Ты не ищешь легких путей. Почему именно опергруппа?
— Я твердо считаю, что только в ее составе могу реализовать свои способности.
— Может и так, — согласилась Рината Павловна. — Однако всем хорошо известно — роль оперативников в жизни Ордена весьма скромна. Боевые ситуации в их работе, скорее исключение, чем правило. В основном, нудные рутинные проверки. Ты наверняка мечтаешь о большем. Я ведь отлично вижу твою целеустремленность.
— Каждый мечтает о большем.
— Хочешь стать членом боевой дружины?
Лина сама не заметила, как заговорила помимо воли:
— Да. И я не вижу ничего плохого в таком желании.
— Ты видела фотографии в фойе. Очень многие из этих девушек были оттуда. Почти все они погибли, так и не дожив до зрелых лет.
— Я не боюсь смерти!
— Глупышка, да ты просто еще не знаешь жизни. Твои шансы попасть в боевую дружину, пренебрежительно малы. Такими как ты, там полы по вечерам подметают.
— Это моя жизнь и моя мечта! — чуть не выкрикнула Лина. — Почему все вокруг хотят мне помешать?!
— Ну что ты, не волнуйся так сильно, — успокаивающе протянула Рината Павловна. — Не надо так переживать. Просто мне страшно, что с тобой будет, когда сама поймешь — мечта недостижима. Такой удар ты воспримешь очень тяжело.
— Переживу!
— Ну что же, — вздохнула женщина. — Это действительно твоя жизнь.
Выдвинув ящик стола, она достала плотный коричневый конверт, принялась отдавать последние инструкции:
— Здесь документы. По ним, ты Ветрова Алина Игоревна, сотрудница федерального бюро охраны атомных объектов мирного назначения. Возраст двадцать один год, ты не намного младше. Таким образом, мы почти ничего не меняли в реальных данных. Паспорт, водительские права, пропуск, удостоверение, разрешение на ношение оружия. Вот.
Рината Павловна выложила рядом с пакетом зарядное устройство к телефону и кобуру с пистолетом:
— Патроны вполне обычные, стандартные, но оружием старайся не светить, в большом мире это не принято. Чем меньше ты привлекаешь к себе внимания, тем лучше. Авиабилет до Хабаровска, в аэропорт тебя привезут на машине, она уже заказана. Немного наличных денег, кредитная карточка, пользуйся ею свободно, только мерседес покупать не стоит. Мобильный телефон. Оплачивать разговоры не надо, это не твоя забота. На цифру «1» завязан диспетчер Восточнороссийского региона, «2» — дежурный по Монастырю, в памяти много и других полезных номеров, но чтобы их увидеть — введи свой персональный код. По приезду можешь позвонить по номеру, завязанному на цифру ноль — это руководитель филиала — Панарин Игорь Владимирович. Все, можешь быть свободна, — почти сухо произнесла Рината Павловна и добавила. — Рекомендую принять перед дорогой душ, кто знает, когда им можно будет воспользоваться в следующий раз.
— Я могу идти?
— Да. И помни, даже в наших стенах никому нельзя верить, а за ними тем более. Рассчитывай только на себя.
Выйдя из канцелярии, Лина энергично потерла виски. В течение беседы у нее возникло стойкое, давящее ощущение. Она подозревала, что милейшая Буренка ее попросту наглым образом пыталась прозондировать и чтото внушить. Но девушка была начеку, она и без ее советов не отличалась излишней доверчивостью. Легкой трусцой забежав в фойе, она резко затормозила: в дверях на улицу стояла Кобра. Рослая инструкторша не видела девушку, она смотрела на улицу, где мимо здания пробегала спаренная колона младших учениц. Все были жестоко одеты в душный зимний камуфляж, на плечах расхлябанно болтались большие армейские автоматы. Задняя пара, наказанная за какиелибо незначительные проступки, пыхтела изо всех сил, стараясь не отставать. Они тащили ящик с патронами.
Проскочить незамеченной было невозможно, а показываться инструкторше на глаза чревато — у Лины до сих пор побаливала голень с их прошлой встречи. Кобра с удовольствием старалась завести со старшими воспитанницами задушевный разговор, чтобы в самый неожиданный момент нанести коварный удар. Она называла этот мерзкий садизм мероприятиями по сохранению бдительности. Иногда эта гестаповка приказывала какойнибудь соплюхе из младших сунуть в чейнибудь бок жало шокера, или сотворить другую подобную пакость. После ее мероприятий некоторые едва не оставались заиками и вздрагивали от собственной тени. Лина осторожно нащупала пистолетную рукоять, не видную под форменной курткой. Усмехнувшись, она подумала, что если пристрелит инструкторшу, то станет местной легендой. Возможно, ей даже ничего за это не будет. Кобру недолюбливали, и всегда можно сослаться на то, что она сама спровоцировала выстрел. Этому охотно поверят многие.
