Она не должна нервничать, вводя его в круг своих друзей и знакомых. Петляя среди машин в это прекрасное и теплое утро, она, после долгих размышлений, пришла к выводу, что все объясняется разницей в возрасте и тем, что большинство людей склонно считать их брак «неподходящим».
Чтобы там ни было, решила она, не следует волноваться. Майк относится к этому спокойно, и она последует его примеру.
Мать Джефри была маленькой женщиной хрупкого телосложения с довольно милым лицом и большими ясными глазами, всегда напоминавшими Венеции о ее покойном муже. Выглядела она моложе своих семидесяти лет. Ее некогда ярко золотистые волосы немного выцвели, но в них почти не было седины. Она неизменно, даже дома, носила старомодную соломенную шляпу с венком из вишен. Поэтому Венеция всегда связывала образ своей свекрови с этой шляпой, а когда маленькая Мейбл научилась говорить, «ягодная шляпа бабушки» не сходила с ее губ. Джефри любил подсмеиваться над этой шляпой, но запретил матери выбрасывать ее. Это фамильная ценность, говорил он.
Сегодня от вида этой шляпы, украшенной гроздьями вишни, у Венеции защемило сердце. Она поцеловала леди Селлингэм.
Пожилая женщина искренне обрадовалась ее приезду, бросила совок и плетеную корзинку на землю, вытерла руки платком и сказала:
– Входи, дорогая. Давай выпьем хереса и выкурим по сигаретке.
Если у нее и были недостатки, то от одного она никак не могла избавиться: не могла бросить курить.
Они вошли в уютную общую комнату, где было прохладно. Жалюзи были опущены, чтобы жаркие лучи солнца не могли повредить ценный обюссонский ковер.
Этот небольшой старинный дом в Ричмонде выглядел привлекательно не только снаружи, но и изнутри.
В гостиной висело только три фотографии, выполненные с большим вкусом. Венеция с Джефри в двойной рамке и Мейбл.
Леди Селлингэм не касалась обручения Венеции, пока не разлила херес, не закурила и не уселась рядом с ней на диване.
Венеция заговорила первой:
– Дорогая ма… скажите, что вы думаете о моем решений?
– Ты имеешь в виду свое обручение, дорогая?
– Да.
– Как тебе сказать… как я уже тебе сказала по телефону, оно меня немного шокировало, но я от всей души поздравляю тебя. Я знаю, что Джефри хотел, чтобы ты нашла свою любовь и счастье заново, и я разделяю его мнение.
– Спасибо, – сказала Венеция, дотрагиваясь ладонью до руки леди Селлингэм, сухой и жилистой.
– Конечно, я выскажусь более определенно после того, как встречусь с твоим женихом, – добавила леди Селлингэм.
Венеция плотно сжала губы.
– Ты выглядишь так молодо в свои годы, дорогая. Но важнее то, что вас объединяет. Венеция еще сильнее сжала губы.
– У нас разные привычки… но мы очень любим друг друга. Я обожаю Майка и уверена, что вы найдете его неотразимым.
– Если он сделает тебя счастливой и будет хорошо относиться к Мейбл, чего еще я могу желать?
– Я уверена, что так оно и будет, – с воодушевлением сказала Венеция.
– Мейбл с ним еще не знакома?
– Пока что нет, но любая школьница в него влюбится. Он – само очарование и воплощение мужественности, и потом она тоже любит ездить верхом. Знаете, вчера мы ездили осматривать его дом… усадьбу в Бернт-Эш.
И Венеция принялась пересказывать свои впечатления о старом доме и его пристройках.
– Вам будет, где развернуться, – заключила она свой продолжительный рассказ. – Мы с Май-ком надеемся, что вы поможете привести дом в порядок.
– С большим удовольствием, милочка, но я не думаю, что ваш суженый захочет, чтобы я вмешивалась в его дела.
– О, мама, я не хочу, чтобы мой брак разделил нас троих, – с чувством произнесла Венеция.
Старая женщина хотела было возразить, что это все равно произойдет.
Вслух же она сказала:
– Между нами ровным счетом ничего не изменится, если ты так хочешь, дорогая. Ты всегда найдешь меня здесь, как и в последние двадцать два года.
Венеция почувствовала, как слезы подступают к горлу и тихо проговорила:
– Сколько лет прошло…
– Ну-ну, не будем огорчаться, – сухо сказала леди Селлингэм, вставая и окликая старую служанку, жившую у нее с тех пор, когда Джефри был еще маленьким мальчиком.
– Минни, мы готовы попробовать твой обед. В тот же день леди Селлингэм убедилась, что Майк Прайс неподходящая пара для Венеции. Она восприняла это с горьким разочарованием и беспокойством, так как очень хорошо понимала, что Венеции нужно в жизни. Ей следовало бы выбрать себе мужчину постарше, мудрого и спокойного, с любовью к искусству и музыке. Но этот ее Майк… О, какая ужасная ошибка! Она сразу же поняла это, едва увидела его. Красивый, да! Полубог с густыми темными кудрями, отличной фигурой и смеющимися голубыми глазами. Красивое и здоровое молодое животное. И «быстро соображающий», проницательно подумала старая леди. Он всегда начеку, этот мистер Майк. Практическая сметка так и прет из него. «Прет» – самое подходящее слово. Она представила его сидящим на лошади. Манеры обворожительные: поцеловал ей руку на континентальный манер и не без скромности спросил:
– Вы меня ненавидите за то, что я отнимаю у вас вашу Венецию?
