https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-kosim-vipuskom/
Она стояла в проходе в кабинет и сердито смотрела на него, хотя ему на секунду показалось, что в глазах у нее слезы.
Как же она красива! Красивее, чем всегда. Она как-то неизъяснимо изменилась. Она чуть пополнела, груди стали круглее, живот тоже чуть округлился. Может, просто теперь, когда она отдается ему без былого самозабвения, он видит ее другими глазами.
Последний раз она отвечала на его ласки не так горячо, словно что-то ее удерживало. Это буквально убило его. Она никогда не была скованной в постели и всегда с готовностью отдавалась любым безумствам. Он в жизни не встречал таких женщин. Она могла плакать в опере и смеяться над детскими мультфильмами. Морским раковинам она радовалась так же, как ювелирным украшениям, и целовала его и с нежностью, и со страстью.
Никогда у него не было женщины, ради которой он готов был забыть все на свете.
Неужели она может уйти без сожалений и оставить его?
Он по-настоящему никогда не задавал себе вопроса, что будет через четыре месяца. Да и что было думать попусту? Конечно, она захочет остаться с ним. Разве может быть иначе?
И каким же глупцом он был!
Их отношения для нее были небольшим развлечением. Ее свобода для нее важнее, и она готова идти дальше. Это видно по всему. Она стала отдаляться от него, от их жизни, и он ничего здесь не может поделать, разве что умолять ее объяснить, почему она хочет уйти, но он предпочел бы мучиться на дыбе, чем унизить себя до такой степени.
Подумав об этом, он налил себе еще виски. Как можно так распускаться? Не хватает еще пустить слезу. Наверное, он слишком многое позволял ей. Надо было вести себя как подобает мужчине, а не раскисать от одного ее взгляда!
Он выпил и повернулся к Николь, но она не дала ему заговорить, подняв руку.
– Можешь не утруждать себя. Я и так знаю, что ты хочешь сказать. – Голос у нее чуть дрогнул.
– Все кончено, – проговорил он.
– Да, кончено.
– Ты хочешь вернуться к своему образу жизни.
Он говорит за нее. Что это? Галантность или он просто хочет обойтись без скандалов? Мог бы не беспокоиться. Она скорее умрет, чем скажет ему правду.
– Да.
Он кашлянул.
– Когда ты хочешь уехать?
Ему так не терпится отделаться от нее?
– На следующей неделе. Как только истечет срок контракта.
– Спешить некуда. Я тебя не гоню. Если хочешь побыть немного…
Теперь, когда она сказала, что уезжает, он явно старается быть как можно учтивей. Второй раз за день ей захотелось ударить его.
– Спасибо, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – но лучше, если я уеду на следующей неделе, как мы планировали. У меня… у меня собеседования по найму на работу.
Александр почувствовал, как в нем вспыхивает гнев. Как мы планировали. Ничего подобного они не планировали. Они не обсуждали, когда она уедет, но она, очевидно, об этом думала, даже о собеседованиях договорилась. Он тут маялся, думал, как будет жить без нее, а она все это время спокойно строила свою будущую жизнь без него.
– Ах вон оно что, – не моргнув глазом, проговорил он. – Ты даже о собеседованиях договорилась!
Она кивнула. Все это ложь, но лучше ложь, чем слезы.
– Есть парочка.
– Уж не на француза ли ты собралась работать?
– Брось, Александр. Вовсе нет. Я… я послала резюме пару недель назад.
– Пару недель назад, – тихо повторил он. – Когда… когда еще работала на меня.
– А что тут такого? – коротко засмеялась она. – Я не в рабочее время.
– Твое время – мое время. Все. – Он двинулся к ней. – До того момента, как ты покинешь этот дом, ты моя.
– Чего-нибудь поумней нельзя? – Ник пыталась снова выдавить смешок, но боялась зарыдать. – Ты меня не покупал.
– Я купил тебя на время контракта, – сказал он грубо. Он протянул руки и схватил ее. – Ты была моей.
– Это, может, в твоей стране так, Александр, но не…
Он обхватил ладонями ее лицо и страстно поцеловал. Ник убеждала себя, что это не должно произойти, что все кончено, но она чувствовала биение его сердца, его напрягшееся тело и поняла: она ничего не может поделать с этим и эту последнюю ночь проведет с ним.
