— Сожжем? — поколебавшись, спросил монах.Марк не ответил. Монах шагнул поближе и повторил вопрос:— Зажечь костер? Пора ли им на покой, а нам к людям? По домам, к нашим близким, которых мы много лет как покинули?Не вдруг и явно колеблясь, Марк все-таки кивнул.— Да, — помедлив, вымолвил он. — Знать, такая судьба…Через полтора десятка часов, когда они пустились в путь по извечной дороге через ущелье, которым Полярная страна соединяется с обитаемым миром Луны, позади в опустевшей низине догорал огромный костер, сложенный из тел умерших братчиков упраздненного нынче ордена и больше никому не нужных шатров. Марк оглянулся: над низиной стелился дым, солнце сквозь него виделось тускло-красным, а пепельно-серебристого краешка Земли над самым горизонтом было почти не различить…У ручья повстречался народ из ближних поселков. Весть о пришествии Победоносца уже разошлась, и люди спешили приветствовать его. Марк с интересом разглядывал карликов, среди которых было несколько женщин, хоть и малорослых, но довольно миловидных. А люди падали перед ним ниц, не иначе как с обожанием прикасались к одежде и что-то тараторили на странном языке, в котором ухо с трудом различало искаженные почти до неузнаваемости польские, английские и португальские слова.При первой встрече превозмогло любопытство, и он не придал значения тому, как его встречают эти человечки. Однако потом, по мере появления новых стаек, попытался было охладить пыл идолопоклоннического обожания, которым его окружили. Но вскоре убедился, что бессилен. Укоряемые либо не разумели, чего от них хотят, либо воспринимали выговор как порицание за бог весть какую провинность и пускались в оправдания, чередуя их с проявлениями безграничного раболепия. А когда он силился объяснить, что ничем от них не отличается, хоть и прибыл с Земли, малыши лукаво улыбались, точь-в-точь как Элем, в ответ на слова, что Старый Человек давным-давно умер и у Марка нет с ним ничего общего.Прекратив напрасное сопротивление, Марк отложил выяснение этого диковинного недоразумения на более подходящее время. И шествовал к Великому морю со свитой приверженцев, которых не ждал, не гадал, словно молодой, светозарный бог, вознесенный над покорным скопищем ревнителей.Мужчины мелкими шажками забегали вперед и, вероятно, на что-то жаловались (он их плохо понимал и постоянно звал на помощь Элема; тот, будучи грамотен, знал «святой язык», а именно польский, на котором когда-то говорил Старый Человек), каждый твердил о своих обидах, ссорах и заботах, каждый взывал о возмездии врагам или награде вперед всех прочих, потому что именно он того заслуживает. Из-за этого на ходу возникали перебранки, а иногда и стычки, которые не раз вызывали у Марка невольный смех.Женщины вели себя более сдержанно. Они шли чуть в сторонке, удовольствовались тем, что смотрели на него округлившимися, восторженными глазами, а стоило подозвать какую-нибудь, та молча бросалась прочь, словно спугнутая лань. Как-то раз он при них шутливо упомянул о шернах. И увидел, как они при одном звуке этого слова бледнеют и сбиваются в робкую стайку, с неизреченным ужасом поглядывая на своих мужей и спутников.— Владыка! Воля твоя, но при женщинах лучше не говорить о шернах, — подсказал Элем.— Почему?Монах потупился:— Ужасные дела творятся…Он не договорил, потому что в толпе паломников возникло внезапное смятение.Близился к концу первый день странствия, шествие как раз достигло равнины, поспешая добраться к ночи до Старых Источников, где семь веков назад впервые была открыта нефть, как вдруг паломники и монахи, вся свита Победоносца, сгрудились и закричали, указывая руками в сторону ближних зарослей. Марк глянул туда и увидел человека ростом чуть выше здешнего. Вынырнув из чащи, человек вскарабкался на придорожный утес и оттуда принялся выкрикивать что-то: может быть, издевки, может быть, проклятия. Ему ответил град ругани. Кое-кто схватился за камни, но те не долетали, женщины с криком прятались за спины мужчин, а монахи плевались и осеняли себя святым знамением Пришествия.— Выворотень! Выворотень! — неслось со всех сторон. Человек на скале глумливо расхохотался и прицелилсяиз лука. Свистнула стрела. И вонзилась в горло молоденькой женщине, которая искала убежища у самых ног Марка.Раздался общий крик ужаса. Сверху ему ответил торжествующий наглый смех. С непостижимой быстротой натягивая лук, человек на скале осыпал сбившуюся внизу, перепуганную стайку градом стрел. Одна из них оцарапала Марку лоб, оставив широкую кровоточащую помету. Марк, не раздумывая, выхватил из-за пазухи оружие и выстрелил.