Ему давно было известно, что от чашки кофе до постели – один шаг. Иногда обходилось даже и без чашки. Но Люда была особенной, и он был вовсе не уверен – не ограничится ли дело чашкой кофе в самом деле?
И был не уверен в этом до последнего глотка. Кофе Люда сварила отличный – не в кофеварке, а в медной турке, как он любил, как варила его мать. Сидели в просторной кухне, на мягких красных пуфиках – весь интерьер был выдержан в красных тонах. Преобладали они и в квартире – он успел оглядеться, пока Люда возилась у плиты. «Ее подруга вложила сюда большие деньги. – Дима придирчиво осматривал мебель, аппаратуру, оценивал качество ремонта. – В такой квартире жить бы и жить, а не то – продать и устроиться где-нибудь за границей, хоть в Испании… Кем работает ее подруга? Сама Люда секретарь – всего-то…»
Подруга работала в той же строительной фирме, что и Люда – это немедленно выяснилось за кофе.
– Конечно, она не секретарь, да и зарабатывает – не сравнить со мной, но мы друг друга знаем сто лет и дружим. Начинали работать вместе, но она рванула наверх, а я никуда не спешила. Мама топала ногами, когда Марфа получила повышение, кричала, что меня оттирают, что я неудачница, а я радовалась, что ей повезло, – доверительно рассказывала девушка. – Есть люди, которым просто необходим карьерный рост – иначе они начинают болеть, а то и умирают. Она еще в школе стремилась выделиться, быть лучше всех. Шла на золотую медаль, и когда ее не получила – сорвалось из-за одной училки-стервы, поставила та ей четверку, – слегла на месяц в больницу. Ей чуть не поставили диагноз – рак крови, представляешь, какие были анализы? Я ее помню в ту пору – страшна, как смерть, белая, под глазами круги… Вот это я понимаю – жажда победы! Вот это честолюбие! У меня этого нет ни капли. А у Марфы хватит на десяток диктаторов.
– Подружку зовут Марфа? – улыбнулся он, вполуха прислушиваясь к ее болтовне. У него начинали слипаться глаза, и он совершенно не представлял, как быть дальше – уйти с достоинством или все-таки сделать попытку… Не было ничего ужаснее, чем сидеть вот так – в роли навязчивого и несообразительного гостя, которому давно пора и честь знать. – Впервые слышу, чтобы кого-то так звали.
– Еще чашечку? – спросила Люда, давя в пепельнице тлеющую сигарету.
– Нет, спасибо. – Им овладевало странное оцепенение. Казалось, он присутствует на дипломатическом приеме, где за одно лишнее и неуместное слово могут осмеять, и все пропало. Нет, в глаза смеяться не будут, но про себя… Если бы он заметил на губах Люды хоть тень усмешки – он бы вовсе не знал, куда деться. – Мне завтра рано вставать.
– Далеко до работы? – спросила она, убирая посуду.
«Она же просто меня выставляет! Наконец понял, идиот! И на что ты рассчитывал? Ждал, когда тебе дадут пинка под зад?»
– До дома ехать час, а оттуда до работы еще минут сорок…
Он не договорил – Люда удивленно подняла голову и поставила обратно на стол тихо звякнувшую чашку.
– Я спросила – далеко ли отсюда до работы? Ведь ты остаешься? Я – да. Поздно уже.
Это было никак не похоже на объяснение в любви или на флирт. Девушка ничуть не волновалась, и даже не притворялась смущенной. Будь на ее месте другая, Дима счел бы ее фригидной дурой. Но с Людой все было иначе. Она вела себя так, будто иначе и быть не могло, и все, что она делает, – правильно. Это завораживало. Она считала себя настолько правой и так спокойно держалась этой мысли, что ее начинали держаться и все остальные. И он тоже.
Та ночь окончательно убедила Диму в том, что они созданы друг для друга. Сантиментов не было. Не было и смущения. Не было вообще ничего из тех условностей, которые придумывают для себя мужчина и женщина, впервые ложась в одну постель. Никаких неловких жестов, банальных фраз, поддельных страстей. Она как будто знала все, чего ему хотелось. Была кротка и горяча, покорна и нежна, кстати разговорчива и еще более кстати – молчалива. И вот что странно – в самые пиковые моменты Люда не закрывала глаз, не сводила с него слегка затуманенного взгляда, в отличие от прежних подружек, даже самых раскованных и смелых. Этот взгляд завораживал его, почти пугал и притягивал так сильно, что весь последующий день Дима, не видя возлюбленной, мучился от ощущения, будто что-то потерял.
После нескольких встреч – все на той же квартире – Дима предложил ей переехать к нему. С ним такое было впервые и равнялось предложению руки и сердца. Люда с удивленной улыбкой отказалась.
– Зачем? Ведь есть эта квартира. Тебе и до работы отсюда ближе, чем от своей.
