Я чувствовал себя молодым и очень сильным австралийцем.
Часа четыре мы трахались, беспрерывно оглашая стены спальни воплями, стонами и кряхтением. После чего мне было дозволено кончить со страстной австралийкой из племени «Ю-Ю». В этот вечер она проявила невиданную сноровку и была, пожалуй, неутомимее всех. Я полагаю, право кончить со мной, она заслужила в предварительном розыгрыше.
Глава 21
Отрезвление
Гордый своим новым достижением, не только и не столько спортивным интересом я руководствовался при этом. Я побил рекорд этого старпера с развитыми ягодицами. В каком-то смысле это была моя месть, и я был даже благодарен за это своим любящим женам. Теперь я, несомненно, оправдывал диплом выданный мне как сверхмужчине.
Да, я чувствовал себя сверхмужчиной и был уверен, что отныне и впредь, никому не уступлю сей титул в своем королевстве, а может быть и далеко за его пределами. Кстати, урок, преподанный мне подлым равом, существенно обогатил мой опыт, иные из его приемов я употребил на деле и кажется, весьма угодил женам.
Однако недолго радовали меня эти мысли. После того, как волшебные нимфы мои удалились, я вспомнил о своей любимой, и жгучая краска стыда залила мне лицо. Я боялся позвонить ей, и поэтому вздрогнул, услышав звонок. Вероника не произнесла ни слова, но я знал, что это была она. Я оценил ее такт, она понимала, как гадко у меня на душе и не стала терзать меня вопросами. Я был противен самому себе. И что самое страшное, в глубине души, наряду с угрызениями совести не мог решительно отрицать того, что сама оргия с женами не понравилась мне. Напротив, я испытал, в эти незабываемые часы, может быть, самое острое наслаждение, о котором не ведал в своей тусклой и безрадостной, в прошлом, жизни. Я успокаивал себя тем, что получать удовольствие от секса, меня все-таки научила Вероника. Это был, пожалуй, самый роскошный подарок, о котором может только мечтать мужчина.
Не будем лицемерить — наслаждение самое главное в мирской жизни. Каждый живущий хочет и стремится именно к этому. В природе человеческой нет оттенков, она полярна и состоит из страданий и наслаждения. Беда наша в том, что страданию не надо учиться — оно есть и все, ничего тут не попишешь. Мучайся себе на здоровье втихомолку. Никого ты этим не удивишь. Страдание привычно, банально и, наконец, воспринимается нами, как нечто само собой разумеющееся. Все просвещенное человечество страдает по той или иной причине.
Другое дело — наслаждение. Явление это довольно редкое в природе. Наслаждаются обычно избранные, кто в этом понимает толк, и кому позволяют средства. Увы, наслаждение и материальное благополучие во многом взаимосвязаны и тесно переплетаются друг с другом. Как раз избранные разумеют в этом, в отличие от общей, серой и постоянно стенающей массы, ибо наслаждение — это целая наука, и не каждому дано познать ее. Мне, во всяком случае, никогда это не грозило. Моя супружница систематически культивировала во мне чувство неполноценности. В этой области я был, пожалуй, гениален. Так бы я, наверное, и помер в ореоле вечного страдальца, если бы не повстречал свою любовь. Теперь, когда я, все же, повстречал ее, я уже и без Фрейда знаю, что по большому счету, истинная любовь всегда наслаждение.
Глава 22
Измена
Прошло несколько дней. Я читал газеты, смотрел телевизор, интересуясь экономическими делами страны. Дела были неважнецкие.
Арабы принципиально не собирались с нами торговать.
Японцы, не желая обижать арабов, осторожничали, сократив до минимума торговый взаимообмен. А общий европейский рынок выдвигал ультиматумы, призывающие идти на уступки палестинцам. Палестинцы нервничали и настаивали на создании собственного национального очага. Евреи же, напротив, боялись потерять свой, с таким трудом обретенный очаг. Словом, внешняя политика у меня была ни к черту, и лишь внутренняя несколько утешала. Жены мои вроде бы успокоились, во всяком случае, жалоб на меня в кабинет министров более не катали.
Я к ним не навязывался, и они тоже в постель ко мне не напрашивались. Возможно, нашли мне замену на чужом ложе: гиревиков при моем дворе было немало и каждый был бы рад, не покладая гири, служить своему монарху.
Поздно вечером, я залез под одеяло и, по своему обыкновению, стал набирать номер Вероники, но в это время ко мне постучали, я отключил мобильный и громко крикнул:
— Входите!
Это был премьер:
— Ваше величество, — сказал он, — не могли бы вы повысить мне жалование?
— На каком основании? — удивился я его наглости.
— На том, что вас обманывают, и я готов указать вам на это.
Господи, такое впечатление, что все мое царство состоит из сексотов и доносчиков.
— Что вы имеете в виду, господин премьер?
— Я имею в виду господина Фельдмаршала и госпожу Ротенберг. По моим сведениям они действуют заодно и все их усилия направлены против того, чтобы свергнуть вас.
