К сожалению, запись, сделанная на Золотом Гобелене, не поддалась расшифровке со стороны лучших лингвистов с мировыми именами, хотя на Земле существует человек, который понимает почти все его содержание. Имя этого человека Нептун Великий…
Часами он читал нам содержание этого документа, а мы старались перевести темный и глубокий смысл его отдельных частей на язык современной суше-земной науки, далеко не всегда делая это успешно. Но то, что удавалось интерпретировать, содержало в себе ужасающую взрывную силу и открывало невиданные перспективы перед наукой. К сожалению, все такие разработки принадлежат сейчас имбиторам.
Никто не заметил, как в зал вошел высокий моряк в белоснежной морской форме и занял место в седьмом ряду у самого прохода. Моряков вообще было много в этом зале, а группа нанятых организацией Единства европейского действия на материковой отмели агентов была уже увязана и аккуратно уложена в штабель перед трясущимся от страха швейцаром.
Несколько десятков имбиторов, поигрывая пистолетами, забавлялись тем, что примеряли перед огромным зеркалом головные уборы участников пресс-конференции, а если бы сюда случайно заглянул бармен таверны «Симейд» из Уолфиш-Бея, то при виде громадного боцмана, командовавшего имбиторами, его брови, несомненно, поползли бы кверху.
Лаферт Су Жуар продолжал говорить, будто рассуждая вслух: — Итак, что представлял мир, в котором жили предки китообразных?
Это была наша Земля, но Земля в несколько раз меньших размеров, чем сейчас. Что-то около шести тысяч километров в диаметре. Ее масса была также соответственно меньше настоящей, чуть ли не в восемь раз…
Водный режим этой Праземли был умеренным, как и сейчас, но неожиданно перед разумными предками китообразных стала возникать перспектива весьма близкой катастрофы…
Около ста миллионов лет назад в глубинах земли начался бурный процесс расширения нашей планеты, сопровождавшийся резким скачком давлений и появлением новых океанов. Старая суша, равная по площади современным материкам, была расколота, и ее части стремительно расходились в разные стороны, чтобы принять современное положение. В распоряжении цивилизации предков современных китообразных оказалось пять или шесть столетий, чтобы подготовиться к новым формам существования.
И пракиты нашли выход. Их наука носила не столько физико-математический характер, сколько химический и биохимический. В их распоряже. нии оказались также великолепные достижения в практической психологии. На протяжении десятков тысячелетий они выводили самые разнообразные формы животных, которых они использовали при осуществлении различных технических проектов. Среди них были полностью прирученные гиганты, на которых была проверена возможность преобразования сухопутного животного в морское. До сих пор нами не выяснены до конца все условия такого превращения, но до наших дней просуществовал в просторах Тихого океана Туннель Трансформации, где сухопутное животное превращается в морское и наоборот. Любая клетка живого организма, попавшая в этот туннель, испытывала на себе мощнейшее воздействие, при котором выявлялись генетически скрытые возможности к взрывной эволюции и реэволюции. Мы, суше-земные ученые, собравшиеся на атоллах Океании, проводили исследования этого Туннеля Трансформации, пропуская сквозь него различные культуры одноклеточных бактерий; последующее их изучение показывало прямое изменение генной структуры, возникновение внутригенных обращений и перестановок и даже появление ранее невиданных хромосомных структур.
Я — лингвист, поэтому мне трудно сказать, как происходит этот процесс перевоплощения, каким именно агентом осуществляется, но из отрывочных бесед с нашими генетиками я сделал вывод: предки китообразных создали своеобразную модель хромосомной структуры, выполненную из наборных металлических колец.
Как я попал к Гавелам? Знаю ли я это сам? Трудно сказать…
У восточного побережья Африки я вместе с командой исследовательского судна «Эфиоп» попал под сильный огонь пограничной охраны. Нас приняли за контрабандистов. Недоразумение выяснилось, но я получил ранение в голову… Судовой врач запретил переносить меня на берег, а ночью чтото произошло со мной… Во всяком случае, рана на голове затянулась, а в глубине ранки появилось сферическое уплотнение, весьма странное новообразование, господа… Скажу только, что с этого момента я был вынужден играть в далеко не забавную игру, напоминавшую детскую игру в «горячо» и «холодно». Блуждая на различных исследовательских судах в просторах Индийского и Тихого океанов, я то чувствовал сильнейшее жжение, иногда нестерпимую боль в том самом месте, куда был ранен, то прилив сил и работоспособности, как бы исходивших от моей затянувшейся раны. Постепенно я убедился, что эти ощущения определяются моим отдалением от определенного географического места. Пришло время, когда необходимость избавиться от ставших невыносимыми болей заставила меня на свой страх и риск отправиться на поиски этой «земли обетованной». В итоге я попал к имбиторам-гавелам. Что же касается Нептуна Великого, то он попал к ним тем же путем, во всяком случае, у него такой же шрам на голове, правда, ближе к верхней линии лба…
Чего хочет Нептун Великий, спрашивают меня. Нептун Великий такой же слуга имбиторов, каким был я, какими являются те сотни людей, которые делают все от них зависящее, чтобы облегчить ймбиторам Гавелам их возвращение на сушу. Древние хранители тайны Золотого Гобелена выделили его из нас и почему-то очень тесно сблизили с Гавелами.