Эта реплика резанула леди Селлингэм, но она ответила спокойно:
– Я не считаю, что кому-нибудь удастся отнять у меня Венецию, мистер Прайс. Видите ли, она мне как дочь.
На это Майк дипломатично ответил, что рано лишился матери, и она, леди Селлингэм, заменит ему ее. Он также выразил пожелание, чтобы они чаще виделись, и она обязательно должна посетить Бернт-Эш и помочь как специалист в обновлении интерьера его дома. Попытаться сделать его таким же очаровательным, как ее собственный симпатичный домик! И так далее, и тому подобное… Да, язык у него подвешен, с неприязнью подумала леди Селлингэм.
– Мне он не понравился, Минни, – призналась она потом своей старой и верной служанке. – Ничего не скажешь, красив, но недостаточно хорош для миссис Селлингэм.
Минни, седовласая, в очках, коротко ответила:
– Лучше не скажешь, миледи. На вид он очень хорош, но кое в чем еще мальчик. Не годится для миссис Селлингэм, и после мистера Джефри…
– Не будем вдаваться в подробности, – мягко остановила ее леди Селлингэм.
Перед ней стояла трудная задача. Она знала, что, придя домой, Венеция немедленно позвонит ей и спросит ее мнение. И Венеция ожидает честного ответа. Ни разу в жизни леди Селлингэм намеренно не лгала, но на этот раз придется поступиться своими принципами. У нее не хватит духа хулить Майка перед лицом радостной любви, которую Венеция и не пытается скрывать.
Вне всякого сомнения, она влюблена… у кого, спрашивала себя леди Селлингэм, хватит смелости развеять эту веру? Таким образом, когда Венеция позвонила, старая женщина пошла на компромисс со своей совестью:
– Он очень привлекателен… несколько молод для тебя, конечно, но вместе вы прекрасно смотритесь, моя дорогая, так что можешь не переживать на этот счет.
– Вы не одобряете? – сдавленным голосом спросила Венеция.
Леди Селлингэм закрыла глаза и, попросив у Бога прощения, сказала:
– По-моему, если двое по-настоящему любят, они станут счастливой парой, моя дорогая.
– И вы благословите меня?
– О, конечно.
– Я понимаю, что он ничуть не похож на Джефри, – добавила Венеция.
Извиняющийся тон в голосе Венеции очень не понравился леди Селлингэм.
– Дорогая девочка, сравнения всегда отвратительны. Этих двух мужчин никак нельзя сравнивать. Я без притворства говорю тебе, что нет никакого риска выходить замуж за такого молодого спортсмена, как Майк Прайс, но последнее слово должно остаться за тобой.
На этом разговор был закончен.
Вместе с тем подруга Венеции, Барбара Кин, решительно возражала против ее брака. Тем же вечером, после возвращения Венеции от леди Селлингэм, Барбара заехала к ней выпить рюмочку и в своей прямой и беспощадной манере попыталась отговорить Венецию от ее нового замужества.
– Ты меня знаешь… Я не собираюсь нянчиться с тобой из-за того, что ты витаешь в облаках, – заявила она.
Две женщины уселись друг против друга в гостиной Венеции. Барбара – изящная, ультрасовременная, больше похожая на американку, чем на англичанку, с ее длинными ногами и прекрасными туалетами, которые поступали из Нью-Йорка, включая шляпку от «Хетти Карнеги» – маленькую, плоскую как блин, чудом сидевшую на коротко подстриженной головке. Ее руки были унизаны кольцами и браслетами, и она имела привычку смахивать пепел с сигареты ногтем. Венеция, в домашнем халате, выглядела немного уставшей. В ее мягких глазах можно было прочесть обиду.
– Я в самом деле не понимаю, что ты имеешь против Майка – сказала она.
– Милочка, не будь дурой. Я не собираюсь разыгрывать из себя ревнивую стерву из-за того, что ты отхватила молодого красавчика. Тебе хорошо известно, что я люблю тебя и не собираюсь сидеть и смотреть, как ты гибнешь.
– Я отказываюсь признать это, – холодно заметила Венеция.
Жестокие и разрушительные обвинения Барбары действовали как холодный душ после дружеской терпимости Германа и благосклонного согласия леди Селлингэм.
Однако Барбару трудно было остановить.
– Не надо быть надменной со мной, голубушка. Смотри фактам в лицо.
– Я уже начинаю уставать от того, что все мне говорят – смотри фактам в лицо. Я прекрасно понимаю, что к чему. Я старше Майка на двенадцать лет и между нами в основном нет ничего общего, за исключением того, что мы не можем жить друг без друга. Потом он так же, как и я, хочет переделать свой дом в Бернет-Эш и…
– И? – переспросила Барбара, глядя внимательно на умолкнувшую подругу. Венеция покраснела и ответила:
– Ты стараешься убедить меня, что это только безрассудная страсть с его и моей стороны, которая долго не продлится, и что я потом горько пожалею, и что Майк станет мне изменять с какой-нибудь девушкой и не примет Мейбл?
