской силой на фазенде бразильских экспроприаторов! Тем более что все давным-давно уже прополото, сдобрено и окучено, у родителей с этим строго. Туристов на диком пляже не встретишь, потому что просто так это место не найдешь, знать надо, как сюда пройти, а значит никто не привяжется, не будет лапать потными руками. Разве что только местные ребята могут побеспокоить, а с ними у Натальи разговор короткий. Все ее здесь знают, а кто не знает ее, тот знаком с ее женихом, Петром Маслобойниковым. Ей стоит только назвать его имя, как любой нахал сразу же отвязывается. Иметь дело с Петькой никому не хочется. Кулаки у него пудовые, а уж по перебитому носу сразу понятно, что за плечами ни одна драка имеется.
Правда, женихом он сам себя зовет, да еще и ее родители его так иногда кличут. А сама Наталья этот вопрос для себя еще до конца не решила. То есть решать его не хотелось совершенно. Ну и что, что уже семь лет, как вместе гуляют? Это еще не повод за Петьку замуж идти. Да, с ним чувствуешь себя, как за каменной стеной. Хорошей, надежной тюремной стеной. И ревнивец он тот еще. Каждый раз, когда она приезжает из Москвы на каникулы, начинает ее пытать, с кем она там спала. Будто это его дело! Приходится все два месяца повторять одно и то же, как заезженная пластинка: «Ты у меня единственный и неповторимый, никого, кроме тебя, к себе не подпускаю». Зануда! Сам-то из себя монаха не изображает, Наталья может, по крайней мере, трех девчонок назвать, с которыми он спал, пока она в Москве гранит науки грызла. А попробуй только заикнуться об этом, неприятностей не оберешься. Такой скандал закатит, что мало не покажется!
И вообще, если уж так вспоминать, так можно сказать, что в первый раз он ее практически изнасиловал. Она ему повода, между прочим, никакого не давала, он сам за ней тенью по всему поселку ходил. А потом зажал на чьем-то грязном заднем дворе и завалил в сарае, не обращая внимания на ее вопли и попытки стряхнуть с себя незваного агрессора. Когда все было закончено, подал разорванную юбку и сказал: «Если уйдешь от меня — убью. Сначала того, к кому уйдешь, а потом и тебя следом». Тут хочешь — не хочешь, а призадумаешься, как дальше жить. Тем более что Петька по всему поселку разнес, что Наташка Симохина — его девушка, и пусть никто на нее даже планы не строит, иначе море крови. При этом, — каков наглец! Заявился к ним домой, как ни в чем не бывало, а когда Наташкина мать сказала: «Ты мне это, девку не порть! Узнаю, что к ней под подол залез, на одну ей ногу наступлю, за другую дерну и порву в лоскуты. Мне дома бляди не нужны», знаете, что ответил? Мол, он Марью Спиридоновну полностью поддерживает, и сам лично за Натальей проследит. Наташка как это услышала, аж поперхнулась от возмущения. Вот скотина!
Да и скучно с ним. Он все про свою рыбу бубнит, сколько наловили, как с соседней бригадой полаялись, да кто сколько после работы выжрал. А когда она ему про свою студенческую жизнь пытается рассказать и про планы на будущее, сразу же обрывает. Мол, мечтай — не мечтай, а будет все так, как я скажу. И за что ей так «повезло»? Ну, красивая, справная девка, только что толку-то в этой красоте, если все этому борову Петьке достанется. Так и пропадет ни за что, ни про что. И пьет Петька, как сапожник, и матерится. Едва-едва восемь классов на тройки окончил, а дальше учиться не пошел. Да и кто бы его взял, неандертальца этого! Он же до сих пор с ошибками пишет, когда надо было заявление на работу подавать, ему его Наташкина сестра накатала. А хорошо считать умеет только деньги в чужом кошельке: кто сколько своровал, и кто какую тачку себе купил.
А вот в поселке у него большой авторитет, даже среди старших мужиков. Еще бы: с одного удара в отключку на полчаса отправляет, без закуски может литр в одно рыло выкушать. Кто с ним тягаться сможет?
А она, Наташка, о другой жизни думает. Зря она, что ли, столько времени над учебниками корпела? А уж как вспомнит про то, как в институт поступала…
Началось с того, что все родные в голос заявили, что никуда, ни в какую Москву они Наташку не отпустят. Пусть ищет себе что-нибудь в Таганроге, если уж так учиться хочет, вместо того, что работать идти, деньги в семью приносить. Хорошо, что она заранее, за два года начала копить деньги на билет, потому что знала, что так все и будет. Так что Наташка, просто никого не слушая, оставила дома записку и села в московский поезд, поехала покорять столицу. Институт она себе выбрала заранее, государственный, а не коммерческий, чтобы денег не платить. Нет у нее денег, и все тут. Только в Москве выяснилось, что бесплатным для нее обучение будет лишь в том случае, если она все вступительные экзамены сдаст на одни лишь пятерки, а экзаменов целых четыре штуки! Правда потом выяснилось, что раз у Натальи золотая медаль, что сдавать ей придется только два: математику и английский. В деканате, оглядывая настырную девицу из тьмутаракании, дежурный преподаватель, растягивая губы, протянул, что «все эти провинциальные медали ничего не стоят, но правила, увы, одинаковы для всех». Наташка едва тогда удержалась, чтобы ему по морде не врезать. Ничего себе: «ничего не стоят»! А сколько труда, сколько нервов ушло! Или у них тут в Москве сплошь одни вундеркинды живут?
Оставшиеся до экзамена дни Наташка просидела за учебниками, вновь и вновь решая задачки, повторяя английские топики, спрягая не правильные глаголы. Она, конечно, волновалась, но с другой стороны… По математике она первые места в районных олимпиадах занимала из года в год, даже журнал «Квант» из школьной библиотеки от корки до корки изучала, чтобы понять то, что не входило в рамки школьной программы. Да еще знающие люди посоветовали ей позаниматься по одному толковому справочнику для поступающих. Нет, с математикой у нее проблем быть не должно. А английский она уже два года зубрила по учебнику Бонк, и в школе одноклассники, когда слышали ее ответы на уроках, считали, что она обязательно станет переводчиком. Сама Наташка относилась ко всем восторгам в свой адрес скептически, все же знать учебник и знать язык — это две большие разницы.
Математику она действительно сдала без особого труда. А вот экзамен по английскому языку ей еще многие годы снился, как кошмар, заставляя просыпаться в холодном поту со стучащим как пулемет сердцем.
Нет, получив на руки билет, она поняла, что ничего особенно изощренного здесь не придумали, в принципе она и готовилась к чему-то подобному. Наталья быстренько по памяти написала нужный текст, сделала упражнения на грамматику и стала ждать, когда ее вызовут.
Стоя перед экзаменационной комиссией из пяти тетенек бальзаковского возраста, она бойко оттарабанила рассказ про Лондон, ответила на заданные вопросы, как одна из мучительниц, развалившись на стуле и презрительно посматривая на школьную юбочку и скромную белую блузку Натальи, выдала своей соседке следующее резюме: «Да, выше троечки не получит. Этот нью-васюковский акцент выдает ее с головой».
У Наташки застучало в висках. Несмотря на то, что фраза была сказана на английском, Наталья ее прекрасно поняла, тем более что тетка даже не удосужилась хотя бы понизить голос и брякнула это на всю аудиторию. Сидящие сзади абитуриенты, ждущие своей очереди, так и закатились со смеха. Значит, это «только троечка», не больше?
1 2 3 4 5 6