– Такое впечатление, что здесь кто-то умер, – проворчал он. – Одна лишь старая Маргарет шатается по дому. Даже Пиппу прогнали.
– Боюсь, что твоя жена не доверяет тебе, – сказала Джикс, смеясь и опрокидывая рюмку с джином.
– Может, и не доверяет, – хмуро ответил Майк, – но я не настолько уж плох, и девчонки вроде Пиппы меня не интересуют.
– Я не думаю, что и я тебя сейчас очень интересую. Больше всего ты хочешь снова оказаться на хорошем счету у жены, – с горьким разочарованием произнесла Джикс.
Майк ничего не ответил, поставил пустой бокал на стол, закурил и протянул пальцы к огню. По правде говоря, ему нравилось в «Лошади и гончих». В это время здесь было шумно и весело. Но предстоял серьезный разговор, поэтому Майк и Джикс заперлись в небольшой комнате, в которой хозяин разжег камин. Комната была так себе. Ее освещала слабая лампочка под грязно-желтым засиженным мухами абажуром, и полумрак угнетающе действовал на Майка.
Почти две недели он не видел Венецию. Удивительно, но без нее ему было плохо. Он попытался развеяться, отправившись к друзьям, но из этого ничего путного не вышло.
По-своему он продолжал любить Венецию. Но он желал также и Джикс. Это была страсть, от которой он не мог излечиться.
Майк уставился на Джикс. Она только что достала сигарету из его пачки и закурила. Он заметил, когда она подносила спичку, что ногти у нее грязные. Джикс никогда не пользовалась лаком. Порой от нее даже попахивало конюшней, как от старого Беннетта. Зато какие ноги! У него всегда, когда бы он ни видел ее, возникало безумное желание ухватить ее за коротко подстриженные волосы и целовать до тех пор, пока с ее лица не исчезнет привычное угрюмое выражение и рот не приоткроется для томного ответного поцелуя.
С Венецией даже в моменты страсти он испытывал комплекс неполноценности… необходимость подняться над собой, чтобы достичь ее высоких стандартов. Он ни в чем не мог упрекнуть ее, наоборот, она всеми силами старалась ему помочь. И часто им бывало хорошо в компании друг друга. Но с Джикс дело обстояло совершенно иначе… Майк знал, что Джикс от него без ума. Она не требовала, чтобы он тянулся до каких-то там высот, скорее готова была ринуться с ним на дно морское.
Как хорошо ему была знакома эта ее старая твидовая юбка! Она плотно облегала бедра, как будто «села» после стирки. Джикс носила желтую водолазку и мужское пальто свободного покроя. Она была без головного убора и с огромным боксером – последним ее приобретением. Он лежал в углу, положив морду на лапы и изредка помахивал коротким хвостом, радуясь, что его замечают.
Майк понимал, что на душе у Джикс скребут кошки, поскольку они не виделись с той ночи, когда их в саду застукала Мейбл. Когда он разговаривал с ней по телефону, она с не меньшим, чем он, изумлением узнала, что эта девушка-подросток видела их вместе в лесу прошлым летом и что об этом известно Венеции. Жаль, протянула она, прибавив крепкое ругательство.
Пришлось признать, что им не повезло, но теперь ничего не поделать.
– Я ненавижу падчерицу до глубины души, – яростно произнес он.
– Не будь дураком, Майк, – усмехнулась. Джикс. – Чем ребенок провинился? Она явно не в восторге от увиденного, и уж если ты хочешь кого-то ненавидеть, то пусть этим человеком буду я.
– Я так и сделаю! – процедил Майк. Но, хорошо зная любимого человека, Джикс, прежде чем положить трубку, сказала:
– Позвони, когда будешь в настроении.
Затем последовали эти десять ужасных дней с Тони, когда он истомился, ожидая, что Венеция вот-вот позвонит ему… что любовь, которую она питает к нему, заставит ее смягчиться. Однако она прислала ему одну короткую записку, прося на время оставить ее в покое.
Он то целыми днями пил на пару с Тони, то пытался разыскать Венецию, обзванивая всех знакомых, включая Барбару Кин, но та отказалась даже разговаривать с ним. Он понял, что ей все известно и, прежде чем бросить трубку, обозвал ее «старой сукой».
Единственным человеком, которому у него не хватило духу позвонить, была леди Селлингэм.
Он пытался упросить и даже подкупить Маргарет, чтобы разузнать адрес Венеции, но потерпел неудачу. Вчера от отправился в загородный дом, чтобы самому поговорить с Маргарет. Маргарет, уставившись на него холодными глазами, с подчеркнутой вежливостью твердила о своем долге перед «мадам», не велевшей никому сообщать, где она находится.
После этого Майк отправился взглянуть на лошадей и излить душу старому Беннетту.
– Все женщины – стервы. Что мне делать? Как, по-твоему? – спросил он.
– Ничего, сэр, – последовал ответ. – Миледи вернется. Она очень хорошая, если вы ничего не имеете против, сэр, и гораздо больше подходит вам, чем мисс Лоусон.
