Одиннадцать лет назад Вильям потерял ногу во время аварии на Хеббурнской шахте. Это случилось вскоре после того, как начали использовать лампу безопасности Дэйви. Лампа, которая должна была значительно облегчить труд шахтеров, вызывала у рабочих почти благоговейное чувство, и такое же чувство она вызывала у хозяев шахты. Они считали, что с лампой отпадают все проблемы, поэтому с ее появлением техникой безопасности стали пренебрегать в большей степени, чем прежде. Даже жизненно важные вентиляционные отверстия не всегда продувались – к чему лишние затраты, когда есть чудо-лампа? В результате на шахте повысилась концентрация взрывоопасных газов, а нарастающий натиск воды из-под земли и спровоцировал взрыв. Во время взрыва погиб тридцать один человек, а многие остались покалеченными на всю жизнь. Вильяма до сих пор мучили по ночам кошмары, в которых он задыхался, беспомощно лежа среди изувеченных окровавленных тел. На самом деле, когда случилась авария, он не видел ни трупов, ни крови, потому что в шахте царила кромешная тьма, но он чувствовал их вокруг себя, и это страшное ощущение снова возвращалось к нему чуть ли не каждую ночь. Но днем, когда рядом была внучка – его веселая, разговорчивая, приветливая Кэти, Вильям забывал о своих ночных ужасах, и тьма рассеивалась, мир озарялся светом.
Дед и внучка добрались до вершины холма, и Кэти, заметив, что Вильям задыхается после трудного подъема, сказала:
– Тебе не надо было идти со мной так далеко, дедушка.
– Пустяки. – Старик горделиво вскинул голову. – Если бы я мог видеть сквозь холм, я бы отпустил тебя одну и раньше. Зато отсюда я смогу наблюдать за тобой, пока ты не дойдешь до самой усадьбы.
– Но ведь сейчас еще светло. Разве кто-то может напасть на меня средь бела дня? Другое дело зимой, когда темнеет рано, – сказала Кэти, которая темными зимними вечерами мчалась бегом всю дорогу от холма до усадьбы.
Вильям устало опустился на землю, и Кэти присела рядом с ним. Не спеша она расстегнула перед платья, достала из-под нижней рубашки кошелек и, вынув из него три пенса, протянула их деду.
– Нет, нет, я ни за что не возьму твои деньги. Ни за что, – решительно запротестовал тот, отталкивая ее руку.
– Ну, пожалуйста, дедушка, возьми. Ты сможешь пойти в таверну и выпить пива на эти деньги…
– Нет, дорогая, нет. Что тогда останется тебе? Всего три пенса. Получается, ты работаешь целый месяц за три пенса?
– А вот и нет! – возмутилась Кэти. – Я получаю не три пенса, а четыре шиллинга в месяц, и ты прекрасно это знаешь.
– Да, знаю. – Лицо старика было угрюмым. – И эти четыре шиллинга уходят на мое содержание.
Кэти посмотрела на деда широко раскрытыми глазами, открыла было рот, собираясь ему возразить, но, не найдя подходящих слов, плотно сжала губы. Через некоторое время она сказала:
– Не говори глупостей, дедушка. Я всегда отдаю деньги маме. При чем же здесь ты?
– Да, да, – Вильям медленно качал головой. – Я знаю, что ты отдаешь деньги маме. Но твоих трех пенсов я все равно не возьму.
– Какой ты все-таки упрямый! – не выдержала Кэти. – Знаешь, что я сделаю? Смотри! – Она положила монетки на траву между ними. – Если ты их не возьмешь, эти деньги будут лежать здесь, пока не заржавеют.
Дед посмотрел на нее из-под нахмуренных бровей, а Кэти весело улыбнулась ему в ответ. В этот момент оба услышали приближающиеся шаги. Они одновременно обернулись на звук и посмотрели вниз. По дороге шел мужчина.
– Это Бантинг, – сказал Вильям, понизив голос.
Кэти отвернулась от дороги и посмотрела на деда.
– Ладно, дедушка, я лучше пойду.
– Нет, подожди. Пусть он сначала пройдет. Я не хочу, чтобы он к тебе подходил.
Марк Бантинг работал на шахте контролером-весовщиком. В его обязанности входило проверять качество угля, доставляемого шахтерами наверх. В его власти было урезать вдвое количество добытого угля, засчитывающееся шахтеру, если в семисотпудовой корзине не хватало двух или трех пудов. Таким образом, отнятая у шахтера половина доставалась хозяевам бесплатно. То же наказание применялось, если в корзине среди угля находили несколько камней, и человек, добывающий уголь при тусклом свете свечи, получал вдвое меньше денег. Все контролеры-весовщики работали на комиссионной основе, поэтому они были заинтересованы в том, чтобы забраковать как можно больше корзин.
