Артемьев Илья
Новелла
Илья Артемьев
Новелла
Как-то раз мы выпивали с приятелем-филологом, и после очередных ста грамм он поднял на меня затуманенный взор и спросил: -- А ты читал Артемьева? По неграмотности своей я не нашелся что ответить и честно признался: -- Не-а. А кто это? -- Ну ты даешь! -- изумился филолог. -- И как живет на свете такой человек? Мы приняли еще по сто. -- И чего он там написал, твой Артемьев? -- спросил я. -- Это великий человек, -- торжественно заявил приятель. -- Можно сказать, гений. Ты должен гордиться, что являешься его современником. -- Ну да! А ты гордишься? -- Горжусь! -- искренне заявил он и закусил огурчиком. -- Так дай почитать чего-нибудь. В целях рассеяния тьмы. -- Дык, -- тут приятель запнулся, -- его тексты -- большая редкость. Их у нас почти не издают, только в Штатах. Есть, правда, журнал дальневосточный... не помню, как называется -- там опубликовали один рассказ. Такой скандал был! -- Странно, -- я налил себе еще. -- Это что, порнуха какая-нибудь? Садомазохизм? -- Вот ты дурак, -- филолог зарделся. -- Я же говорю тебе: он гений. Гений с большой буквы. Таким манером мы поболтали еще пару часов, и мой филолог окончательно утратил дар связной речи, да и я тоже. Однако имя Илья Артемьев прочно засело в голове. Через пару дней я заглянул в книжный магазин. -- У вас есть Артемьев? -- спросил я миловидную барышню. -- К сожалению, нет, -- ответила она. -- Разобрали. Всего пять экземпляров было. Я прошелся по лоткам, и везде ответ был примерно одинаковым: нет (или уже нет), разобрали, не привозили, приходите через недельку. Самое странное, что традиционно невежественные продавцы знали и с каким-то необъяснимым почтением говорили об этом авторе. Мистика, подумал я и заглянул в библиотеку, чего не случалось со мной с университетских времен -- а миновали они давным-давно. В каталоге значилось: Илья Артемьев "Избранное". Обождав положенные полтора часа, я узнал от вежливой старушки, что книги нет на месте. Может украли или еще что, предположила она и долго извинялась -- вероятно, по старой интеллигентской привычке. Впрочем, я никогда не страдал особенным любопытством, и скоро поиски загадочного Артемьева перестали интересовать меня. Но однажды в рубрике частных объявлений одной уважаемой газеты я наткнулся на объявление: "Продам собрание сочинений Ильи Артемьева в трех томах. Звонить вечером". Я позвонил, но телефон был занят и в тот день, и в другие. Что за черт? Эта мистическая личность задела меня за живое. Как раз в то время у нас на работе установили Internet, и я ринулся на поиски Ильи Артемьева в "паутину". Поисковая система выдала три десятка адресов, но почти со всеми связаться не удавалось. Наконец, когда я решил уже окончательно бросить морочить себе голову, чудом наткнулся на небольшую статью: "Илья Артемьев: позор и торжество русской литературы". Не скажу, что я узнал нее намного больше, чем из пьяных речей приятеля-филолога. Илья Артемьев написал несколько романов и повестей, имеются также пьесы, одну из которых в прошлом году репетировал один столичный театр. Марк Захаров сравнил автора с Беккетом и почему-то Теккереем и сомневался, что современный зритель поймет всю глубину метафор и высокий трагизм произведения. Еще в статье говорилось, что Илья Артемьев проживает в США на своем ранчо, в чем прослеживаются аналогии с Сэлинджером. Подобные аналогии можно обнаружить и в текстах. Впрочем, замечает автор, глубокое исследование, проведенное писателем в знаменитом эссе о Кафке, позволяет предположить, что Артемьева вдохновлял "Замок". Признаюсь, я не особый знаток литературы, и мое техническое образование в последнее время все больше действует мне на нервы. Бог с ним, с Кафкой (вряд ли мне удастся одолеть во-от таку толстую книгу), но прочесть Артемьева сделалось просто необходимо. Я решил подробнее порасспросить приятеля-филолога. Он долго сопротивлялся, а затем по секрету сообщил, что у них на факультете намечается чуть ли не подпольная лекция о личности и творчестве Артемьева. Приглашаются "только свои", но для меня "в силу моей искренней заинтересованности" может быть сделано исключение. -- Ты никогда не оценишь этого