Она обняла его и поцеловала в ответ. Он поднял ее и понес наверх в спальню, неторопливо раздел, вдыхая аромат ее тела, отчего у него голова шла кругом. Он вошел в нее так медленно, что это чуть не убило его, но он хотел ее всю, хотел видеть, как темнеют ее зрачки, как она начинает пылать, услышать ее стоны, шепот, прерывистое дыхание. Хотел, чтобы она говорила, как хочет его…
– Смотри на меня, – сказал он, когда она уже была близка к разрешению. Он схватил ее руки и сплел свои пальцы с ее пальцами. – Смотри на меня, – повторил он, а когда она взглянула ему в глаза, он вошел в нее до конца и повторял это до тех пор, пока она не пришла в неистовство и забилась под ним, требуя еще и еще, а он, забыв обо всем на свете, растворился в женщине, которая навсегда изменила его.
Он прижался лицом к ее шее, вдыхая ее запах, вбирая в себя ее содрогания. Он всегда так обнимал ее, но сейчас ему стало страшно, потому что он понял, что эта женщина значит для него.
А вдруг она любит его? Вдруг ждет от него знака? Он глубоко вздохнул, перекатился на бок и прижал ее к себе.
– Ник, – нежно прошептал он, – киска…
Она спала. Значит, так тому и быть. Он все равно не знает, что скажет ей. Утро вечера мудренее. Там видно будет.
Но, когда он проснулся, ее не было. Лежала записка, где говорилось, Что она не знала, как сказать ему, но она уже приняла одно из предложений. Лучше ей не ждать еще неделю, а уехать сейчас. Переговоры завершены. Он не нуждается в ее услугах.
У него от бешенства в глазах все помутилось. Вскочив с постели, он наспех оделся и побежал к вертолетной площадке. Белый как полотно летчик сказал, что мисс Колдер просила его доставить ее в аэропорт.
Александр тупо смотрел на него. Все кончено. Николь сбежала. Ночь в его объятиях для нее ничто. Да и для него, если уж на то пошло. А вся эта сентиментальная блажь не более чем действие хорошего виски и хорошего секса, а в мире полно бутылок и женщин, которые доставят ему то же самое удовольствие.
Он улыбнулся пилоту. Женщины непредсказуемы, пошутил он и похлопал его по плечу. Потом вернулся домой, заглянул в телефонную книжку, в которую не заглядывал с появления Николь, и позвонил брюнетке в Лондон. Он разбудил ее ни свет ни заря, но она взвизгнула от восторга, услышав его голос.
Они договорились о встрече в уик-энд.
Несколько часов спустя, когда Александр уже летел в Англию, экономка разбудила Глорию Колдер-Фокс в Техасе.
Глория быстро накинула халат и спустилась в огромную кухню их особняка на ранчо, именуемом Коридо.
– Ник? – обратилась она к сидящей за столом молодой женщине.
Ник взглянула на нее. Ее бил озноб.
– Мам, – с трудом проговорила она. – Мне, конечно, надо было предварительно позвонить, но…
– Да что ты, глупышка, – перебила ее Глория, присев рядом и погладив руку дочери. – Что-то случилось, ласточка? Что с тобой? Ты, насколько помню, собиралась пробыть в Греции до…
Ник вскочила и, вскрикнув, бросилась в туалет.
Глория пошла за ней, попросив экономку приготовить чай.
Ник склонилась над унитазом, ее тошнило. Глория обхватила ее за плечи. Когда спазмы кончились, она усадила Ник на стул и протерла ей лицо смоченной в холодной воде губкой. Сопоставив происшедшее с кое-какими изменениями во внешнем виде дочери и опираясь на жизненный опыт, она опустилась на колени рядом с дочерью, взяла ее холодную руку и спросила:
– Ник, милая, почему ты не дала нам знать, что беременна?
– О чем тут говорить.
– Даже об отце твоего ребенка?
– Да я же говорю тебе, не беременна я. А если бы и была, я ему не сказала бы. Ненавижу его. Презираю… – Ник закрыла лицо ладонями и горько расплакалась.
Глория, бормоча что-то ласковое и утешительное, повела ее наверх и уложила в постель. Потом спустилась на кухню и выпила приготовленный Барбарой чай, пытаясь разобраться, что ее тревожит больше: что ее незамужняя дочь беременна или что воинственно независимое дитя, ставшее воинственно независимой женщиной, вернулось домой.
Глория была по-своему рада ее возвращению, но это не меняло главного. Ник могла вернуться домой только в состоянии полного отчаяния.
