Она ему уже надоела хуже горькой редьки. Такое признание вызовет у Романа раздражение, не более. И спровоцирует ответное признание относительно Милы. Не проходит. Следующий!
— Ирина может сказать ему, что она больна, серьезно больна. И без его помощи она не сможет нормально пройти курс лечения и выздороветь, что она очень рассчитывает на Романа.
— Уже лучше. Но здесь есть одна маленькая заминка. Если она действительно больна, то придется вводить врача, придумывать дикие диагнозы и прочее. И при всем при том не забывайте: Ирина — бизнес-вумен. Она трудоголик и пашет за троих. Если она серьезно заболеет, то в момент потеряет свой бизнес.
— Вот пускай и теряет, тогда если Роман ее бросит, то будет выглядеть последним мерзавцем!
— Последним мерзавцем он будет выглядеть, если бросит беременную Милу на произвол судьбы, и пока у нас нет ни одной полноценной идеи, почему он все-таки выбирает Ирину, а не Милу, которую по сюжету сильно любит. Думайте, господа сценаристы, думайте!
— Если я правильно понял, то идеальным вариантом было бы, чтобы Ирина одновременно была и больна, и не больна.
— Поясни?
— Ну, все к ней относились, как к больной, а на самом деле она бы была здорова.
— И к чему ты гнешь? Хочешь, чтобы она притворилась перед Романом больной? И на хрена ей это надо?
— Ну, проверить его, почувствовать на себе его заботу…
— Чушь собачья!
— Подождите, а что если она не притворяется, и вправду здорова, но относиться к ней отныне надо бережно и ласково? Что, если Ирина — беременна?
В комнате повисло молчание. Недолгое, секунд на пять. Потом все взорвались криками и предложениями:
— Тогда от него одновременно будут беременны сразу двое: мать и дочь! Вот это поворот сюжета!
— Хрен он теперь от нее денется, если так помешан на детях, как это декларирует! Как только он услышит от Ирины про беременность, тут же язык проглотит!
— И Ирина будет летать счастливая, слепая и глухая. Или она захочет сделать аборт?
— Хрен ей, а не аборт! Обострять ситуацию, так до предела! Пущай рожает!
Точку в прениях поставила Тамара:
— Значит принимаем: Роман приходит к Ирине, собирается рассказать о себе и Миле, Ирина опережает его и радостно сообщает о том, что у них будет ребенок. Роман теряется, его признание срывается. Кто за? Единогласно. Теперь дальше. Начинаем копаться в прошлом Ирины. В этой серии у нас появляется ее бывший любовник Семен Александрович, с которым она знакома уже больше двадцати лет.
— А зачем он нам нужен?
— А затем, чтобы зритель подумал, практически догадался, что именно этот любовник — отец Милы. Зрителю надо почувствовать себя умным и проницательным, и мы этот шанс ему предоставим. Понятно?
— Куда уж понятнее. Получается, Родион — вдвойне рогатый муж?
— Ну да. Троллейбус — это тот же автобус, только ему не везет в семейной жизни.
— А на самом деле, чья дочь Мила? Родиона или любовника?
— А это как скажет нам высокое начальство. Пока потянем обе линии, а в нужный момент определимся.
Еще через пару часов все было закончено. Мы разбрелись по рабочим местам и стали ваять поэпизодники очередных серий фильма. Потом поэпизодники будут прочитаны Тамарой, затем начальством, и если устроят обе стороны, отданы на растерзание диалогистам. Счастливые ребята, им хоть можно дома работать. Приходят сюда один, от силы два раза в неделю: либо чтобы получить честно заработанные финансы, либо, если не повезет, начальственных люлей. Серия тогда уходит на переделку. Получают и отправляют все сценарные материалы они по электронной почте, дабы минимизировать свое общение с остальной командой. Мы же — офисные работники, со всеми вытекающими, как говорится. Хотя вон ребята со студии-конкурента говорят, что у них не только диалогисты, но и сюжетчики работают в свободном режиме. Главное — вовремя и качественно выполнить свой кусок работы. А где и как ты будешь это делать, никого не волнует. Везет же им. Впрочем, я не жалуюсь. Так, бурчу по привычке, не обращайте внимания.
Только когда стрелка часов подбежала к пяти вечера, я спохватилась: сегодня же пятница! Все, конец рабочей недели, штыки в землю. Правда, при мысли о растерзанной квартире, радость моя поугасла, но посмотреть, что еще успел натворить Толя, следовало непременно. И — чем черт не шутит — надо попробовать: вдруг удастся выставить его за дверь, и на этом все мои огорчения закончатся?
Поскольку Тема щедрой рукой одолжил мне взаймы приличную сумму, а душа чего-то просила, то перед тем, как навестить свой разоренный дом, я отправилась гулять по торговым рядам. Ничто не может так порадовать женщину, как покупка какого-нибудь пустячка, вроде очередной кофточки или бижутерии.