подарка, -- сообщил приятель, когда мы плутали по темным университетским коридорам в поисках нужной аудитории. -- Откуда такая секретность? -- подивился я. -- Как ты не понимаешь? -- авторитетно заявил он. -- Это человек, перевернувший русскую литературу. Procus profani, как говорят латиняне. Не мечите бисера перед свиньями. Оглашенные, изыдите. Я терпеливо выслушивал весь этот бред, пока, наконец, мы не вошли в маленькую полутемную комнату, донельзя грязную, с исписанными столами и разнокалиберными поломанными стульями. Суровый человек в костюме-тройке плотно занавешивал шторы. Приятель отвел меня в самый дальний угол и велел сидеть тихо. Понемногу собиралась разношерстая публика. Здесь были и седовласые, преподавательского вида, дамы, и небритые юноши в очках с большими диоптриями, и какие-то темные бомжеватые личности, которые обычно повсюду таскают с собой холщовые авоськи. Как ни странно, откуда-то взялся здоровенный бык с золотой цепью на шее и мобильным телефоном. -- Это что, тоже почитатель Артемьева? -- шепнул я приятелю. -- Знание объединяет, -- заговорщически подмигнул тот. -- И мытари, и грешники... Он не договорил и вытаращился на дверь. В сопровождении двух внушительного вида молодых людей, облаченных в нечто, напоминающее рясы (охрана, подумал я), в комнату вошел сморщенный карлик. Он едва доставал до пояса свои спутникам, и ужасный горб раздувал его дорогой пиджак. Карлик окинул быстрым взглядом собравшихся и вскарабкался на трибуну, вытирая пот со лба огромным белоснежным платком. Аудитория почтительно замолкла. Карлик промокнул платком багровую, в пигментных пятнах лысину, водрузил на нос золоченые очки и сделал невообразимо смешной жест, ткнув указательным пальцем куда-то в потолок. Вместо того, чтобы рассмеяться, слушатели замерли и уставились на торчащий палец, словно бы ожидая, что он начнет источать сияние. Наконец, карлик заговорил склочно-писклявым голосом, вдобавок, кажется, по-английски. Один из его спутников начал переводить, отвратительно коверкая русские слова и явно не поспевая за лектором. Из своего угла я не разбирал почти ничего, да и публика, кажется, тоже, однако во взглядах собравшихся читался немой восторг, словно они созерцали живого Будду. Речи карлика сводились к тому, что все мы, избранные, являемся почитателями самого выдающегося из писателей современности, а возможно и всей человеческой истории. Это накладывает определенные обязанности. Без разрешения Совета Читателей никто из присутствующих не имеет права разглашать тайну теперишнего собрания и вообще вести разговоры о Нем с непосвященными. Всякое слово, брошенное на ветер, обернется для Него непоправимой утратой, поскольку Он, творец, раним и беззащитен, как и всякий гений. Мы обязаны хранить его покой, чтобы он в очередной раз подарил миру новый шедевр. -- Каждая Его книга, -- здесь карлик снова воздел палец к потолку и как-то дернулся, -- изменяет этот мир, и если мы хоть в самой малости помешаем процессу, может случиться непоправимое. Он выдержал театральную паузу, подвигал торчащим пальцем и заковылял к выходу, искоса любуясь произведенным эффектом. Свита удалилась вместе с ним. -- Что это было? -- спросил я, когда мы с приятелем выбрались, наконец, на свежий воздух и взяли по пиву. -- А ты не разве не понял? -- изумился он. -- Похоже на секту. И этот проповедник -- кто он такой? -- Он -- председатель Востоноевропейского Совета Читателей. Прибыл к нам по специальному распоряжению Всемирного Совета. -- Какого такого Совета? -- Всемирного Совета Хранителей Творчества Ильи Артемьева. Как ты не понимаешь, его книги -- это источник нового знания, которое совершенно особенным образом влияет на процессы мироздания. Мы, его поклонники и читатели, и есть адепты этого знания. -- Странно, -- произнес я, удивившись до такой степени, что отставил бутылку. -- Но что же такого в его книгах? И зачем эта таинственность? Приятель посмотрел на меня с явным сочувствием, как на тяжелобольного. -- Ты, похоже, ни разу не грамотный. Возьми, к примеру, Коран. Что это такое? -- Как что? Священная книга мусульман. -- Ничего подобного! Материальный Коран, написанный знаками и изданный на бумаге -- ничто, жалкое