11
– Беременна? – переспросила Ник. – Кто? Я?
– Конечно, ты.
Ник с трудом сдержала смех.
– Не смеши меня. У меня грипп. Пол Афин переболело. Мне последнее время что-то не по себе… – Ник слышала свой голос, и вдруг у нее возникло чувство, что она на краю бездны. – И как тебе такое в голову пришло?! – с горячностью воскликнула она. – Это грипп. Долгий перелет. И… и… – Она всхлипнула.
Глория обняла ее за плечи.
– Хочешь поговорить?
Ник покачала головой.
На следующее утро Ник, давясь от отвращения, пила кофе у себя в комнате, когда зашла Глория.
– Ник?
Ник круто обернулась к двери.
– Да, мама.
– Тебе плохо?
– Да нет, нормально. Лицо пылает. Руки дрожат.
– Так-так, – бодрым голосом проговорила Глория. – Ну и хорошо. Я вот что подумала, Ник… Не позвонить ли моему гинекологу, чтобы он осмотрел тебя. Конечно, конечно, это грипп. Но чем черт не шутит! Лучше раньше, чем позже…
Но это же курам на смех! Надо покончить с этим.
– Звони. Съездим.
Врач согласился принять их через час. Ник даже на дыбы встала. Она не ожидала такой стремительности. С другой стороны, чем раньше, тем лучше. Вся эта смехотворная история наконец закончится.
– Не может у меня быть беременности, – заявила она, забираясь в гинекологическое кресло.
Доктор внимательно осмотрел ее и проговорил:
– Не хочу спорить с вами, леди, но вы беременны.
– Вы что, сговорились? – воскликнула она.
– Насколько я вижу, вы на третьем месяце.
Ник встала с кресла. Она была в состоянии, близком к шоку. Как же это произошло? Она вдруг вспомнила то, что так тщательно вытесняла из памяти: тот уик-энд, когда они с Александром стали любовниками и она забыла принять таблетку, а потом, на следующий день, приняла двойную дозу.
Одна несчастная таблетка. Ничтожная ошибка. Неужели вся жизнь может перевернуться из-за такой ерунды?..
По дороге домой Глория без умолку трещала, а потом замкнулась в себе. Навстречу им с крыльца спустился Говард Фокс.
– Как у нас дела? – приветствовал он их, с трудом скрывая беспокойство.
Ник посмотрела на отчима.
– Все отлично, – бросила она и прошла мимо него в дом.
Оставшись одни, Говард и Глория переглянулись.
– Ну? – протянул он.
– Она на третьем месяце, – со вздохом ответила Глория.
– Надеюсь, ты сказала, что она может жить у нас столько, сколько ей заблагорассудится.
Глория улыбнулась мужу.
– Спасибо.
– Есть за что. Девочка мне как родная. – Он сжал челюсть, и Глория подумала, как хорошо, что ее муж выглядит еще таким сильным, решительным и молодым. – Она сказала кто?
– Нет.
– Это грек, да? У которого она работала?
– Она не говорит, Говард.
– А кто же еще? Думаю, надо поговорить с этим сукиным сыном.
– Милый, я понимаю твое беспокойство, но…
– Ты хочешь сказать, что это не мое дело?
– Да, обычно ребенка делают двое.
– Но у себя на ранчо я вижу только одну.
– Может, он не в курсе.
Говард фыркнул.
Глория положила ладонь на его руку.
– Такое бывает, Говард. Ник сама не знала. А как она могла признаться ему, если сама до последнего момента не верила?
– Это в книжках такое бывает, но не… – Он хотел сказать «но не в жизни», но вдруг в памяти всплыло воспоминание, которое он похоронил. – Но не часто. Ник не дура. Не могла она не знать.
– А вот и не знала. Или не хотела знать. Уж не скажу, что именно. – Они пошли в дом под руку. – И не хочет, чтобы он знал. Это ясно.
– Но это глупо. Мужчина должен отвечать за свои поступки.
– Но здесь Ник должна решать, Говард.
– Но если она любит его…
– Если, – подхватила Глория, – если, милый. Это новый мир, дорогой, разве ты забыл? Здесь любовь, а здесь секс. И вместе они не всегда сходятся.
Говард вздохнул.
– Ты хочешь сказать, что он не виноват? О'кей. Все бывает. Но сейчас-то она знает. Мы знаем. Скоро, черт побери, весь мир узнает. Пора и ему знать. Мужчина не может не отвечать, когда дело дошло до ребенка.