Почему они это сделали — никому не известно. Нептун Великий вряд ли представляет для нас с вами особенный интерес… Образованием он не блещет, груб, смел, ограниченно находчив, как и положено профессиональному моряку. А впрочем, — Лаферт Су Жуар быстро встал на ноги и, резко выбросив кисть руки вперед, указал на кого-то в зале, — впрочем, вы можете расспросить самого Нептуна Великого. Он сидит среди вас, господа. Да, да, этот человек в белом морском кителе — Нептун Великий.
Человек в белой морской форме поднялся во весь рост и вышел в проход, разделявший зал на левую и правую половины.
— Так схватите же его, господа, закричал Лаферт Су Жуар, — чего же вы медлите?!
Нептун Великий остановился и посмотрел на Лаферта Су Жуара.
И вместе с ним все также посмотрели в ту же сторону. И вдруг Лаферт Су Жуар закричал от боли и схватился за голову. И все увидели светящуюся точку чуть выше его лба. Через мгновение она была уже как раскаленный уголек, а Лаферт Су Жуар все кричал и кричал, пока не рухнул на колени, прижав мертвую голову к пуленепробиваемому стеклу.
Нептуна Великого никто не посмел задержать. Он спокойно вышел из конференц-зала, миновал вестибюль и исчез вместе с сопровождавшими его имбиторами.
Швейцарские снайперы не решились открыть огонь без приказа.
ПРОЩАЙТЕ, ГАВЕЛЫ!
Имбиторы исчезли неожиданно. Их уход с исторической сцены занял не более месяца. Отдельные колонии имбиторов, появившиеся в Год Великого Столкновения на всем океаническом побережье, как бы рассосались; те же из имбиторов, которые работали в научных учреждениях университетов и колледжей, или занимали какие-либо ответственные должности в глубинных государствах материков, тщательно подготовили свой уход под предлогом длительного отпуска и также выехали в неизвестном направлении, чтобы больше уже никогда не появляться на земной поверхности.
Вначале робко, потом все смелее и смелее отдельные храбрецы стали проникать в запретные в недалеком прошлом участки океанов и морей, и постепенно мировое общественное мнение пришло к неожиданному выводу: их нет, они ушли…
Что заставило их уйти? Почему они отказались от завоеванных позиций? Что могло быть лучше положения имбиторов ко времени Аляскинского перемирия?
Было высказано предположение, что имбиторов охватил всеобщий психоз массового самоубийства, к которому склонны и дельфины, и некоторые разновидности китов. Но одновременная гибель такой массы живых существ, несомненно, была бы замечена жителями морских и океанических побережий; рыбаки бы натолкнулись на какие-то их останки, обнаружили запах разлагающихся тел или нашли какие-нибудь иные следы…
Может быть, они вернулись в свою среду и стали третичноводными?
Или собрались в каких-то грандиозных подводных городах, где, опираясь на новейшие достижения земных и имбиторных наук, готовят новое решительное наступление на материки?
А что стало с их вождем, с их Агуа — Нептуном Великим? Превратился ли он в какое-нибудь морское животное и бороздит вместе со своими друзьями морские просторы? Его штандартная бригантина «Золотая мечта» была найдена вблизи Сиэтла покинутой экипажем. Кстати, золотой она не была; ее корпус норвежской постройки оказался стальным, толщина же золотого покрытия не превосходила четырех миллиметров.
Именно в те дни, когда весь мир ломал себе голову над загадкой имбиторов и их Агуа, у меня в сознании впервые отождествились личности Нептуна Великого и Василия Шмакова. Я вспомнил, как мы обменивались с ним адресами, и нашел записи. С бьющимся сердцем отправился в Малаховку.
Был теплый майский день. Я отыскал дом, открыл калитку и фазу же увидел Василия Шмакова. Он сидел на ступеньках веранды и крючковатым инструментом вырезал из деревянной болванки ложку. Желтая стружка усеяла его колени, в углу рта торчала «беломорина». Да, это был он, Василий Петрович Шмаков.
— Баклуши бьешь? — сказал я, намекая на его занятие.
Василий поднял голову, некоторое время всматривался в меня, а потом встал и, широко раскрыв руки, шагнул ко мне.
— Так это ж вы! — сказал он. — Ну, как ребрышки?!