Как бы почувствовав, что дело пахнет керосином, Кобра упругим шагом последовала вслед за ушедшей группой. Лина, облегченно вздохнув, немедленно бросилась к жилому корпусу. Надо было успеть сдать постельное белье, помыться, собрать вещи. К полудню необходимо все закончить, времени осталось не так уж много.

Рината Павловна, коротко постучав, зашла в кабинет настоятельницы. Та, подняв голову от бумаг, откинулась на спинку стула, вытащила изпод столешницы пачку сигарет, ловким щелчком выбила парочку. Одну протянула начальнице канцелярии, вторую поднесла к настольной зажигалке. Обе женщины с удовольствием затянулись. Выпустив первый глоток дыма, настоятельница поинтересовалась:
— Ну и?
— Глуха и слепа.
— Плохо уговариваешь, Буренка. Теряешь форму — твое печенье еще декабристов помнит, девчонка наверняка все зубы переломала.
— Не нравится, устрой сюда штатного психолога, пусть старается.
— Нельзя.
— А что такого? Немного понатаскаем, зарплату предложим — как у министра нефтяной промышленности.
— У нас она сама быстренько с катушек съедет, даже недели не протянет.
— Тогда не лезь к моему печенью, Мюллер!
Затушив недобитую сигарету, настоятельница заявила:
— Готовь документы на отчисление Ветлугиной.
— А ее то за что?
— Потенциальная лесбиянка.
— Да у нас только Матвей не потенциальная лесбиянка! Что ты хотела от воспитанниц — их половое созревание проходит в этих стенах, среди подружек и сотрудниц. Бедняжек может возбудить один вид мумии фараона!
— Это их проблемы. Вся энергия должна идти на подготовку, если у когото гормоны прут не в ту сторону — ей здесь не место. У нас всетаки Монастырь, а не вертеп. Нечего позорить тех, чьи фото и портреты висят у нас в фойе.
— Ну, ты даешь, — усмехнулась Рината. — Скоро начнешь выражаться не хуже нашей Каркуши.
— Кто б мычал! — усмехнулась настоятельница. — Ладно, вернемся к нашим баранам. Как тебе общее впечатление?
— Сыровата!
— Что ты хотела? Девятнадцать лет. Детство в заднице гуляет. Меня больше интересует эмоциональная сфера, а именно — не сбрендит ли она вконец?
— Практически все наши выпускницы эмоционально неустойчивы в большей или меньшей степени. Процент самоубийств и случаев немотивированной агрессии просто невероятен. Мы с детских лет калечим их души, но, одновременно, не даем загрубеть окончательно. Результаты налицо.
— Ты можешь предложить другую методику обучения? Наши малютки готовы зубами грызть танковую броню, если это потребуется для выполнения приказа. На Гавайях бывшая воспитанница недавно всмятку отметелила четырех доблестных морских пехотинцев как грудных младенцев!
— Да знаю! Эти герои, кстати, на нее заявление в полицию написали. Не постыдились.
— А что ты хотела — Америка! Правовое государство. Круче наших малышек нет никого, если, конечно, не считать монастырских мальчиков. Но их готовят аналогично, с тем же отсевом. Так ты говоришь, сыровата?
— Да. И думаю, работа в опергруппе ей не очень пойдет на пользу.
— Но и не помешает. Пусть посмотрит на жизнь без всяких нянек — сама напросилась, мы не виноваты.
— Не боишься? Жизнь со всеми доступными соблазнами! Это же простая девчонка, вдруг пуститься во все тяжкие. Эмоциональная неустойчивость, сама понимаешь.
— Мы не сможем ее водить всю жизнь за ручку. Хочет научиться плавать — пожалуйста. Бросим в воду, пусть выкарабкивается, как знает.
— Может оно и верно. Опасные моменты у оперативников бывают очень нечасто. Так что, вряд ли ее жизни будет чтото угрожать.
— Согласна. Не хотелось бы глупо потерять эту многообещающую воспитанницу во время прохождения обычной выпускной практики.
— Ясное дело. Ну, так как там, по поводу Ветлугиной?
— Отчисляем! Без всяких разговоров и объяснений. К чему придраться, всегда найдется, о настоящей причине даже не заикаемся.
— Ей пятнадцать, она уже неплохо подготовлена.
— На Алтайскую базу. Там доучат, без дела не останется, а при тамошних парнях о своих фантазиях позабудет.
— Будем надеяться.

Дверь открылась без стука, на пороге пустой казармы выросла младшая воспитанница:
— Старшая учащаяся Ветрова! За вами пришла машина!
— Брысь отсюда, зародыш! — цыкнула Вика.
Младшую сдуло в один миг, подруги обнялись, прощаясь. Им никто не мешал, все здешние воспитанницы были сейчас на занятиях.