Ах, вот оно что, недаром он носил ее ордена, они из одной шайки. Да это заговор!
— Вы располагаете фактами?
— Следуйте за мной, Ваше величество, сами увидите.
Мы пересекли несколько залов, служащих по всей вероятности, картинными галереями, и прибыли, наконец, к западному флигелю дворца. Здесь находился кабинет некогда уволенной мной старушки.
За дверью я услышал до боли знакомые стоны. Не надо было особенно вслушиваться, чтобы понять, что стонет моя бывшая жена. Со мной она тоже стонала, но не в постели, а во время ее мнимых и многочисленных болезней. Поскольку я не стоял рядом, и необходимость притворяться больной, автоматически отпадала, следовало предположить, что издаваемые ею звуки свидетельствуют о куда более приятных вещах.
Интересно, кто же сей герой, коему удалось пробудить в ней нормальные человеческие чувства?!
Я ворвался в дверь и моим глазам предстала уже знакомая картина: спустив галифе и не сняв сапог, господин маршал довольно усердно трахал мою экс супругу, установив ее предварительно раком. На шум маршал обернулся и я увидел…. Господи, что за наваждение такое?! Я увидел самого себя.
Прошла целая вечность, пока я сообразил, что это все же маршал после пластической операции. Потрясенный этим неожиданным открытием, я все-таки не удержался от колкости по адресу Типа:
— Господин маршал, я чувствую вам не одолеть правил этикета, вы опять забыли снять обувь.
— Можно подумать, вы при этом снимаете корону, — огрызнулся он.
— Это не твое дело!
— Может быть, согласитесь, однако, что второстепенные детали придают сексу некоторое своеобразие, вы не находите, величество?
Это был один из веселых образчиков его морского соленого остроумия.
Я хотел непременно поддеть свою бывшую женушку и поэтому не стал пока отчитывать маршала за дерзость.
— Что касается вас, мадам, со мной вы были куда более требовательной, и, по крайней мере, заставляли меня перед этим перед Этим снимать тапочки в прихожей.
— Ха! — скривилась жена, — уж, не ревнуешь ли ты, муженек?
— Я вам не муженек, сударыня, извольте выбирать выражения!
— И то верно, мужем, а точнее мужчиной ты никогда не был. То ли дело, господин маршал…
Она нежно дотронулась до маршальских яиц, отчего те мелодично зазвенели созвучно с орденами, а сам он самодовольно и шкодливо заулыбался:
— Величество, — сказал он, отходя от моей жены, и невозмутимо натягивая маршальские брюки. — Есть в этом некая прелесть — трахать чужих жен. Вы не находите?
— Я знаю, ты уже давно на этом специализируешься.
— Вы правы, в гарем ваш я вхож давно, скрывать не стану. За что и удостоился всех этих орденов.
— Разумеется, в морской пехоте отличиться не удалось, пришлось наверстывать в чужих гаремах. Уж, не коком ли ты служил на флоте?
Мой юмор был хоть и не морской, но не менее убойный, хотя вряд ли этот болван мог оценить его.
— Оставим мою службу на флоте и поговорим о нас с тобой.
— Слава богу! Меня ничего не связывает с таким проходимцем как ты, — брезгливо поморщился я.
— Напрасно рожу корчишь, величество, мы ведь с тобой даже родственники в некотором смысле.
— Еще чего!
— Да, да, братан, я трахал твою супругу еще в те времена, когда был для тебя всего лишь телефонным занудой.
— Не правда! — Вырвалось у меня.
— Правда, величество, правда. Пока ты названивал в полицию, пытаясь, навести блюстителей порядка на мой след, мы очень даже быстро нашли с ней общий язык.
— На нашем холодном супружеском ложе, — подтвердила жена, — я предпочла господина маршала, потому что на многие вещи, мы с ним смотрим совершенно одинаково.
Тип тут же продолжил ее мысль:
— О тебе, например, дорогой родственник, у нас сложилось (независимо друг от друга, заметь) идентичное мнение, которое на всех языках звучит похоже — Тю-фяк! Причем, не я ее у тебя отбил, а она меня перехватила у соседки, которую тебе так и не удалось оприходовать.
Господи, вот почему эта женщина так жаждала отомстить моей жене.
— Кстати, ты, что не признал ее, ведь это Изольда Михайловна. Парик ее старит, конечно. Вряд ли за буклями разглядишь прежнюю возлюбленную. Вы, кажется, Изабеллой ее называли?
Я схватился за голову: «Боже, все меня обманывали»
— Так тебе и надо, нагло расхохотался Тип, — да только рано ты отчаиваться стал, ты ведь не все еще знаешь…
— Что это ты себе такое позволяешь? — сказал я, не узнавая своего голоса. Еще минута и я бы заплакал от горечи и обиды.