Марк Бантинг был коренастым мужчиной с темными кустистыми бровями, нависающими над глубоко посаженными глазами. Лицо его было полным, а губы тонкими. Как большинство людей его профессии, Бантинг был одинок. Рабочие ненавидели Бантинга, а хозяева, зная о его мошенничествах, презирали, хоть такой работник и был им удобен. Бантинг жил в полумиле от деревни, не в вонючем тесном коттедже, а в просторном добротном доме с двумя комнатами на нижнем этаже и двумя на верхнем, который был предоставлен ему его работодателями. Дом был окружен садом, а в саду сидела на цепи большая злая собака. Бантинг постоянно нуждался в защите, к тому же он должен был знать заранее о приближении визитеров. Собака, правда, не всегда могла защитить его от нападений, о чем свидетельствовал длинный шрам, пересекающий его щеку от скулы до подбородка. Впрочем, случалось и такое, что весовщиков находили в канавах с размозженными черепами.
– Неплохой сегодня день. – Бантинг поднялся на холм и остановился в ярде от того места, где сидели Вильям и Кэти.
Прошло несколько секунд, прежде чем старик ответил.
– Неплохой, – сказал он, не поднимая глаз.
Кэти с любопытством покосилась на Бантинга, о котором она так много слышала, но которого видела впервые. Она заметила, что его одежда разительно отличается от тряпья, в которое одевались жители шахтерского поселка. Бантинг был одет в добротный элегантный костюм, в отличие от шахтеров, он носил пиджак и галстук. Своим внешним видом этот человек напоминал Кэти хозяина и его сыновей, но отличался от них манерой говорить. Голос Бантинга был груб и звучал резко.
Какое-то особое чутье подсказало Кэти, что этот человек одинок, и странное чувство жалости внезапно овладело ею. Она знала, что, жалея Бантинга, она в некотором смысле совершает предательство по отношению к людям ее среды, знала, что таких, как Бантинг, жалеть нельзя, однако ничего не могла с собой поделать. Да, этот человек противен ей, но, тем не менее, он одинок, а одинокие люди всегда вызывали у нее жалость.
Бантинг смотрел на Кэти неподвижным, ничего не выражающим взглядом. Но, когда Вильям поднял голову и встал, он резко развернулся и, не сказав ни слова, зашагал прочь.
Вильям дождался, пока Бантинг отошел на безопасное расстояние, прежде чем заговорить.
– Подожди несколько минут, не уходи прямо сейчас, – сказал он вполголоса. – Ты ведь не хочешь столкнуться с ним на дороге?
Нет, конечно, она не хотела сталкиваться с этим человеком. То, как Бантинг посмотрел на нее, напугало Кэти, хоть она и не смогла бы объяснить почему. Может, его взгляд и был рассчитан на то, чтобы отпугивать людей, как женщин, так и мужчин. Наверное, это было его средством защиты – ведь Бантинг хоть и крепко сбит, но роста небольшого и особой физической силой не отличался.
– А вот теперь, ты можешь идти, – сказал Вильям через пару минут, когда Бантинг скрылся из вида.
– Да, дедушка.
Кэти встала и стряхнула с юбки стебельки травы. Подойдя к деду, она обняла его одной рукой за шею, а другую засунула ему в карман, опуская туда монетки. Когда он начал протестовать, она уже бежала вниз по склону.
– До свидания, дедушка! – крикнула она, оборачиваясь на ходу.
И старику ничего не оставалось, как крикнуть в ответ:
– До свидания, моя крошка!
На дороге Кэти несколько раз останавливалась и, обернувшись, махала рукой деду, оставшемуся на вершине холма, пока не добежала до поворота. У поворота она обернулась в последний раз, но уже не смогла его увидеть. После поворота она пошла шагом, с удовольствием перебирая в памяти подробности чудесного дня, проведенного дома с родными.
Она была так счастлива, что ей хотелось петь, смеяться. Неожиданно для себя самой она вдруг закружилась на месте; пыль вздымалась облаком из-под ее башмаков, а юбка развевалась колоколом вокруг ее ног. Потом она долго бежала и смеялась безо всякой причины, юная, беспечная и невероятно счастливая. Жизнь прекрасна и удивительна! Во вторник будет бал… Мысль об этом волнующем событии вызвала в ней новый прилив радости. Может, ей даже удастся взглянуть на танцующие пары. В прошлый раз, когда хозяева устраивали бал, миссис Дэвис позволила ей и Дотти посмотреть на танцующих через приоткрытую дверь зала, но тогда она ничего толком не увидела, только иногда мелькал перед глазами кринолин. Но все равно было очень интересно. А во вторник будет еще интереснее, потому что такого количества гостей, как в этот раз, хозяева еще никогда не приглашали. Когда она пойдет домой через две недели, у нее, в самом деле, будет что порассказать.
Завидев вдали мужскую фигуру, идущую ей навстречу, Кэти замедлила шаг. Бантинг возвращался с прогулки – даже на таком расстоянии она сразу же узнала этого неприятного человека. И по мере того, как расстояние между ними сокращалось, ею все сильнее и сильнее овладевала нервная дрожь. Дотти как-то рассказала ей, что однажды она увидела дьявола и так перепугалась, что на ее лице от страха выступили пятна, которые так и не удалось свести. И это было правдой – лицо Дотти действительно было покрыто темными пятнами. Кэти подумала, глядя на приближающегося Бантинга, что испытывает сейчас в точности такое же чувство, какое испытала, наверное, Дотти при встрече с дьяволом.