Выстрел оказался метким. Человек на скале выронил лук, взмахнул руками и без крика полетел вниз головой на придорожные камни. Несколько мужчин бросилось к нему, принялось раздирать кожаный панцирь на груди. Марк думал, что они ищут рану от неизвестного им огнестрельного оружия, но они, обнажив на боках упавшего симметричные багровые отметины в виде шестипалых ладоней, снова подняли крик: «Выворотень!» и стали добивать камнями раненого, который еще дышал, брызжа кровавой пеной с губ и водя глазами по сторонам.Марк в ужасе бросился к ним.— Мерзавцы, прекратите! — крикнул он. — Это же человек! Лежачего не бьют!Элем остановил его:— Не вмешивайся, владыка. Он не человек. Он выворотень.И, встретив вопрошающий взгляд Марка, прибавил, по обычаю потупясь:— Я потом расскажу тебе, владыка. Не вмешивайся. Хорошо, что его прикончили.Тело неизвестного превратилось в кровавую кашу, а град камней не прекращался. Марк с омерзением отвернулся от этого зрелища, а монахи хороводом окружили его, заплясали и затянули что-то вроде победного гимна:— Явился Победоносец!..— Метнул стрелу громовую!..— Отныне Луна для людей!..— Слава Победоносцу, где ступит его нога!Марк молча разорвал круг плясунов и зашагал вперед. Там, где дорога, видимо, поблизости от обжитых мест окончательно сворачивала на равнину, видна была необъятная ширь, усеянная кольцеобразными холмиками. Именно с этого места тот же самый ландшафт открылся глазам Старого Человека, когда он был так же молод, как нынче Марк.Он присел на придорожный камень и глубоко задумался. Сам дивился, что никак не удается ясно выразить собственные мысли. Глядел на бескрайний простор, позолоченный лучами заходящего солнца, на черные круглые озера тут и там, и думалось о том, что впервые после прибытия в Полярную страну вечного полувосхода он видит закат солнца на Луне и это пронизывающе печальная картина. Думалось о том, что его беззаботный, веселый нрав как испарился неведомо куда за сотню-другую часов и что со странным стеснением сердца стремится он к далекому морю, где решится его судьба, так неисповедимо сплетенная с самой сутью человеческой истории на Луне. И вдруг охватила острая тоска по Земле, которую он, безрассудный и охочий до всего неизведанного смельчак, казалось бы, так недавно, смеясь, покидал. Был миг, хотелось вскочить и бежать прочь отсюда в Полярную страну, в свою сверкающую машину, которая там стоит готовая в обратный путь, но тут же какая-то непонятная вялость нахлынула, и, опершись локтями о колени, он спрятал лицо в ладонях.— Обещал ведь не спорить с судьбой, — прошептал он. От задумчивости его пробудило легкое прикосновение.Он поднял взгляд. С видом беспредельной, слепой, мучительной тревоги перед ним стояла на коленях пожилая исхудавшая женщина. Руки и губы у нее лихорадочно подрагивали, сквозь сведенные страхом зубы едва пробивался сдавленный голос.— Владыка, — простонала она, — ты все знаешь… ты так на меня глянул… я поняла, что ты знаешь… но я не виновата, владыка! Шерны меня силком похитили!И вдруг, обезумевшая от страха, кинулась ему в ноги, крича:— Владыка! Победоносец! Помилосердствуй! Не выдавай меня, ведь меня живой в землю закопают! Я знаю, такой закон, но я же не виновата!Она билась лбом о гальку, содрогаясь от отчаянных рыданий. Говорить больше не могла, у нее стучали зубы, и слова перемалывались в невразумительные, молящие вопли.Марк вскочил. Как обухом по голове, поразила чудовищная, невероятная мысль. Он схватил рыдающую женщину за плечи и поставил перед собой. Она со всхлипом смолкла и уставилась на него вытаращенными глазами, словно сей миг ожидая смерти.— Как тебя зовут? — спросил он, не узнавая собственного голоса.— Неэм.— А этот… выворотень?.. Которого убили?— Да, владыка, это мой сын! Но я же не виновата! Она норовила поцеловать ему руку. Но Марк отдернулруку и крикнул:— Твой и чей еще?Женщину снова затрясло.— Владыка! Нет на мне вины! Шерны меня силком похитили! Об этом никто, кроме тебя, не знает! Все думали, я на поклон ушла к Братьям в Ожидании. Я пряталась. Владыка! Знаю, надо было его удавить, как только родился, но не сумела я, ты прости, рука не поднялась! Ведь не кто-нибудь, сыночек он мне!Потеряв над собой власть от бесконечной гадливости, Марк оттолкнул женщину и закрыл лицо руками. Отвратительная история! Мерзкая! Всем законам физиологии вопреки! С ума можно сойти!Сзади раздались возгласы свиты, пустившейся наконец вдогонку. Потерев виски, Марк кое-как овладел собой. И быстро сказал женщине, распростертой ниц перед ним:— Неэм, встань. И не бойся.Спрятал руку за спину от ее благодарного движения. Не мог пересилить себя и глянуть на нее.