– В одном из них, должно быть, лежу я.
– Не надо говорить об этом. Постарайся абстрагироваться от происходящего. В конце концов, вполне могло случиться, что в момент взрыва рядом с машиной, куда намеревался сесть твой муж, находилась какая-нибудь женщина. Я слышал, что пожар был сильный, поэтому неудивительно, что на месте взрыва нашли женские останки. И если ты не хочешь объявляться – это твое личное дело. Ты наверняка начиталась бульварной литературы, и теперь, по законам жанра, ты будешь мстить. Это понятно.
– А вы мерзавец. – Она повернулась и больно ущипнула сидящего по левую сторону от нее Григория Александровича за руку. Он даже ахнул.
– Перестань хулиганить. И вообще, ты – сейчас, во всяком случае, – должна вести себя подобающим моменту образом: сидеть смирно и проникаться всеми соответствующими чувствами…
– Вы циник. Я не вижу Макса, и мне трудно представить себе, что в одном из этих шикарных ящиков действительно лежит Макс. Я должна выйти из машины и заглянуть в окошко. Там же есть прозрачное окно? Скажите, есть? Давайте подъедем поближе, встанем в сторонке, но так, чтобы я могла хоть что-нибудь увидеть… Вы не ответили, там есть окошко?
– Есть, конечно. Но не советую тебе смотреть на пригоршню обгоревших костей. Это неэстетично. Даже если кости покоятся на белом атласе. Пусть Макс останется в твоей памяти красивым молодым человеком, таким, каким он выглядел на вечеринке в «Европе».
– Согласна. Но если я захочу выйти, не останавливайте меня…
Они подъехали поближе, и, конечно же, появление черного «Мерседеса» рядом с процессией не могло не обратить на себя внимание. На них оборачивались, но за тонированными стеклами все равно никто ничего бы не увидел.
– Стоит тебе сейчас выйти, как у тебя начнутся сложности, я просто предупреждаю.
– Вы хотите сказать, что меня попробуют убить, чтобы уничтожить последнего представителя семьи Лерманов?
– Ты еврейка?
– Я – интернатка. Это моя настоящая национальность. Вы можете мне не поверить, но и Макс тоже из детдома. Просто он был очень красивым мальчиком, и его взяла на воспитание одна еврейская семья из Львова.
– Как ты думаешь, кто-нибудь сообщил родителям о его смерти?
– Не думаю. У них нет адреса. К тому же Марк и Давид неспособны на такие подвиги. Они слишком занятые люди, чтобы заниматься подобными мелочами. Я ненавижу их.
– И как давно?
– Что?
– Как давно ты их ненавидишь? Ведь еще совсем недавно ты была с ними дружна…
– А я отвечу. Причем довольно конкретно. С 15 июля.
– Понятно.
Гробы поднесли к могиле, Марк, высокий полноватый мужчина, принялся что-то говорить.
– Я ничего не слышу, – простонала Зу-Зу. – А ведь он говорит о том, какими мы были хорошими. Какая же мерзость – притащиться на собственные похороны! Поедем отсюда.
Но в последний момент она вдруг больно ухватила Григория Александровича за все ту же руку, которую недавно щипала, и, почти прижав лицо к прозрачному тонированному стеклу, устремила взгляд покрасневших от слез глаз в пространство.
– Что ты там увидела?
– Тсс… – Она махнула рукой, что означало: не мешайте мне, и сощурила глаза, пытаясь, очевидно, разглядеть кого-то в толпе. – Мне кажется, что я схожу с ума. Вы не поверите, но я только что видела Макса. Правда, он был постаревший лет на десять. Теперь, наверно, он будет мне мерещиться всюду. Бедный Макс… А ведь мы с ним решили сбежать с этого чертова дня рождения, чтобы просто побыть вдвоем…
Она отняла лицо от стекла, и Григорий Александрович увидел, что глаза ее полны слез.
– Ты бы поплакала по-настоящему. Иди ко мне… – Он обнял ее, прижал к себе, и ему стало легче, когда он почувствовал, как рыдания, которые она сдерживала с самого раннего утра, как только поднялась и начала готовиться к похоронам, прорвались наружу. Плечи Беллы вздрагивали, тело сотрясалось, а из горла ее вырывались глухие надсадные стоны со всхлипами. Она должна была давно дать волю своим чувствам.
Он гладил ее по голове и целовал в теплые, душистые волосы:
– Плачь, плачь…
И вдруг она резко подняла голову:
– А где же музыка? Почему никто не позаботился об оркестре? Неужели денег не нашлось? Мерзавцы! Ведь Макс так много для них сделал! Негодяи…
Она рвалась наружу, а он ее не пускал. Успокаивал как мог.
Более того, ему пришлось завести машину, чтобы отъехать немного подальше, чтобы крики и ругань Беллы не услышали присутствующие на похоронах люди.