Глория склонила голову на плечо мужа. Принимая во внимание его собственное прошлое, когда он тридцать лет отказывался признавать родного сына, в котором сейчас души не чает, не приходится удивляться его горячности. В глубине души она с ним соглашалась. Кто бы ни был виновник, он обязан знать. А если знал и сознательно отвернулся, то Говард прав, что собирается надрать ему уши.
И все же решать Ник. Ее дочь взрослая женщина, она сама вправе принимать решения, какими бы они ни были. К тому же она еще не сказала, хочет ли ребенка.
– Не будем торопить события. Пусть Ник сама обдумает все, а нам не следует предпринимать что-нибудь сгоряча.
– Но и тянуть нечего, – пробормотал Говард. – Пусть подумает. Но не слишком долго.
– Ты прав, не слишком долго. – Она поцеловала мужа.
Говард направился к себе в кабинет, а она поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью в комнату Ник, потом постучала.
– Ник? Можно к тебе? – Чуть подождав, она открыла дверь.
Шторы были опущены, в комнате стоял полумрак. Ник сидела в кресле-качалке, поджав под себя ноги.
– Милая, ты хорошо себя чувствуешь?
– В зависимости от того, что понимать под словом «хорошо», – отозвалась Ник.
– Может, впустить солнышко? – спросила Глория и, не дожидаясь ответа, подошла к окну и раздвинула шторы. – Ну вот. Я понимаю, милая, это шок, но…
– Я даже представить такого не могла, – проговорила Ник тихим голосом. – Разве это не глупо? Как это я ничего не заметила? У меня не было месячных, но я решила, что это из-за таблеток. У меня они вообще легко проходят…
– Милая, если тебе не хочется говорить об этом, и не будем.
– И все время тошнило, – словно не слыша ее, продолжала Ник. – У меня было такое ощущение, будто проваливаешься в лифте, а потом резко останавливаешься. Тебе такое знакомо?
– Знакомо, – со вздохом поддакнула Глория. – Я помню это как сейчас.
– И настроение переменчивое, и уставала все время… – Ник покачала головой. – Совсем как у Белл, когда она носила малышку, а я не могла свести концы с концами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Как же она красива! Красивее, чем всегда. Она как-то неизъяснимо изменилась. Она чуть пополнела, груди стали круглее, живот тоже чуть округлился. Может, просто теперь, когда она отдается ему без былого самозабвения, он видит ее другими глазами.
Последний раз она отвечала на его ласки не так горячо, словно что-то ее удерживало. Это буквально убило его. Она никогда не была скованной в постели и всегда с готовностью отдавалась любым безумствам. Он в жизни не встречал таких женщин. Она могла плакать в опере и смеяться над детскими мультфильмами. Морским раковинам она радовалась так же, как ювелирным украшениям, и целовала его и с нежностью, и со страстью.
Никогда у него не было женщины, ради которой он готов был забыть все на свете.
Неужели она может уйти без сожалений и оставить его?
Он по-настоящему никогда не задавал себе вопроса, что будет через четыре месяца. Да и что было думать попусту? Конечно, она захочет остаться с ним. Разве может быть иначе?
И каким же глупцом он был!
Их отношения для нее были небольшим развлечением. Ее свобода для нее важнее, и она готова идти дальше. Это видно по всему. Она стала отдаляться от него, от их жизни, и он ничего здесь не может поделать, разве что умолять ее объяснить, почему она хочет уйти, но он предпочел бы мучиться на дыбе, чем унизить себя до такой степени.
Подумав об этом, он налил себе еще виски. Как можно так распускаться? Не хватает еще пустить слезу. Наверное, он слишком многое позволял ей. Надо было вести себя как подобает мужчине, а не раскисать от одного ее взгляда!
Он выпил и повернулся к Николь, но она не дала ему заговорить, подняв руку.
– Можешь не утруждать себя. Я и так знаю, что ты хочешь сказать. – Голос у нее чуть дрогнул.
– Все кончено, – проговорил он.
– Да, кончено.
– Ты хочешь вернуться к своему образу жизни.
Он говорит за нее. Что это? Галантность или он просто хочет обойтись без скандалов? Мог бы не беспокоиться. Она скорее умрет, чем скажет ему правду.
– Да.
Он кашлянул.