— Ничего особенного, твое тюфячное величество! Это я устроил переворот в стране и подсунул тебя Евсеичу в качестве Соломона. А мне тебя рекомендовала твоя жена, во время наших интимных встреч на вашей квартире, в твое отсутствие.
— Зачем я вам был нужен?
— Меня многие знали и не поверили бы, что я соломонов потомок. На какое-то время нужен был такой тюфячок вроде тебя. Твой предшественник — Соломон Второй, оказался твердым орешком и чуть было не лишил нас власти. С тобой было не страшно, мы уже заранее знали, что ты сломаешься.
— Выходит, все это время вы меня водили за нос?
— Мы всегда тебя держали на коротком поводке, до тех пор, пока ты стал не нужен. Вот тогда то мы и порешили с твоей женушкой отделаться от тебя.
— Это ужасно! Это подло! Я уничтожу вас!..
— Даже не думай, и пикнуть, не успеешь, как я тебе порву гирьку с цугундером вместе.
— Это мы еще посмотрим, червь ты этакий!
— Что касается червей, то это по твоей части, они на зло не способны, просто ползают в гнили и все, а я… — он посмотрел на себя в зеркало, — я инициативный, смелый!
— И готов на любые пакости, — дополнил я.
— Не иронизируй, и не думай, что ты воплощение добра. Пакости, поверь мне, иной раз более полезны, чем словесный понос о мнимой добродетели. Таким как ты олухам, обычно, твердят обратное. Но это не верно. Ты просто получил не правильное воспитание.
— Я на свое воспитание не жалуюсь!
— Ты уверен, что я тебе причинил зло, а ведь благодаря мне ты стал полноценным мужчиной. Правда, для этого мне пришлось изнасиловать Веронику. Так что ты понапрасну на ребе то греши.
— Этого не может быть! Разве не рав сделал это?
— Конечно, нет. Немного грима, чалма, халат, да приклеенная бородка, вот и все, что ввело тебя в заблуждение.
— Но зачем?!
Теперь я понял, почему фильм был без звука, и чью именно упругую задницу напоминали мне накаченные ягодицы раввина.
— Ну, во-первых, я совершил мицвцу, это теперь твой «Ильюша» удалой молодец… А во-вторых, из спортивного интереса мне всегда нравилось трахать твоих жен. В сущности, ведь ты никогда не оправдывал своей прекрасной фамилии. И, наконец, чтобы вывести тебя из равновесия. Тебя уже давно пора было гнать с трона, и я готовил почву для последнего и решительного боя.
В это мгновение он увидел вдруг за моей спиной маленького и бледного от испуга премьера и тут же преобразился. Лицо его, как две капли похожее на мое собственное, приняло вдруг выражение злое и жестокое. Я не узнавал себя в нем. У меня, во всяком случае, никогда не было такого оскала. Даже теперь, когда я узнал об изменах своей соседки и бывшей жены, лицо мое было спокойным и исполненным достоинства. Нет, как не горько это было осознавать, все же Тип во многом прав, и я теперь уже далеко не тюфяк. Я Мужчина и могу постоять за себя.
— Ты, гнида, — прошипел я, — да я тебя наизнанку выверну! Ты, может быть, забыл, как ползал у меня в ногах?
— Заткнись! — отмахнулся он от меня и медленно пошел в сторону хомячка. Глаза его кровожадно заблестели. Хомяк, догадавшись, очевидно, что блеск сей, не сулит ему ничего хорошего, выскочил из кабинета и побежал.
— Измена! — заорал Тип и помчался за ним следом.
На повороте он догнал заморыша и вонзил ему под лопатку нож.
Дико вскрикнув, премьер упал. При этом глухо стукнула о пол тяжелая гирька, весом которой еще несколько дней назад он так гордился.
Откуда у него взялся нож?..
Я был ошеломлен этой безумной выходкой и совсем не ожидал такого взрыва ярости от этого всегда раболепного слуги. Он совершенно переменился. Теперь это был другой человек, опасный и безжалостный убийца.
— Да, твое величество, я уже не тот, — как бы угадав мои мысли, отбрасывая в сторону нож, заметил Тип.
— Зачем ты убил премьера?! — потрясенно спросил я.
— Это необходимая мера, спортсмены и конкуренты нам не нужны.
Я все еще пребывал в шоке и не мог собраться с мыслями. Самые противоречивые чувства овладели мной. Типа, однако, не очень заботили мои чувства.
— Вот твой паспорт, — грубо сказал он, а вот билет на самолет, беги.
— А как с Вероникой?
— О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее политической подготовкой.
— Я никуда не двинусь без нее!
— Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.
Глава 23
В застенке
По приказу маршала меня отвели в камеру, где моим соседом оказался плешивый политик.
— А, монарх вонючий, — приветствовал он меня, — насосался крови народной?
— Заткнись! — Оборвал я его.
В свое время я спас этого человека от смерти и теперь он платил мне черной неблагодарностью.
Три дня, которые я просидел с ним, были сущим адом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11