– Взгляните вон на ту даму в черной шляпе с широкими полями и под вуалью, как в кино… Это не кто иная, как Вера Фишер. Мы дружили семьями. Ее муж Марк и Макс просто души друг в друге не чаяли. Но он оказался таким жмотом! Не пригласить музыкантов! А ведь мог бы нанять самых задрипанных трубачей из музыкального училища, ему бы это обошлось всего в пятьсот тысяч! Ненавижу… У Веры одна шляпка стоит нескольких таких оркестров… А я уверена, что, умри Марк, Макс бы отгрохал ему такие похороны… Он бы и гроб ему из хрусталя заказал… И симфонический оркестр с шопеновским маршем, все как положено… Негодяи…
– Откуда у Макса такие деньги?
– Он был хорошим адвокатом.
– Я бы не хотел, чтобы ты чрезмерно идеализировала своего Макса. У меня много знакомых адвокатов, но ни один из них не был в состоянии купить себе квартиру в том доме, в котором жили вы… Это очень дорогая квартира…
– Правильно. У Макса были связи. Это и ребенку ясно. Кроме того, существуют какие-то люди, которые работают с ЕГО акциями…
– Ты видела этих людей?
– Нет, конечно. Хотя Борисов их наверняка знает.
– Борисов, это друг Макса, на даче которого ты провела ТУ ночь?
– Да. Игорь как-то связан с теми людьми. Их любимые слова «биржа» и «прибыля…». Именно не прибылИ, а прибылЯ…
– Я понял. Ну что, ты немного успокоилась? Посмотри, гробы опускают в землю.
– Может, мне все же выйти из машины и кинуть в могилу горсть земли?
– Мы можем вернуться сюда вечером, и ты по-настоящему, по-своему простишься с Максом.
– Хорошо. Тогда поедемте отсюда… Или нет, подождите…
Машина стояла на достаточно большом расстоянии от могилы, но Белла, приоткрыв немного окно, все же прошептала, обращаясь в сторону процессии:
– Макс, прощай.
* * *
Обедать она отказалась. Лежала на диване с мокрой повязкой на голове и смотрела на потолок.
– Я не понимаю, у вас что, нет никаких дел? Вы что, пенсионер?
– Нет. Но я могу себе позволить побыть дома рядом с тобой, поскольку знаю, что есть люди, которые хорошо справятся с моей работой…
– Чем вы занимаетесь? У вас прекрасная квартира, машина, деньги… Вы случайно не мафиози?
– Как это ты догадалась?
– Я пошутила. Так кто вы на самом деле?
– У меня газ.
– Понятно. Газ – это деньги. Так говорил Макс.
– Он правильно говорил. Что ты намерена предпринять в ближайшее время?
– Оплакивать горячо любимого мужа. Я не знаю, если честно, с чего начать… Дело в том, что, пока я не встретила вас, у меня был разработан план. Не Бог весть какой, но все же план. И заключался он в том, чтобы нагрянуть в адвокатскую контору «Алиби», которую возглавлял Макс, и забрать из его сейфа документы… Понимаете, все дело в его клиентах, как мне кажется. Вера говорила кому-то на вечеринке (а я невольно подслушала), что он не выполнил какие-то обязательства перед кем-то… Видите, какая простая схема. Якобы не передал взятку судье, и та (или тот) вкатили кому-то срок, а то и вовсе приговорили к вышке. Насчет срока и вышки это я додумала сама, но насчет невыполненных обязательств – я слышала. Поэтому вполне логично было бы составить список его клиентов, проанализировать, с кем из них Макс (по словам Веры) обошелся несправедливо и кто, соответственно, мог его наказать таким страшным образом. Кроме того, мне просто необходимо найти человека, который имел бы доступ к информации по делу Макса… Ведь в прокуратуре наверняка заведено уголовное дело в отношении убийства… Сейчас экспертиза работает над остатками взрывчатки, анализирует, словом, все как положено…
– Я не уверен в этом…
– Это еще почему?
– Я не хотел тебе говорить, но, по слухам, твой муж работал на губернатора Володарского… Тебе об этом что-нибудь известно?
– Макс работал на Петра Филипповича? Я впервые об этом слышу.
– Якобы твой муж помогал ему переправлять деньги в Швейцарию.
– Это было бы прекрасно. Во всяком случае, это многое бы объясняло. Деньги, например…
– Вот ты и начинаешь просыпаться.
– Вы хотите сказать, что это сам Володарский помог Максу отправиться на тот свет? Потому что тот слишком много знал?
– Может быть, и так. Это все слухи. И мне понадобится много времени, чтобы проверить их.
– Слишком уж просто. Проще даже, чем месть клиента.
– Все крупные преступления весьма просты в своем принципе. Ведь речь идет об огромных суммах, а это может быть связано либо с такими аферами, как губернаторские, либо с бриллиантами или золотом, либо с антиквариатом (но это слишком хлопотно), либо…
– … знаю, с наркотиками.
– Правильно.
– А как же сильные чувства, такие, как страх, ревность, месть?..