отражение истинного Корана, который находится в руках Аллаха. Небесный Коран полностью идентичен земному, и в то же время -- полная его противоположность. Как говорил Гермес Трисмегист, что наверху -- то и внизу. Если Аллах изменит хоть одну букву в своем небесном Коране, в мире могут произойти колоссальные изменения! -- И при чем здесь твой Артемьев? -- Как при чем? Представь себе, что существует великий писатель, книг которого никто и никогда не читал. Что произошло бы, если их опубликовать? Дали бы Букера, в идеале -- Нобелевскую премию. Посыпались бы статьи критиков, хвалебные и ругательные, начались бы пустопорожние споры, дискуссии. Дети бы в школе изучали. И все. Земной Коран. Ты телевизор смотришь? -- Бывает. -- Видал, что мусульмане вытворяют? А все из-за чего? Небесный Коран преломляется в их нечистом видении таким образом, что отражает не волю Аллаха, а их собственные грязные мотивы. -- Ты хочешь сказать, что небесный Коран каждый читает по-своему? -- Туповато, но похоже на правду. Не обижайся, пожалуйста. -- А тот, кто прочтет небесный Коран так, как его написал Аллах, сам станет подобным Аллаху? -- воодушевился я. -- Соображаешь, -- задумчиво и даже с опаской произнес приятель. -- А я и надеяться перестал. Слушай дальше. Если прочесть Артемьева так, как он написал свои книги, станешь подобным Артемьеву. А что это означает? -- И что же? -- Станешь простым писакой, который зарабатывает свои гроши жалкой галиматьей, пьет и таскается по бабам. Вот и все. Но мы отвергли этот вариант. Мы поклоняемся Непрочитанной Книге. Книге, которую ни за что и ни при каких обстоятельствах нельзя читать. Под страхом смерти. Знаешь, что бывает с теми, кто хоть раз прочел Артемьева? -- Ну-ну? -- Они погибают при загадочных обстоятельствах. Исчезают без следа! -- Их что, убирает Совет Читателей? -- Да нет же. Совет всеми силами старается оградить любопытных от этой печальной участи. Если ты прочел книгу, которую написал Аллах, станешь Аллахом -- верно? -- Допустим. -- А если ты прочел книгу, которой нет, -- что произойдет? -- Но ведь Илья Артемьев жив-здоров. Пьет и таскается по бабам. -- Да ты что -- рехнулся? Это же как Коран в нечистом видении. Начитался -- и решил угнать самолет. Один видит беллетриста-пьянчужку, другой видит Ничто. Мы поклоняемся этому Ничто и ни за что не решимся открыть книгу. -- А почему карлик сказал, что Артемьев занимается изменением мира? -- Да потому, что так оно и есть. Если большое количество людей уверует во что-то, мир изменится навсегда. И поэтому каждая буква, написанная Ильей Артемьевым, смертельно опасна. Мы верим в Неоткрытую Книгу, поскольку в нашем понимании, если открыть ее, произойдет катастрофа! -- Но почему тогда все знают о твоем Артемьеве? Почему его пьесу ставит Марк Захаров? -- Да никто ничего не ставит, в том-то и дело! Что такое социализм? Идея. А мы эту идею (невещественную, заметь) строили 70 лет. Нет никакого Ильи Артемьева, и никогда не было. Есть мысль о том, что он есть, и она объединяет людей. Кстати, скоро мы соберемся, чтобы обсудить Его новый роман. Если хочешь, приходи. Я сильно устал от этих безумных речей и, наскоро распрощавшись с приятелем, потопал прогуляться. У газетного киоска голосил пенсионер, требуя себе какой-то коммунистический листок, а демократически настроенная тетка орала из амбразуры, что такого дерьма они уже давно не держат. Наконец, пенсионер утихомирился и, расстроенный, уселся на лавочку, достав из холщовой авоськи объемистый затрепанный томик. Как-то ненароком я взглянул на обложку. "Илья Артемьев", значилось там. "Рассказы и повести". Пенсионер нашел в авоське очки на резинке и углубился в чтение. Я сел рядом и без зазрения совести уставился в текст, но не успел прочесть и слова, как старик захлопнул книгу и развернулся ко мне, вытаращив покрытые огромными бельмами зрачки. Он был абсолютно слеп. Я вскочил и бросился бежать не разбирая дороги. Вечером по телевизору передавали, что новый роман Ильи Артемьева удостоен Букеровской премии и навсегда войдет в золотой фонд мировой литературы. Еще говорили, что в Гайане вспыхнул вооруженный мятеж, но был успешно подавлен правительственными войсками.

1