Когда Бантинг поравнялся с ней и, остановившись как вкопанный, уставился на нее своим пустым немигающим взглядом, она непроизвольно прикрыла ладонью лицо, чувствуя, как подкашиваются ноги.
– Куда ты идешь? – спросил Бантинг.
– На… на усадьбу.
– К Розье? Она кивнула.
– Что ты там делаешь?
– Я там работаю. Судомойкой.
Бантинг внимательно смотрел на девушку, сам удивляясь тому, что остановился. Он не любил женщин и не испытывал в них какой-либо необходимости. Но эта девушка почему-то вызывала у него любопытство.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Кэти… Кэти Малхолланд.
Ах, значит, перед ним дочь Большого Малхолланда, подумал Бантинг.
– Это твой дед тебя провожал?
– Ага. То есть да.
Он не сводил с нее своих мутных неподвижных глаз. Испуг девушки доставлял ему истинное наслаждение.
– Сколько тебе платят? – продолжал выспрашивать он.
– Шиллинг в неделю.
– Ха! – Бантинг издал лающий звук, похожий на смех, который, однако, не был смехом, и его подбородок дернулся вверх. – Тебя отпускают домой каждое воскресенье?
– Нет. Через воскресенье. – Кэти покачала головой и отступила на шаг. – Я должна идти, а то я опоздаю, – поспешно добавила она, продолжая пятиться.
Ее страх приводил Бантинга в восторг. Ему захотелось притвориться, будто он собирается прыгнуть на нее, чтобы испугать ее еще больше. Он мог поспорить, что в таком случае девчонка непременно наделает в штаны. Наблюдая, как она бегом удаляется по направлению к усадьбе, Бантингу вдруг пришло в голову, что девушка, отвечая на его вопросы, ни разу не добавила слова «сэр». А ведь девушка ее положения обязана говорить «сэр» такому человеку, как он.
Бантинга задело, что даже страх не смог заставить девчонку обращаться к нему с подобающим почтением.
Кэти все еще бежала, когда обнаружила, что она уже на территории усадьбы. Тогда она пошла шагом, нажимая руками на грудь, чтобы избавиться от одышки. Ну и напугал же он ее! Он так нехорошо на нее смотрел… Но все равно ей было его жаль. Странно, что она жалеет человека, который вызывает в ней такой страх и неприязнь… Только она ни в коем случае не должна говорить об этом родителям. Отец и мать не поймут ее жалости.
Она все еще задыхалась, когда вышла на лужайку перед домом и увидела мисс Терезу, сидящую на траве с книгой в руках. Мисс Тереза не читала книгу, а лишь задумчиво перебирала ее страницы. Ее взгляд был устремлен вдаль. Приблизившись к ней, Кэти присела в легком поклоне и уже хотела пройти мимо, когда молодая хозяйка обратилась к ней.
– Ты навещала родителей, Кэти? – спросила она.
– Да, миссис… мисс Тереза.
Почему-то Кэти не могла назвать Терезу «миссис Нобль» или «мэм».
– Ну и как поживают твои папа с мамой?
– О, у них все в порядке, мисс Тереза.
– А ты приятно провела время?
Улыбка Кэти растянулась до ушей.
– О да, мисс Тереза. Чудесно!
– Присядь-ка на минутку и расскажи мне о твоем доме. – Тереза подвинулась на траве, приглашая ее сесть.
– Что, мисс? – переспросила Кэти, словно не расслышала ее слов.
Но она прекрасно расслышала и была, как всегда, приятно удивлена столь добрым обращением молодой хозяйки. Странная, однако, женщина мисс Тереза: она обращается со слугами, как с себе равными. Кэти представила себе, что скажут на кухне, если увидят ее сидящей рядом с мисс Терезой. Слуги наверняка скажут, что мисс Тереза ведет себя слишком вольно, так не следует поступать настоящей леди. Что ж, может, мисс Тереза, в самом деле, ведет себя не как леди – это, однако, не мешало Кэти всей душой симпатизировать ей.
– Спасибо, мисс Тереза, но… Миссис Дэвис уже ждет меня, и я бы не хотела опоздать.
– Да, я понимаю, – Тереза посмотрела на нее снизу вверх и медленно покачала головой, словно думая о чем-то своем. – Я рада, что ты приятно провела день, Кэти.
– Спасибо, мисс Тереза.
Кэти повернулась и быстрым шагом пошла к дому. Ей было жаль, что она не смогла посидеть немного с мисс Терезой, эта женщина казалась ей такой одинокой… Но разве могла мисс Тереза чувствовать себя одинокой здесь, в доме своих родителей – в этом чудесном доме с великолепным садом? А еще у мисс Терезы был свой собственный дом – говорят, еще красивее, чем этот.
Странно, думала Кэти, сворачивая к заднему двору: сегодня она встретила двух одиноких людей. Но, может, эти люди вовсе не были одиноки – просто у нее разыгралась фантазия.
А на лужайке сидела Тереза, вытянув ноги и уронив на колени руки, и думала о Кэти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47