Мы обнялись. Это было прекрасно.
— Василий, — сказал я, когда мы уселись на веранде, — это же ты — Нептун Великий… Я угадал?
— А вы один и могли угадать, — сказал он. — Кому же еще?
— Но почему все окончилось? Почему? Весь мир ломает себе над этим голову.
— А вам бы хотелось, чтобы эта история продолжалась? — не без лукавства спросил, в свою очередь, Василий. — Да если бы мои ребята сказали миру: «Потеснитесь!», то вряд ли кто-нибудь усидел на своем стуле. Пусть так, хотя и мне немного жаль; не жаль, а все-таки…
Он выпрямился и посмотрел куда-то вдаль, как бы сквозь меня, и я позавидовал тем картинам, которые поплыли сейчас перед его мысленным взором.
— Но все же, Вася, что с имбиторами?
— Ох, и рано об этом говорить. Тут вот, — Василий похлопал по левой стороне груди, — тут вот болит порой. Ведь всю молодость этому делу отдал и не жалею, сейчас— не жалею!.. Вы, наверное, про эти дела читали? И про Лаферта Су Жуара тоже? Вот вы думаете, что это я Су Жуара уложил? А я тут ни при чем, это все они, Хранители Золотого Гобелена, беспощадные типы, скажу я вам, и жалости в них — ни на грош… Конечно, меня считают всему делу головой, да только таких, как я, с шариками, — Василий притронулся к голове, и я увидел, что сферическая выпуклость исчезла, теперь был виден только белесый шрам, — таких, вот — не я один был. И Лаферт, и другие… Только каждый из нас решал какую-то одну сторону проблемы, а у меня была самая сложная задача и не от ума, а скорее от сердца… Долго я не понимал, а почему это мне было поручено стать Агуа этих гавел? За что мне честь такая? Да не нужно это мне вовсе, но Хранители Золотого Гобелена меня вот как держали! — Василий сжал кулак с такой силой, что косточки побелели.Вот как меня держали. И все шариком, все им, проклятым! Как что, так такое мне в голову пустят, что я волчком вертелся. И только просчитались! Я как увидел, что они с Лафертом Су Жуаром сделали, так и понял: это они меня напугать хотят. И стал готовиться… Зачем я нужен был Хранителям? Они во мне нашли нужную душу, понимаете? Я ведь молодым был — оторви и брось, мне все нипочем, вот это их и подкупило. Пропустить китов через Туннель Трансформации и получить имбитора — это кто угодно мог сделать, а вот им нужно было воспитать гавел, и так воспитать, чтобы они и в огонь и в воду, и на пушки и на пулеметы, чтобы они могли вернуться и занять свое законное место на планете.
— А человечество, нас куда?
— А нам искать пятый угол. Вот так… Но скажу прямо, гавелы — чудо ребята. Они, понимаете ли, добрые, что ли… И людей любили, хотя и не всегда сознавались в этом… И любили вспоминать прежнее житьебытье, тоска в них жила по морской жизни. Конечно, и человеческое им было не чуждо, и науками кое-кто из них серьезно увлекался и прочее, только вот такой веселой карусели, близости прежней к природе, — не было. И дружба у них была особая: один за всех и все за одного, это было у них в крови. И честность, и жадности ни на копейку. Мы какие клады поднимали со дна морского, боже мой! Какие клады! Когда мы подняли груз «Лютайна» у берегов Голландии, у самого входа в Зюдер-Зее, то это была картина! Моя бригантина чуть не по борт ушла в воду, а гавелы все носили и носили гинеи, луидоры, слитки золота и опять гинеи и эти, как их, да, пиастры! Чтобы гавела взял себе хоть монетку? Ни-ни! Я сам роздал им сотню тысяч, чтобы они украшения своим ундинкам понаделали, а сами они ничего не взяли.
— Но как же ты ушел от них, Василий?
— Готовился, долго готовился, потому и ушел… Признаться, колебался я, теперь уж это прошло, но раньше — колебался. А может быть, они будут лучше людей, кто знает? А потом поговорил по душам с одним, с другим и понял: зовет их свобода! Это у нас, у меня свобода, потому что мы — люди, а вот их зовет такая свобода, которую знают только животные. Чтобы море вокруг, и пусть буря и шторм, а ты ничего не боишься и дышишь полной грудью, и всего себя чувствуешь, каждый свой мускул, и забот чтобы никаких! А враги? Так на врагов у тебя ум, а в пасти полсотни острых клыков, и удар хвостом, а тогда снова свобода и море, и солнце… А когда выпрыгнешь из морской волны и летишь над водой и ветерок гладит твою кожу, так это же красота!
Был у меня боцман. Назвал я его Флаг-боцман Санька Касаточкин, так и гавелы его звали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16