Остаток дневного пути он проделал молча. Когда показался поселок на равнине при Старых Источниках, уже вечерело. Из низких каменных домиков, вкопанных в почву ради зашиты от ночных холодов, навстречу близящемуся Победоносцу высыпало все население, зазвучали радостные клики, но Марк почти не слышал их. Он шел среди ликующей толпы с угрюмым видом, особенно избегая взглядом женщин, каждая из которых могла быть точно так же осквернена, как та, что недавно валялась у него в ногах. Народ смотрел на его посуровевшее лицо, толковал эту угрюмость как залог скорой и решительной расправы с шернами. Многие издали любовались его громадным ростом и могучими мускулами, в приступе богобоязненности мечтали коснуться и не смели и громко ворожили, какое бедствие несут эти могучие руки поганым шернам.Для ночной зимовки ему отвели лучший дом в поселке. Вообще-то говоря, здесь, как и во всяком поселке на Луне, по давнишнему указу Братьев в Ожидании был возведен особый дом, именуемый «Домом Победоносца». Там никто не должен был жить, однако содержать дом следовало в полной готовности, чтобы Победоносец, явившись, ни на миг не остался без крова. Но поколения приходили и уходили, а Победоносца все не было, так что дом сперва покинули в небрежении, потом потихоньку разорили, а кончили тем, что превратили в общественный амбар. Жить в нем теперь было не с руки. Выход нашелся: выселили вон старосту, который заодно был и местным священником.Когда ввечеру Марк избавился от общества, он приказал, чтобы к нему незамедлительно явился Элем. Тот явился, впервые в праздничном алом облачении, с серебряной диадемой на голове, в том виде, в каком только что прочел проповедь о пришествии Победоносца в здешней церковке. Явился и почтительно замер у входа.В слишком низкой для такого великана хатке Марк мог только лежать на связке шкур возле растопленного очага, поставив в изголовье нефтяной каганец. Когда вошел Элем, Марк приподнялся на локте и нехорошо посмотрел на монаха.— Кто такие выворотни? — спросил врасплох.Элем побледнел, на сухоньком личике мелькнула тень не иначе как жгучего стыда и ненависти.— Владыка…— Кто такие выворотни? — запальчиво повторил Марк. — Это дети?..Он не договорил, но монах понял.— Да, владыка, — тихо сказал он. — Да, это дети шернов.— Стало быть, ваши женщины отдаются этим тварям?— Нет, владыка. Не отдаются.— Так как же?..Марк резким движением сел на шкурах.— Да вы же тут озверели! Слыхали мы про такие штучки! На Земле тоже когда-то болтали про чертово семя! Да вас самих впору побить камнями, а не этих бедолаг! — Он задохнулся от ярости. — Иди сюда! И не юли, говори, откуда взялись сказки о детях шернов, в которые даже ваши женщины сдуру поверили!— Нет, владыка, это не сказки.Марк окинул монаха изумленным взглядом.— Владыка, дай слово сказать! У шернов есть удивительная сила. У них под крыльями, под самой перепонкой, есть вроде как руки с шестипалыми ладонями, только змеистые, на все стороны гнутся. Все тело у них короткой черной шерстью покрыто, она густая, мягкая и блестит, только лоб и эти ладони — голые и белые. И в этих ладонях…Он глубоко вздохнул и отер пот со лба. Знать, нелегко было говорить о таких жутких вещах.— Вся сила у них в этих ладонях, — продолжил он, переведя дух. — Если сразу обеими шерн коснется нагого тела человеческого, с человеком делается судорога, это очень больно, а бывает, и смертельно. Так бьет от некоторых морских рыб. А если такое приключается с женщиной…Марк невольно вскрикнул.— Если это женщина, или сука, или еще какая-нибудь самка, она от этого зачинает и родит. И детеныши получаются на вид как должны быть, а на самом деле такие же злобные и коварные, как шерны…— Ты уверен, что это действительно так?— Да, владыка.Оглушающим вихрем пронеслись беспорядочные мысли. Непостижимо! И вдруг вспомнилось про опыты каких-то земных биологов: они воздействовали на неоплодотворенные яйца с помощью механического сотрясения или химических реактивов; этим вызывалось клеточное деление, и начиналось развитие плода. Вероятно, в конечностях этих лунных тварей заключается способность производить электрический разряд или выделять какую-то эманацию, которая путем встряски организма вызывает самооплодотворение.— Да нет же! Этого не может быть! — громко сказал Марк, смиряя кончиками пальцев бешеное биение в висках.— И все-таки, владыка, это именно так. Ты сегодня сам убил выворотня.— Откуда ты знаешь, что он был выворотень?— Там, где женщины коснулись руки шерна проклятые, у нее остаются багрово-синие пятна. Точно так же и выворотни мечены. Ты сам видел. Мы убиваем их. Истребляем, потому что они хуже шернов: на вид как люди, а повадки-то шерновские — сплошная злоба и вероломство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38