– Когда ты хочешь уехать?
Ему так не терпится отделаться от нее?
– На следующей неделе. Как только истечет срок контракта.
– Спешить некуда. Я тебя не гоню. Если хочешь побыть немного…
Теперь, когда она сказала, что уезжает, он явно старается быть как можно учтивей. Второй раз за день ей захотелось ударить его.
– Спасибо, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – но лучше, если я уеду на следующей неделе, как мы планировали. У меня… у меня собеседования по найму на работу.
Александр почувствовал, как в нем вспыхивает гнев. Как мы планировали. Ничего подобного они не планировали. Они не обсуждали, когда она уедет, но она, очевидно, об этом думала, даже о собеседованиях договорилась. Он тут маялся, думал, как будет жить без нее, а она все это время спокойно строила свою будущую жизнь без него.
– Ах вон оно что, – не моргнув глазом, проговорил он. – Ты даже о собеседованиях договорилась!
Она кивнула. Все это ложь, но лучше ложь, чем слезы.
– Есть парочка.
– Уж не на француза ли ты собралась работать?
– Брось, Александр. Вовсе нет. Я… я послала резюме пару недель назад.
– Пару недель назад, – тихо повторил он. – Когда… когда еще работала на меня.
– А что тут такого? – коротко засмеялась она. – Я не в рабочее время.
– Твое время – мое время. Все. – Он двинулся к ней. – До того момента, как ты покинешь этот дом, ты моя.
– Чего-нибудь поумней нельзя? – Ник пыталась снова выдавить смешок, но боялась зарыдать. – Ты меня не покупал.
– Я купил тебя на время контракта, – сказал он грубо. Он протянул руки и схватил ее. – Ты была моей.
– Это, может, в твоей стране так, Александр, но не…
Он обхватил ладонями ее лицо и страстно поцеловал. Ник убеждала себя, что это не должно произойти, что все кончено, но она чувствовала биение его сердца, его напрягшееся тело и поняла: она ничего не может поделать с этим и эту последнюю ночь проведет с ним.
Она обняла его и поцеловала в ответ. Он поднял ее и понес наверх в спальню, неторопливо раздел, вдыхая аромат ее тела, отчего у него голова шла кругом. Он вошел в нее так медленно, что это чуть не убило его, но он хотел ее всю, хотел видеть, как темнеют ее зрачки, как она начинает пылать, услышать ее стоны, шепот, прерывистое дыхание. Хотел, чтобы она говорила, как хочет его…
– Смотри на меня, – сказал он, когда она уже была близка к разрешению. Он схватил ее руки и сплел свои пальцы с ее пальцами. – Смотри на меня, – повторил он, а когда она взглянула ему в глаза, он вошел в нее до конца и повторял это до тех пор, пока она не пришла в неистовство и забилась под ним, требуя еще и еще, а он, забыв обо всем на свете, растворился в женщине, которая навсегда изменила его.
Он прижался лицом к ее шее, вдыхая ее запах, вбирая в себя ее содрогания. Он всегда так обнимал ее, но сейчас ему стало страшно, потому что он понял, что эта женщина значит для него.
А вдруг она любит его? Вдруг ждет от него знака? Он глубоко вздохнул, перекатился на бок и прижал ее к себе.
– Ник, – нежно прошептал он, – киска…
Она спала. Значит, так тому и быть. Он все равно не знает, что скажет ей. Утро вечера мудренее. Там видно будет.
Но, когда он проснулся, ее не было. Лежала записка, где говорилось, Что она не знала, как сказать ему, но она уже приняла одно из предложений. Лучше ей не ждать еще неделю, а уехать сейчас. Переговоры завершены. Он не нуждается в ее услугах.
У него от бешенства в глазах все помутилось. Вскочив с постели, он наспех оделся и побежал к вертолетной площадке. Белый как полотно летчик сказал, что мисс Колдер просила его доставить ее в аэропорт.
Александр тупо смотрел на него. Все кончено. Николь сбежала. Ночь в его объятиях для нее ничто. Да и для него, если уж на то пошло. А вся эта сентиментальная блажь не более чем действие хорошего виски и хорошего секса, а в мире полно бутылок и женщин, которые доставят ему то же самое удовольствие.
Он улыбнулся пилоту. Женщины непредсказуемы, пошутил он и похлопал его по плечу. Потом вернулся домой, заглянул в телефонную книжку, в которую не заглядывал с появления Николь, и позвонил брюнетке в Лондон. Он разбудил ее ни свет ни заря, но она взвизгнула от восторга, услышав его голос.