– Но твоя подруга… – начал было он, но девушка перебила:
– Марфа не вернется еще несколько лет, если вообще вернется. Она сейчас возглавляет отделение фирмы в Мюнхене, и сам понимаешь – у нее свободной минуты нет. Если хочешь жить со мной – будем жить здесь. Мне так удобнее, я привыкла к этому дому. И потом… Если я перееду к тебе, мне захочется что-то переделать, переставить, а мужчины этого не любят.
Она улыбнулась, и он согласился, как соглашался со всем, что предлагала Люда. Правда, так было удобнее во всех отношениях, да и квартира не шла ни в какое сравнение с его собственной.
Обстановка сдержанная – никакой кричащей роскоши, все самое необходимое, и только. Но это «необходимое» пахло большими деньгами. Мебель из светлого дерева, или из бамбука, или плетенная из соломки. Только натуральные материалы – камень, кожа, лен… Красные шторы в спальне его раздражали – рваные какие-то, больше похожи на дерюжки, но Люда как-то сказала ему, во сколько эти дерюжки встали покупательнице.
– Ты не поверишь – ведь сейчас в Москве можно купить все, а эти ткани Марфа привезла из Германии. Здесь нет ничего похожего.
– Зачем было так беспокоиться? – спрашивал он, с почтительным, но настороженным удивлением оглядывая эту просторную двухкомнатную квартиру, которая должна была заменить ему дом. – Подумаешь – занавески!
– Она так хотела. – Люда слегка улыбнулась. – Чтобы квартира была красная, оригинальная, натуральная, чтобы удивляла и немного даже пугала. Чтобы была не как у всех. А если Марфа чего-то хочет… Легче остановить поезд, поставив на рельсы ногу.
– А ты не такая?
– Да все женщины такие! – И она внезапно его поцеловала. Ее поцелуи были такой редкостью – правда, не в постели, – что Дима воспринял это событие как нечто из ряда вон выходящее и оторопел. После он часто вспоминал ее слова: «Да все женщины такие!» – и думал, действительно ли она так считает или просто решила посмеяться – вопреки своему обычаю. Смеялась она редко.
Люда казалась ему олицетворением рационального, расчетливого начала, и признаться – ему это в ней нравилось. Сам он был слегка безалаберным – это признавали все. Два высших незаконченных образования, пять смененных мест работ, подружки, неопределенная зарплата… Люда внесла в его жизнь закон и порядок. Три года прошли как три дня – он их почти и не заметил, зато почти и не имел проблем. Незаметно, но настойчиво она подталкивала его вверх по карьерной лестнице. Умудрялась, не зная ни единого его сослуживца в лицо, дать всем точные и обстоятельные характеристики и, что еще важнее – посоветовать, как обращаться с тем или с этим. Причем – ни разу не попала впросак.
Дима, привыкший к самостоятельности, сперва сопротивлялся этому мягкому, домашнему насилию, после сделал несколько пробных опытов и… Убедился, что, не зная этих людей, его сожительница умудрилась узнать о них больше, чем он сам. Сейчас он работал менеджером в маленькой риэлторской фирме, которая в основном занималась загородной недвижимостью. Люда лишь недавно оставила работу, автоматически превратившись в домохозяйку. Ее карьера выглядела старомодно и казалась почти уникально консервативной – она с восемнадцати лет, то есть ровно десятилетие, проработала секретаршей в одной и той же строительной компании, у одного и того же начальника. В отличие от легендарной Марфы, никакого карьерного роста Люда не имела.
– Это в наши-то бурные времена! – иронически замечала она иногда. – Но мне везет, фирма не прогорела, начальник – порядочный человек. Каким был, таким и остался, деньги его не испортили. Зачем мне уходить, чего-то искать? Ненавижу перемены. Конечно, я могла бы найти место получше, где платят больше, могла бы и у себя на работе нажать на педаль, получить прибавку, у меня впечатление, что начальство давно этого ждет, но… Лень.
Дима отказывался понимать, что может быть лень получать большую зарплату, а Люда только улыбалась:
– Мне вполне хватает. Я вообще сторонница синицы в руке, всегда такой была. Если бы они хотели платить больше – предложили бы сами, верно?
– Да кто же предложит сам!
– Ну, так и не надо, – упрямо повторяла она. – Я не попрошайка. И потом, пойми – я люблю свое место, люблю покой, порядок. Я всех знаю, что-то значу и уж точно уверена, чего от кого ожидать. За деньгами не гонюсь – лучше беречь нервы.
И она умудрилась сберечь их настолько, что Дима начал сомневаться – а есть ли они у нее в самом деле? Привычное место работы Люда оставила с такой легкостью, что ему даже сделалось страшно. Тогда у Димы мелькнула мысль – а не так же легко и спокойно она оставит и его? Причем без всяких видимых причин? Ведь он был буквально сражен, когда Люда сообщила ему о своем добровольном увольнении. Даже стакан уронил – как раз стоял на кухне, наливая пиво, когда она вошла и с порога огорошила:
– Теперь я здесь порядок наведу. Хватит – напахалась на чужой территории.