Майк ушел от него, одновременно злясь и улыбаясь. Несомненно Беннетт говорил правду, но Майк прямиком направился в дом, чтобы позвонить Джикс и договориться о свидании сегодня вечером.
К этому времени он уже чувствовал себя гораздо лучше.
– Я не знаю, когда, черт возьми, Венеция простит меня, – сказал он и добавил. – Но если не простит, я разведусь с ней и женюсь на тебе.
Джикс вспыхнула и рассмеялась, хотя ей было не до смеха.
– Не будь таким дураком, милый. Мы не можем себе это позволить, ты сам знаешь.
– Ты хочешь сказать, что я должен остаться с Венецией только из-за того, что у нее есть деньги?
Она пожала плечами.
– О нет, я уверена, что ты сильно к ней привязан. Она очень красивая и добрая женщина.
– Все равно, я не могу с ней жить, это очевидно, – пробормотал Майк.
– Ну, ты можешь время от времени вспоминать меня, хотя я устала от такой жизни, – сказала Джикс. – Мало приятного быть нищенкой, стоять и ждать у стола в надежде, что тебе подадут. Совершенно очевидно, что Венеция не пойдет на развод, чтобы не втягивать в это дело свою дочь. И сделает правильно. Но если она простит тебя и предложит начать заново… в каком свете я предстану? Тебе запретят встречаться со мной… Такой вот расклад.
– Я думаю, что Венеция захочет, чтобы мы продали имение и переехали в другое место, – сказал Майк.
– Я тоже так думаю. Но если она этого потребует… ты подчинишься?
Майк посмотрел в узкие голодные глаза девушки, затем концом сапога загасил на полу окурок.
– О Боже, не знаю. Не знаю ни черта! Скорее всего поступлю так, как она захочет. Я не собираюсь разваливать наш брак.
– А разве ты не преуспел в этом? – насмешливо спросила она. – По-моему, тебе это прекрасно удалось.
– Сама знаешь почему, чертовка.
– Потому что я хорошо сижу в седле? – издевательски спросила она, швыряя сигарету в камин.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Вот что я тебе скажу… – неожиданно она смолкла, и в глазах заблестели слезы. Майк никогда прежде не видел, чтобы Джикс плакала. – Я порвала с тобой перед тем, как ты женился на ней, но ты взялся за старое. Теперь я с тобой окончательно порываю. Я не должна… Я не выдержу, Майк. Мне нравится твоя Венеция. А теперь уходи и оставь меня одну!
Она отвернулась, чтобы он не видел ее лица. Но в Майке зашевелилась прежняя страсть. Он был подавлен. Он не принадлежал к числу тех, кто способен стойко переносить несчастья или мириться с тем, что отвергают. Он прибыл в «Лошадь и гончие» за полчаса до Джикс и успел здорово набраться. Угрызения совести перестали мучить его и перешли в обиду на Венецию. Он схватил Джикс и попытался поцеловать.
– Давай позабавимся немного, а?
– Какой смысл, Майк? – спросила она, пытаясь вырваться.
– Ты мне не разонравилась, и тебе это, черт возьми, отлично известно.
– Я тебя тоже люблю и всегда любила, – хрипло сказала она, – но теперь довольно. Если ты хочешь вернуть Венецию, то оставь меня в покое.
– В отличие от тебя Венеция не хочет меня видеть.
– Не знаю, чем тебе помочь… – начала она, но он уже почувствовал, как задрожало ее тело, и неожиданно уткнулся разгоряченным лицом между маленькими грудями, обтянутыми водолазкой. Но в этот момент в воображении Майка возникло красивое лицо Венеции, глядящее на него с укоризной. Он почувствовал себя несчастным. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Джикс провела с ним этот вечер. Он дурно обращался с ней, но тем не менее она была его; он знал, что и тело и душа ее принадлежат ему. Она любила его, понимала, как никто другой. Он также знал, что с Джикс не надо притворяться.
– Мы с тобой должны провести эту ночь вместе, Джикс, – тяжело дыша, произнес он, – даже если она для нас будет последней.
– Нет! – прошептала Джикс.
Но ее сопротивление было сломлено. Вскоре она уже лежала рядом с Майком, обняв его за шею и жадно отвечая на его страстные поцелуи.
Наконец он поднял голову и произнес:
– Так-то лучше.
– Ты чудовище, Майк, – еле слышно проговорила она.
– Но ты любишь меня?
– Да… О Господи, помоги мне!
– Куда мы двинем? – тихо спросил он.
– Я должна предупредить домашних, что сегодня ночью не буду ночевать.
– Ты можешь что-нибудь придумать?
– Затруднительно… уже довольно поздно.
– Да… мне надо было позаботиться пораньше.
– Я думала об этом каждую ночь с того самого дня, как ты сказал, что Венеция уехала, но не смела сказать…
Он снова привлек ее к себе и сказал:
– Я тебя никогда не отпущу, Джикс.
– На этот раз придется отпустить, – проговорила она, стараясь не расплакаться.
– Пусть будет, что будет, Джикс.
– Что говорить о будущем, – ответила она сдавленным голосом, проводя короткими сильными пальцами по его густым волосам. – Нам надо расстаться… поверь мне.