– Про месть мы уже говорили. Ему могли действительно отомстить клиенты, которым он пообещал, предположим, свободу, но сам своих обязательств не выполнил, а человека посадили в тюрьму или же дали ему большой срок. Вместо обещанного маленького. Что касается страха… то здесь надо подумать. И если говорить о ревности, то речь, очевидно, идет о тебе самой? Это не ты, случаем, заложила бомбу в машину, а потом отправила туда Макса?
– Нет, это не я. Даже если бы я узнала о том, что он изменяет мне, я все равно не стала бы убивать его. Таких, как Макс, – единицы.
– Что ты имеешь в виду?
– Все.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Не знаю. Мне как будто бы хочется спать, но почему-то не засыпаю. Кстати, я вспомнила, что забыла купить пижаму.
Григорий Александрович встал с дивана, на котором сидел рядом с Беллой, отошел чуть в сторону и залюбовался. Она сложилась почти пополам, поджав ноги и едва не касаясь острыми коленками подбородка. Волосы ее слегка растрепались и влажными завитками прилипли к виску. Кончик маленького аккуратного носа порозовел, а под глазами цвета изумрудов залегли сиреневые круги. Она была так нежна, так беззащитна, что он едва сдерживался, чтобы не вернуться к ней.
– Ой, вот только не надо смотреть на меня так!.. Вы прямо раздеваете меня своими бесстыжими глазами. – Но она говорила это не зло, а скорее иронично и даже как-то по-доброму, словно мягко журила его за вспыхнувшие в нем желания. – Сколько вам лет?
– Сорок пять. Много?
– Если честно, то я совершенно не умею определять возраст мужчин. Но когда я увидела вас впервые, то подумала, что вы годитесь мне в дедушки.
– В отцы, это еще понятно, но в дедушки… неужели я так старо выгляжу?
– Нет, конечно.
В этот момент в дверь позвонили.
– Кто это? – Белла испуганно посмотрела в сторону прихожей. – Вы ведь никому не говорили про меня?
– Успокойся. Это ко мне.
– Женщина, которая убирает у вас?
– Нет, это, наверно, Руфь.
– Руфь? Какое странное имя.
– Ничего странного. Лежи спокойно и ни на что не обращай внимания. Просто я совершенно забыл, что она должна ко мне прийти…
– Она ваша подруга?
– Любовница, если быть точнее.
– Она замужем?
Звонок повторился.
– Да, разумеется…
Она собиралась сказать ему что-то еще, но он, извиняясь взглядом и разводя руками, пошел открывать.
Руфь – невысокая, рыженькая, в пестром шелковом широком платье, залетев в гостиную и увидев Беллу, лежащую на диване, отпрянула назад и сразу же оказалась в объятиях Григория Александровича.
– Успокойся, Руфиночка, это моя племянница, приехала погостить и узнать насчет поступления в университет.
Белла, прикрытая большим пледом, еще глубже зарылась в него и замерла, незаметно наблюдая за Руфиной.
– Ну что, пойдем? – мягко проговорил Григорий Александрович, уводя гостью в прихожую, и Белла услышала, как за ними захлопнулась дверь спальни.
А что бы она хотела? Чтобы он жил в заточении лишь потому, что в его квартире прячется полусумасшедшая девица, которая считается умершей и которая заранее объявила о том, что не намерена спать с ним? Это же глупо. Но и поступать так, как поступил сейчас Григорий Александрович, тоже было не менее глупо. Как вообще можно заниматься такими делами, когда в квартире находится посторонний человек?
Макс говорил, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Он мог заниматься этим при каких угодно обстоятельствах. Но то был Макс, ему было всего лишь тридцать семь, а Григорию Александровичу сорок пять.
Зу-Зу попыталась представить себе, как выглядит ее благодетель в раздетом виде, и решила, что, пожалуй, очень даже ничего… Она могла, конечно, ошибаться, но у него, по ее представлению, было стройное, хотя и немного суховатое тело, впалый живот и наверняка покрытая курчавой серебристо-черной шерстью грудь. Как на голове. А тон кожи – смугловатый.
Она тряхнула головой, отгоняя от себя непотребные мысли. «Макс, я просто постаралась быть объективной».
Она уснула. А когда проснулась, часы на стене показывали уже половину восьмого вечера. Она услышала голоса, раздававшиеся со стороны прихожей.
Зу-Зу встала, вышла из гостиной, прошла несколько шагов и остановилась перед дверью спальни. Она разозлилась на то, что люди, которые сейчас там разговаривали, даже не потрудились прикрыть за собой дверь. И, конечно же, она заглянула туда.
Она увидела кровать, а на ней голую Руфину, которая о чем-то увлеченно рассказывала Григорию Александровичу, который был в синем длинном халате, полностью скрывающем его тело. Однако, слушая женщину, он машинально водил рукой по ее животу, доставляя ей, наверно, неслыханное удовольствие.
Зу-Зу вернулась в гостиную и снова легла на диван.
1 2 3 4 5 6 7