– Венеция, голубушка, ты страшно нервная сегодня и совсем потеряла голову.
Венеция взглянула на худое красивое лицо Барбары почти с ненавистью.
– Ты исключительно злая, циничная и подозрительная женщина, Барбара, – сдавленно проговорила она.
– Я и не отрицаю, – хрипло рассмеялась та. – Такой меня сделала жизнь. А ты не хочешь, чтобы она сделала тебя такой же. До сих пор ты жила в романтических грезах, какие только могут быть у женщины в этом ужасном мире. Я признаю, что они испарились со смертью Джефри, но ты все еще молода и сможешь к ним вернуться, и потом у тебя есть дочь, которая обожает тебя. Что тебе еще нужно?
– Ты хочешь сказать мне, что мужчина в доме не нужен?
– В доме? В твоей постели! Всякий раз, когда тебе захочется его, голубушка. Умоляю – делай правильный выбор, если хочешь, чтобы ваша любовь длилась до гробовой доски.
– Докажи, что Майк мне не подходит.
– Ты что – из ума выжила? Сама не видишь?
– Нет, не вижу.
– О Господи, не дай влюбиться, – простонала Барбара.
– Хотя я никогда не была романтическим созданием. Ты прелесть, Венеция. Я не хочу расстраивать тебя и от души обниму и скажу, что страшно рада видеть тебя снова замужем. Но почему Майк Прайс?
Венеция покрылась красными пятнами. Она поднялась и, приблизившись к окну, посмотрела сквозь прозрачные занавески на сияющее солнце глазами, полными слез.
– Ты пытаешься отравить мне жизнь, – глотая слезы, сказала она.
Барабара, прикрыв один глаз, другим насмешливо посмотрела на прямую, как у девушки, спину Венеции, – Меня не разжалобишь! Я, черт возьми, говорю из лучших побуждений. Я горой за тебя, Венеция, и ради тебя пойду на все. Ты самая милая и искренняя женщина, которых я когда-либо знала. Я не могу не восхищаться тобой. Но я отказываюсь вести себя как другие и говорить тебе в лицо: «Как это все мило!», и при этом шушукаться за твоей спиной.
Венеция резко обернулась и спросила:
– Так о чем же они шушукаются?
– Голубушка, я пришла не для того, чтобы пересказывать сплетни. Ты, черт возьми, сама прекрасно знаешь, насколько люди лицемерны… они обожают льстить тебе в лицо, а за спиной говорить разные гадости. Лично я желанный гость во многих приличных домах, хотя абсолютно уверена, что, когда за мной закрывается дверь, мне начинают перемывать косточки. Разве не так?
– Да, ты не лицемерка, но, мне кажется, тебе не следовало бы говорить, что я не должна выходить замуж за Майка.
Барбара нахмурила брови и загасила сигарету в пепельнице.
– О, Боже, ты ставишь меня в трудное положение.
– Ну, если ты хочешь оставаться до конца честной, скажи что ты имеешь против Майка?
– Я плохо его знаю.
– Значит, ты не вправе судить о нем, – сказала Венеция. – Но я знаю его достаточно.
– Ты же не испытываешь к нему неприязни?
– Ничуть. Это невозможно. С ним весело. Он бесподобно танцует. Я встречалась с ним на двух-трех вечеринках и, доложу тебе, – он возбуждает. К тому же у него чертовски красивое лицо.
– Позволь тебе сказать, что я тебя не понимаю.
Барбара посмотрела в упор на подругу.
– Послушай, милочка, ты хочешь знать правду – так знай. Я ничего не имею против его молодости, хотя лет через десять ты почувствуешь, что выдыхаешься рядом с этой динамо-машиной… Сейчас ты выглядишь как картинка и тебе больше тридцати не дашь. Я даже нисколько не сомневаюсь, что он будет любить тебя какое-то время, но, насколько и разбираюсь в мужчинах, Майк Прайс – эгоист высшей пробы и пустозвон. В первую очередь он будет думать о Майке Прайсе, а во вторую – о Венеции. Вот мое мнение. Ты говоришь, ему тридцать три. Так вот, он ведет себя так, словно вчера окончил Оксфорд, О да, он может быть хорошим брокером, и ты можешь представить мне кучу доказательств, что он уравновешенный и трудолюбивый человек, но серьезности в нем ни на грош… Он по натуре плейбой. С плейбоями хорошо водить компанию, они прекрасные танцоры, но плохие мужья. В особенности для таких, как ты. Вот я и выложила тебе все начистоту. Короче говоря, он темная личность!
Венеция с мрачным видом выслушала эту речь. Она стояла, молча теребя шифоновый платок длинными тонкими пальцами, затем сказала:
– Да… в выборе слов ты не стесняешься.
– Не сердись на меня. Я твоя лучшая подруга, голубушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21