Диме с трудом удалось поверить сперва в то, что подруга добровольно оставила работу, а затем – что она считает «территорию» Марфы – своей. Но Люда разбила все его сомнения с обычной невозмутимостью:
– Я же не навсегда бросила работать – это просто длительный перерыв. Мне надоело. А Марфа еще долго не появится в Москве, и могу тебя заверить – она просто счастлива, что я тут живу и присматриваю за домом.
– Может, она и от моего присмотра в восторге? – опомнился наконец Дима. – И как это – тебе надоело работать? Ничего подобного ты прежде не говорила!
Люда разъяснила – Марфа давно знает, что подруга живет не одна, а с женихом, и ничего крамольного тут не видит, напротив – она рада, что у Люды складывается стабильная личная жизнь. А что касается работы – у Люды на горизонте рисуется весьма интересная перспектива. И оч-чень интересные деньги, с нею связанные. Но об этом пока рано говорить.
– И вообще, – удивленно взглянула на него девушка, – что тебя не устраивает? Я буду больше заниматься домом и собой, да и тобою тоже. А деньги заработаешь ты. Неужели не хватит?
Действительно, им вполне хватало его зарплаты. Люда отлично готовила, содержала квартиру и гардероб в чистоте, не давала сожителю шевельнуть и пальцем и ни разу не упрекнула его в том, что ее-де «заело хозяйство». Дима не раз думал, что из нее выйдет (уже вышла!) идеальная жена. Его родители собственно привыкли считать сына женатым. Люда была с ними знакома, иногда перезванивалась с матерью Димы, подбирала подарки на праздники – дни рождений, Новый год… Она была членом семьи Димы, а вот он так и остался чужим для ее матери. Бесповоротно и непоправимо чужим – он это понимал и не мог себя заставить сделать еще одну попытку к сближению. Ему хватило первого опыта…
Люда долго откладывала его знакомство с матерью – больше года, считая с той первой ночи. Дима уже успел сделать предложение, получить отказ, привязаться к Люде так крепко, что жизнь без нее показалась бы ему пустой и сложной, а с ее матерью так и не был знаком. Особенно не рвался – да это было бы и странно: счастливые люди очень неохотно пускают новые лица в свой замкнутый круг, а он был счастлив. Людина мать – практически теща представлялась ему существом довольно опасным. Пока она не делала попыток поссорить парочку, но кто знает… Он решил подлизаться и накануне дня рождения «тещи» (дату выяснил заблаговременно) запасся цветами, шампанским и конфетами. Увидев подношения, Люда развела руками:
– Зря тратился. Она не отмечает дней рождений. Ну ладно, шампанское сгодится для праздника, конфеты – к чаю, а цветы – мне.
– Какие же праздники она отмечает?
– Никакие, – невнятно ответила девушка, перекатывая во рту шоколадную конфету – коробку она распечатала немедленно. – Она их терпеть не может и говорит, что все несчастья всегда случаются с нею в праздники. Из-за нее и я праздников не люблю. Как вспомню ее кислое лицо, эти приготовления, которые никого не обрадуют, телевизор с вечной праздничной мутью…
– И что – с ней действительно случаются несчастья?
Люда призадумалась и наконец, справившись с конфетой, ответила, что таких ужасов не припомнит. Ну, разве что несчастная атмосфера в доме – но ее устраивала сама мама, так что подозревать некого. Дима все-таки нашел способ познакомиться с «тещей» – вышло так, что та всерьез простудилась и ей нужна была помощь по дому. Люда отправилась к маме, жених последовал за нею в качестве грубой мужской силы. Навьюченный пакетами с фруктами и молочными продуктами с рынка, вооруженный сознанием своей необходимости, наконец, под прикрытием Люды – Дима был уверен в себе. Как оказалось, напрасно.
Мать Люды оказалась примерно такой, какой он ее представлял со слов подруги, – впрочем, Люда всегда была предельно точна в описаниях и суждениях о людях. Подтянутая, стройная женщина чуть за пятьдесят (Люда была единственным и поздним ребенком), с гладко причесанными короткими волосами, подкрашенными светло-русой краской, у корней седыми. Зубы слишком ровные и белые, чтобы быть настоящими. Зато настоящей была нитка жемчуга на шее (Люда оговорилась как-то, что мать ненавидит бижутерию и скорее умрет, чем наденет подделку), настоящим – лихорадочный блеск ее светло-голубых глаз (у женщины опять поднялась температура) и настоящей – напряженная, звенящая нотка в ее голосе, когда она обратилась к гостю.
1 2 3 4 5 6 7 8