Из торговых рядов я вышла в самом гнусном расположении духа. Лучше бы туда и не заходила. Причиной упаднического настроения стали черные босоножки с закрытыми носами и аккуратной застежкой-шнуровкой по голени. Эти сволочи сидели у меня на ногах, как влитые, и я ощущала себя в них царицей. Стоили они, правда, соответствующе, но хорошая обувь — есть хорошая обувь. И я их купила. После чего резко почувствовала себя несчастной-разнесчастной. Как ни странно, но осознание того, что ты сама можешь позволить купить себе то, что раньше могла получить разве что в подарок, ужасно удручает. Вот появился бы принц на белом коне, на худой конец — бизнесмен на черном Мерседесе, и сказал бы: что, Лиза? Нравятся туфельки? Я тебе их дарю! Так нет же: все сама, все сама!
Толя открыл моментально, будто караулил под дверью. Я ввалилась внутрь и в меру инквизиторским, как мне кажется, голосом спросила:
— Ну?
Толя, словно извиняясь, развел руки в стороны и ответил:
— Пока еще на стадии подготовительных работ. Снимаю штукатурку. Крепко держится, зараза, целый день на одну стену убил.
Не дослушав, я отправилась в большую комнату. Мамочки святы! Я думала, что страшнее, чем вчера, она уже выглядеть не может. Оказалось, я сильно ошибалась. Еще как может. И даже уже выглядит. В комнате спокойно можно было снимать клип про наркоманские подворотни, и никто бы не почувствовал подлога. Кирпичная стена с остаточными вкраплениями штукатурки, затоптанный грязный пол без единого намека, что еще вчера здесь разливалось озеро паркета. А посреди всего этого безобразия лежал перфоратор. Как называется этот гигантский стоматологический инструмент, и для чего он используется, мне в свое время поведал Тема. Так, в целях общего развития.
— Откуда здесь взялся перфоратор? Вчера его, по-моему, не было.
— Я… купил его.
— И на какие, извини, шиши? На последние пятьдесят рублей? Или я чего-то не знаю?
— Я занял. У старых друзей. Понимаешь, Пусик, перфоратор — это крайне нужный при ремонте инструмент. Я знал, что у тебя больше нет денег, поэтому решил, что найду их сам. Пусик, я так хочу сделать тебе подарок, чтобы твоя квартира тебя радовала, чтобы тебе хотелось снова и снова возвращаться к себе домой!
— Ага. Зато пока я вынуждена ночевать у чужих людей, поскольку ни в одной из трех комнат ты не оставил мне хотя бы одной спальной зоны. Сколько, кстати, по твоим прикидкам еще продлится этот ремонт?
— Ну, еще дня три-четыре на подготовку большой комнаты, потом еще столько же на подготовку спальни, и пара дней на библиотеку…
— Эй, я, кажется, спрашивала не про подготовку, а про ремонт! Когда я смогу увидеть свою квартиру не в руинах, а похожей на цивилизованное человеческое жилище?
Толя вздохнул, поднял глаза к небу, пошевелил губами, словно подсчитывая что-то в уме, и изрек:
— Через пару месяцев — точно!
Я закипела. Ничего себе — пару месяцев! А где я все это время буду обретаться? У Темы? Извините, у парня тоже есть личная жизнь, и в условиях однокомнатной квартиры я точно буду ей мешать. И вообще, гость, как рыба, на третий день становится несвежим. Что мне теперь — в гостинице жить? Или комнату снимать? И это при наличии собственной трехкомнатной квартиры? Я вздохнула и начала Финальную Речь:
— Толя, мне кажется, что в сложившихся условиях лучше всего будет, если мы…
— Лизонька! — ловко перебил меня Толя в самом патетическом месте, — ты знаешь, сколько стоит нанять бригаду строителей, чтобы они перестелили паркет, заштукатурили и выровняли стены, а потом покрасили потолки и поклеили обои?
— Сколько? — попалась я на крючок. Любопытство когда-нибудь меня погубит, но устоять я не смогла.
Названная Толей сумма повергла меня в состояние грогги. Стоячий нокаут. Выходило, что если я буду питаться воздухом и одеваться исключительно в прошлогодние обновки, то мне придется пахать еще полгода, только чтобы вернуть все, как было.
— … а я все сделаю быстро и аккуратно, — тараторил Толя, — и главное — бесплатно! Зачем тебе такие траты, ты лучше себе что-нибудь купи, съезди отдохни, вон, в Турцию говорят даже в ноябре можно слетать, там море еще теплое-теплое. А я пока с красками, мастиками повожусь. С твоими легкими, кстати, я бы тебе не советовал дышать всей этой химией. Тебе это очень вредно. А мне все равно, я парень привычный…
За всей этой болтовней я и не заметила, как снова оказалась на улице с пакетом, в котором лежали свежекупленные туфли. После разговора с Толей я чувствовала себя как ребенок, которого хитрый взрослый дядька обвел вокруг пальца. Столь глобальной растерянности я давно уже не испытывала. И могу точно сказать, что это чувство мне очень не понравилось. Когда первая волна потерянности схлынула, меня захлестнула дикая злость. Я подумала: а не вернуться ли мне и не сказать Толе, чтобы он проваливал подобру-поздорову?… И, разумеется, возвращаться не стала. Вдруг я только окончательно испорчу ситуацию? Ведь как ни крути, большую комнату надо восстанавливать, и самостоятельно я эту проблему решить не смогу. Нет, здесь мне нужен чей-то здравый совет. По крайней мере, будет на кого сослаться при случае. А я уже окончательно запуталась, мозги мои плавятся. Все, требую тайм-аут!