– Венеция сама напросилась, – раздельно проговорил Майк, стараясь найти себе оправдание. – Не могу же я до конца дней оставаться затворником, пока она будет решать, как поступить со мной.
Джикс отстранилась от него и нахмурилась:
– Давай больше не говорить о ней, Майк, прошу тебя.
– С большим удовольствием.
Она взглянула в зеркало над камином, поправила волосы, затем посмотрела на него, вынула носовой платок из кармана Майка и стерла губную помаду с его подбородка.
– Дай мне мелочь.
– Зачем?
– Позвоню одной подруге. Она надежная… кажется, вы не встречались. Это Энн Колингс. Она работает секретарем у одного врача в Лондоне. У нее есть маленькая квартирка в Челси. Бери машину и, если не возражаешь, едем туда. Если у Энн все в порядке, я скажу матери, что останусь на ночь у нее.
. – Нельзя ли подыскать что-нибудь поближе… – начал было Майк.
Но Джикс была более осторожной.
– Ни за что на свете, мой мальчик. В этих краях нас слишком хорошо знают.
Ничего другого не оставалось, как пожать плечами и пожалеть об охоте, которую, по всей видимости, ему придется пропустить. Какое проклятье эти женщины! Но он хотел, чтобы сегодня вечером Джикс принадлежала ему и добьется своего. Назло Венеции, образ которой никак не выходил из головы.
Когда Джикс вернулась после телефонного разговора, она выглядела немного бледной, но на губах играла хорошо знакомая Майку презрительная усмешка.
– С Энн полный порядок. Она предоставит нам свою квартиру, а сама переночует у тетки.
– Хорошо, – согласился Майк и взглянул на часы. – Семь. Надо позвонить и сказать Маргарет, что я обойдусь без ее проклятого обеда. Будет ворчать, но ничего, пусть отдаст его Беннетту. Мы перекусим по дороге, затем, не торопясь, поедем на квартиру твоей подруги. А как быть с собакой?
– Она поедет с нами, – сказала Джикс и свистнула боксеру. Тот вскочил и бросился к ней.
В бар они вошли вместе. За выпивку заплатил Майк. Кое-кто из местных, пивших пиво, с любопытством проводил их взглядом.
В темноте Майк остановился и снова закурил. Он бросил спичку, отвернул ворот пальто и покосился на девушку, стоявшую рядом.
– Проклятая ночь… опять дождь!
– Ты можешь отвезти меня домой, если хочешь, – холодно проговорила Джикс.
На мгновение он заколебался. Она с замиранием сердца следила за ним. Майк открыл перед ней дверь такси и сказал:
– Садись и помалкивай.
Глава 10
Венеция играла на фортепиано в гостиной леди Селлингэм. В этой комнате, которую она так хорошо знала и любила, было тепло и уютно. Мать Джефри сидела на большом мягком диване, заканчивая вышивать накидку для скамеечки под ноги. Напротив сидела Мейбл, а Поппит разлегся на коврике у ее ног перед большим камином. Они только что отобедали. У Минни был свободный вечер. Чтобы доставить Мейбл удовольствие, ей разрешили приготовить омлет. Это блюдо составляло предмет ее гордости, и в этот вечер оно вышло неплохим. Мейбл также настояла на том, чтобы ей дали вымыть посуду.
Венеция, исполняя один из своих любимых ноктюрнов Шопена, бросила взгляд на дочь и с удовлетворением увидела, что та выглядит счастливой. Благодаря своей жизнерадостности и способности преодолевать депрессию, Мейбл снова стала сама собой. Ей также пошел на пользу отдых у бабушки, и Венеция тоже была рада, что и она может провести недельку в Ричмонде. Эти дни очень помогли ей вновь обрести чувство уравновешенности. Имя Майка здесь никто не упоминал. Они были втроем, как в старые добрые времена. Иногда их навещали друзья леди Селлингэм, Венеция с Мейбл ходили в кинотеатр и на балет на льду, который девочка очень хотела посмотреть.
Через минуту она перестала играть и отправила Мейбл в постель.
– Ах, мамочка! – вздохнула Мейбл. – Интересно, захочется ли мне самой когда-нибудь спать?
– Когда тебе будет столько же, сколько мне, то, непременно захочется, – сказала леди Селлингэм.
– Хорошо, бабушка, ты пойдешь спать, а я останусь, – рассмеялась Мейбл.
– Иди спать, маленькая негодница, отозвалась леди Селлингэм.
– Ты укроешь меня, ма? – обратилась Мейбл к матери.
– Да, дорогая.
Мейбл постояла неуверенности, затем вновь посмотрела на Венецию.
– Мамочка, а мы вернемся в Бернт-Эш до конца каникул?
Венеция отвернулась, чувствуя, что краснеет.
– Я еще не думала об этом.
– Ужасно хочется увидеть Жокея, – жалобно произнесла Мейбл.
– С ним все в порядке. Знаешь, сегодня утром я получила письмо от Маргарет. Она пишет, что, по словам Беннетта, он в хорошей форме.
– Не очень-то весело иметь пони, на котором нельзя ездить, – вздохнула Мейбл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21