— Ничего, будем перезваниваться, — сказала Лина.
— Эх! Жаль, что мы с тобой не вместе!
— Ты же знаешь, так не положено.
— Все равно! Вместе мы сила! Давай! И не забудь телефоны, мой и Ленкин.
— Давай! Думаю, тебя тоже скоро увезут.
Время уже приближалось к двум часам дня. Лену забрали сразу после полудня, выпускниц всегда вывозили поодиночке, рассчитывая доставить к поезду, или самолету, чтобы они не шатались без дела. Лина вышла во двор, чувствуя себя довольно странно. Впервые она шла через плац простым шагом. По дворовой территории Монастыря и широким коридорам учебного и административного зданий разрешалось передвигаться только легким бегом. Бесцельное стояние или несколько обычных шагов карались довольно строго. Но сейчас ее плечо оттягивала огромная спортивная сумка, на спине болтался маленький рюкзак. Ее никто не станет заставлять бегать с такой ношей.
Дойдя до середины плаца, она едва не застонала в голос. Наперерез спешила Каркуша. Спастись было совершенно невозможно, Лина поспешно напустила на себя дебильновозвышенный вид. Воспитательница Инга Николаевна имела огромную страсть к произнесению идиотских патетический речей. Она была настолько тупой, что даже не подозревала о своей тупости. Ее терпели за мастерское обращение с младшими воспитанницами, многие девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет слушали ее, разинув рты, но к тринадцати неминуемо обгоняли свою воспитательницу в интеллекте, она становилась им неинтересной. Те, кто продолжал прислушиваться — безжалостно отчислялись. Полные дуры в Монастыре не приветствовались.
— Алиночка, что же ты ко мне не зашла, на прощание!
— Виновата! Не хватило времени!
— Ты могла не собирать вещи — но зайти ко мне просто обязана!
— Виновата! Исправлюсь!
— Ладно. Я всетаки тебе коечто на прощание скажу. Слушай меня внимательно, столь важных слов тебе еще никто не говорил! Поняла?
— Так точно!
— Знай, перед тобой сейчас откроются двери большого мира. Ты не должна там забывать о нашем Монастыре и его правилах. Помни — ты являешься носительницей его чести, не посрами ее неблаговидными поступками. Не забывай о тех, чьи фото и портреты вывешены в административном здании. Поклянись, что приложишь все силы для того, чтобы твое изображение появилось среди них!
Приняв самый глупый вид, Лина выкрикнула:
— Клянусь приложить все силы, чтобы погибнуть при прохождении практики!
— Ты что несешь? — охнула Каркуша. — Что значит погибнуть?
— Но Инга Николаевна, — вид Лины был сама невинность, — ведь чтобы попасть на стену фойе, надо сначала погибнуть при выполнении долга, или, как минимум, умереть своей смертью, получив до этого множество высших наград. За два месяца я просто не успею этого добиться, придется погибать геройской смертью при выполнении приказа!
Воспитательница растерянно захлопала глазами, этот момент она совершенно упустила из виду. Инструкторы, собирающиеся на плацу для послеобеденного разбора групп, стали ехидно посмеиваться. Инга Николаевна, поняв, что надо быстро закругляться, поспешно заявила:
— Ладно Ветрова, можешь идти. Не забудь мои слова!
— Так точно! Буду стараться!!!
Инструкторы откровенно рассмеялись, воспитательница покраснела как переспевший помидор. Лина направилась к парадным воротам, там, у калитки, уже нетерпеливо переминался Матвей.
Это была еще одна интригующая местная легенда — единственный мужчина, работающий в Монастыре. Возраст его был неизвестен, но по виду, он вполне годился в прадедушки библейским старцам. Вместо ног у него были скрипучие зловещие протезы, на руках в сумме набиралось всего семь пальцев, голова была совершенно лысой и сплошь покрытой ужасными шрамами, ушей не было, а левый глаз скрывала черная повязка. По всеобщему мнению учениц, члена у него тоже не было, причем, скорее всего, с самого рождения. Никто и никогда не смог поймать на себе его заинтересованный взгляд. Про него ходило много разных слухов — от смешных до очень страшных. Лине особенно нравилась избитая сплетня о том, что он бывший любовник настоятельницы. Та обгрызла его собственными зубами, как поступают самки пауков «черная вдова» со своими бедными дружками после спаривания, но до конца не доела и, пожалев, оставила на легкой работе — следить за парадным входом.
Покачав своей бугристой головой, Матвей угрюмо буркнул:
— Сколько тебя можно ждать? Я едва последние протезы не стоптал.
— Да я не виновата! Разве от нее можно отделаться!
— Ладно, проходи.
Привратник открыл металлическую калитку, грубо покрашенную мерзкой зеленой краской. Сердце девушки предательски дрогнуло, она ступила вперед. Остановилась, оглянулась.
1 2 3 4 5 6 7 8