* * *
Тема нисколько не удивился, увидев меня на пороге. Ввиду наступающих выходных можно было ожидать, что он будет менее язвительным и желчным, чем вчера. Предвкушение отдыха всегда настраивало его на благодушный лад. Пропустив меня в коридор, Темка встал в торжественную позу и произнес:
— Был этот мир глубокой тьмой окутан. Да будет свет! И вот явился Ньютон.
— Но сатана недолго ждал реванша. Пришел Эйнштейн, и стало все, как раньше, — отозвалась я условленным паролем.
— Ты смотри-ка — запомнила! Выходит, не безнадежна, это радует. Ну, как там ремонт? Идет полным ходом?
— Угу. Несется со скоростью курьерского поезда. Толя даже у кого-то денег на перфоратор занял, весь день штукатурку от стен отдирал.
— Мать, а ты инструмент не перепутала? На хрена ему перфоратор?
— Ошибка полностью исключена. А что ты так взвился?
— Видишь ли, в глобальном смысле перфоратор — это орудие разрушения. Единственный, на мой взгляд, вариант его использования в условиях квартиры, это для того, чтобы продолбить в капитальной стене какие-нибудь отверстия, например, под турник или тяжелый ковер. Да и чем твоему Толику штукатурка помешала?
— Он что-то говорил насчет того, чтобы стены выровнять.
— Да они у тебя и так, как стойкие оловянные солдатики — строго вертикальные и несгибаемые. Нет, с этим ремонтом, чем дальше в лес, тем гуще джунгли. Какого многочлена все это надо Толе?
— Ты все-таки уверен, что он преследует собственные коварные замыслы?
— Практически однозначно. Слушай, не припомнишь, что происходило у вас в последний месяц-полтора? Что-то необычное, выбивающееся из графика?
— Да ничего такого. Все как всегда.
— Лизка, вспомни. Это важно. Не можешь вспомнить чего-то экстраординарного, тогда попробуй хотя бы определить, чем последний месяц отличался от предыдущего. Или хочешь сказать, что они у тебя — как братья-близнецы?
— Ну, где-то так.
— Что ж, попробуем с другой плоскости подкатиться. Что-то новое на работе было?
— Нет. Мы этот сериал не то пятый, не то шестой месяц монстрячим, других нам пока не подсунули.
— Новые любовники?
— Глухо как в танке. Видимо, не сезон.
— Просто увлечения? С которыми тебя невзначай мог увидеть Толя?
— Даже просто увлечений не было. И ни один коллега по работе меня до дому не провожал. И корпоративных пьянок почти не было. По крайней мере, не больше чем обычно. Культурно-массовых мероприятий, типа посещения Арбатских забегаловок, тоже.
— Родители?
— Звонят раз в две недели. Там все, как всегда: тщатся занять достойное место в америкосовской научной элите и учат меня жить.
— Видимо, плохо учат. Все, хорош на меня глазищами сверкать, я просто пошутил.
— Дурацкие у вас шуточки, мужчина. Слушай, я тут вспомнила. Но это, наверное, к делу не относится.
— Что там у тебя?
— Деда пару недель назад сильно прихватило. Копался на своих грядках и потерял сознание. Слава Богу, соседка увидела, позвала мужа с сыном, и они его в дом занесли. Сразу же принялись нам домой звонить. Я на работе была, как узнала — отпросилась и рванула на дачу.
— А Толя? Какова его роль во всей этой истории?
— Ну, как же! Это же именно он с соседями по телефону разговаривал, и мне на работу тоже он звонил. И у деда он раньше меня оказался. Возился с ним, как с малым ребенком, водой отпаивал, лекарства давал.
— Так, уже горячее. Дед, как я понимаю, оклемался?
— Ну да. Оказалось — давление скакнуло, на солнце перегрелся.
— А сколько Толя без тебя с ним на даче просидел?
— Не знаю. Может, полчаса, может — час или полтора. У нас туда электрички как попало ходят, я как раз в перерыв попала. Поэтому точно сказать не могу.
— Пока что все сходится.
— Да что сходится?!
— Слушай, о чем они могли говорить с дедом? Не торопись, подумай, как следует.
— Темка, я тебя не понимаю! Ты ж моего деда знаешь, в какую его сторону занесет, заранее никто не скажет. Он может часами про свои вулканы и магматические породы вещать, а может и Стивена Кинга абзацами цитировать. Да и о чем они могли говорить, если деда только на стоны хватало? Все-таки не забывай, у него приступ был.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5