Они договорились о встрече в уик-энд.
Несколько часов спустя, когда Александр уже летел в Англию, экономка разбудила Глорию Колдер-Фокс в Техасе.
Глория быстро накинула халат и спустилась в огромную кухню их особняка на ранчо, именуемом Коридо.
– Ник? – обратилась она к сидящей за столом молодой женщине.
Ник взглянула на нее. Ее бил озноб.
– Мам, – с трудом проговорила она. – Мне, конечно, надо было предварительно позвонить, но…
– Да что ты, глупышка, – перебила ее Глория, присев рядом и погладив руку дочери. – Что-то случилось, ласточка? Что с тобой? Ты, насколько помню, собиралась пробыть в Греции до…
Ник вскочила и, вскрикнув, бросилась в туалет.
Глория пошла за ней, попросив экономку приготовить чай.
Ник склонилась над унитазом, ее тошнило. Глория обхватила ее за плечи. Когда спазмы кончились, она усадила Ник на стул и протерла ей лицо смоченной в холодной воде губкой. Сопоставив происшедшее с кое-какими изменениями во внешнем виде дочери и опираясь на жизненный опыт, она опустилась на колени рядом с дочерью, взяла ее холодную руку и спросила:
– Ник, милая, почему ты не дала нам знать, что беременна?
– О чем тут говорить.
– Даже об отце твоего ребенка?
– Да я же говорю тебе, не беременна я. А если бы и была, я ему не сказала бы. Ненавижу его. Презираю… – Ник закрыла лицо ладонями и горько расплакалась.
Глория, бормоча что-то ласковое и утешительное, повела ее наверх и уложила в постель. Потом спустилась на кухню и выпила приготовленный Барбарой чай, пытаясь разобраться, что ее тревожит больше: что ее незамужняя дочь беременна или что воинственно независимое дитя, ставшее воинственно независимой женщиной, вернулось домой.
Глория была по-своему рада ее возвращению, но это не меняло главного. Ник могла вернуться домой только в состоянии полного отчаяния.
11
– Беременна? – переспросила Ник. – Кто? Я?
– Конечно, ты.
Ник с трудом сдержала смех.
– Не смеши меня. У меня грипп. Пол Афин переболело. Мне последнее время что-то не по себе… – Ник слышала свой голос, и вдруг у нее возникло чувство, что она на краю бездны. – И как тебе такое в голову пришло?! – с горячностью воскликнула она. – Это грипп. Долгий перелет. И… и… – Она всхлипнула.
Глория обняла ее за плечи.
– Хочешь поговорить?
Ник покачала головой.
На следующее утро Ник, давясь от отвращения, пила кофе у себя в комнате, когда зашла Глория.
– Ник?
Ник круто обернулась к двери.
– Да, мама.
– Тебе плохо?
– Да нет, нормально. Лицо пылает. Руки дрожат.
– Так-так, – бодрым голосом проговорила Глория. – Ну и хорошо. Я вот что подумала, Ник… Не позвонить ли моему гинекологу, чтобы он осмотрел тебя. Конечно, конечно, это грипп. Но чем черт не шутит! Лучше раньше, чем позже…
Но это же курам на смех! Надо покончить с этим.
– Звони. Съездим.
Врач согласился принять их через час. Ник даже на дыбы встала. Она не ожидала такой стремительности. С другой стороны, чем раньше, тем лучше. Вся эта смехотворная история наконец закончится.
– Не может у меня быть беременности, – заявила она, забираясь в гинекологическое кресло.
Доктор внимательно осмотрел ее и проговорил:
– Не хочу спорить с вами, леди, но вы беременны.
– Вы что, сговорились? – воскликнула она.
– Насколько я вижу, вы на третьем месяце.
Ник встала с кресла. Она была в состоянии, близком к шоку. Как же это произошло? Она вдруг вспомнила то, что так тщательно вытесняла из памяти: тот уик-энд, когда они с Александром стали любовниками и она забыла принять таблетку, а потом, на следующий день, приняла двойную дозу.
Одна несчастная таблетка. Ничтожная ошибка. Неужели вся жизнь может перевернуться из-за такой ерунды?..
По дороге домой Глория без умолку трещала, а потом замкнулась в себе. Навстречу им с крыльца спустился Говард Фокс.
– Как у нас дела? – приветствовал он их, с трудом скрывая беспокойство.
Ник посмотрела на отчима.
– Все отлично, – бросила она и прошла мимо него в дом.
Оставшись одни, Говард и Глория переглянулись.
– Ну? – протянул он.
– Она на третьем месяце, – со вздохом ответила Глория.
– Надеюсь, ты сказала, что она может жить у нас столько, сколько ей заблагорассудится.
Глория улыбнулась мужу.
– Спасибо.
– Есть за что. Девочка мне как родная. – Он сжал челюсть, и Глория подумала, как хорошо, что ее муж выглядит еще таким сильным, решительным и молодым. – Она сказала кто?
– Нет.
– Это грек, да? У которого она работала?
– Она не говорит, Говард.
– А кто же еще? Думаю, надо поговорить с этим сукиным сыном.
– Милый, я понимаю твое беспокойство, но…
– Ты хочешь сказать, что это не мое дело?
– Да, обычно ребенка делают двое.
– Но у себя на ранчо я вижу только одну.
– Может, он не в курсе.
Говард фыркнул.
Глория положила ладонь на его руку.
– Такое бывает, Говард. Ник сама не знала. А как она могла признаться ему, если сама до последнего момента не верила?
– Это в книжках такое бывает, но не… – Он хотел сказать «но не в жизни», но вдруг в памяти всплыло воспоминание, которое он похоронил. – Но не часто. Ник не дура. Не могла она не знать.
– А вот и не знала. Или не хотела знать. Уж не скажу, что именно. – Они пошли в дом под руку. – И не хочет, чтобы он знал. Это ясно.
– Но это глупо. Мужчина должен отвечать за свои поступки.
– Но здесь Ник должна решать, Говард.
– Но если она любит его…
– Если, – подхватила Глория, – если, милый. Это новый мир, дорогой, разве ты забыл? Здесь любовь, а здесь секс. И вместе они не всегда сходятся.
Говард вздохнул.
– Ты хочешь сказать, что он не виноват? О'кей. Все бывает. Но сейчас-то она знает. Мы знаем. Скоро, черт побери, весь мир узнает. Пора и ему знать. Мужчина не может не отвечать, когда дело дошло до ребенка.
Глория склонила голову на плечо мужа. Принимая во внимание его собственное прошлое, когда он тридцать лет отказывался признавать родного сына, в котором сейчас души не чает, не приходится удивляться его горячности. В глубине души она с ним соглашалась. Кто бы ни был виновник, он обязан знать. А если знал и сознательно отвернулся, то Говард прав, что собирается надрать ему уши.
И все же решать Ник. Ее дочь взрослая женщина, она сама вправе принимать решения, какими бы они ни были. К тому же она еще не сказала, хочет ли ребенка.
– Не будем торопить события. Пусть Ник сама обдумает все, а нам не следует предпринимать что-нибудь сгоряча.
– Но и тянуть нечего, – пробормотал Говард. – Пусть подумает. Но не слишком долго.
– Ты прав, не слишком долго. – Она поцеловала мужа.
Говард направился к себе в кабинет, а она поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью в комнату Ник, потом постучала.
– Ник? Можно к тебе? – Чуть подождав, она открыла дверь.
Шторы были опущены, в комнате стоял полумрак. Ник сидела в кресле-качалке, поджав под себя ноги.
– Милая, ты хорошо себя чувствуешь?
– В зависимости от того, что понимать под словом «хорошо», – отозвалась Ник.
– Может, впустить солнышко? – спросила Глория и, не дожидаясь ответа, подошла к окну и раздвинула шторы. – Ну вот. Я понимаю, милая, это шок, но…
– Я даже представить такого не могла, – проговорила Ник тихим голосом. – Разве это не глупо? Как это я ничего не заметила? У меня не было месячных, но я решила, что это из-за таблеток. У меня они вообще легко проходят…
– Милая, если тебе не хочется говорить об этом, и не будем.
– И все время тошнило, – словно не слыша ее, продолжала Ник. – У меня было такое ощущение, будто проваливаешься в лифте, а потом резко останавливаешься. Тебе такое знакомо?
– Знакомо, – со вздохом поддакнула Глория. – Я помню это как сейчас.
– И настроение переменчивое, и уставала все время… – Ник покачала головой. – Совсем как у Белл, когда она носила малышку, а я не могла свести концы с концами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18