Рот заставляет себя подняться через слои серебристых волн с дурным вкусом, лишенный памяти, с пустой головой, прозрачный, свободный от всяких душевных волнений, далекий от всего, он не оставляет следов на земле. Ни следов, ни впечатлений. От его кожи не отражается даже свет, он сидит неподвижно, но он — великан, и продолжает расти еще, наружу, вовне, он растет и растет, он уже больше, чем мир, он — часть сознания всех и каждого, дыра у него в груди, его живот будет наполнен слезами. Он — магнит для слез, существо, которое тянет воду из глаз человека, он не задумывается об этом, все происходит само собой, просто такая у него функция — высасывать слезы, впивать их в себя через рот и разбухать от избытка влаги, когда они наполняют его нижние веки, выкачанные из слезных каналов людей — тех, кто нечаянно приподнимают внутренние уголки бровей к небу и падают в изнеможении, падают на пол и катятся, пытаясь наполнить легкие, ничего не понимая, в полной растерянности, нет, так не бывает, не может быть, чтобы ты делал такое со мной, не может быть, чтобы это происходило со мной, я сдаюсь, их слезы сочатся сквозь стены и сквозь деревья, они сочатся сквозь кожу Рта, пока он сидит, люди полосуют себя по горлу в экстазе вступления в не могу остановиться, островок безопасности, хватит хрипят они, пожалуйста, помоги мне, спаси меня, вода стекает у них по лицам, сотрясаясь в конвульсиях, теперь ты это видел Господи теперь ты счастлив, я хочу сделать тебя счастливым, прости меня, прости меня, отдаюсь тебе на милость, я такой слабый, такой слабый вот правда прости что я притворялся, я — твой, одно слово и я победил, о нет, нет, я не разговариваю ни с кем, я разговариваю с никем, я — никто, от меня ничего не осталось, кроме судороги, эта судорога, я — судорога, что разражается жутким смехом, делает кувырок, бьется о стену и лежит на полу, раскинув руки, закрыв глаза, Рот на другом конце света пьет слезы человека, который сжимается в черную точку, жалея, что это не смерть, потерянный, и идти все равно некуда, точка точка точка, точка точка точка, точка точка точка…
КОНЕЦ
ПОСЛЕСЛОВИЕ
(1995)
«Пустоид» был написан в 1973 году в маленькой меблирашке на Десятой стрит в Ист-Вилидж. Я тогда жил с Дженнифер («ее мысли и она сама — как корабли, проплывающие в ночи») в ее квартире, что выходила окнами на кладбище при церкви Святого Марка. «The Neon Boys» совершенно застопорились, потому что мы никак не могли найти второго гитариста… Каждый день я брал бутылку дешевого вина и отправлялся в крошечную меблирашку через дорогу, которую снимал за 16 долларов в неделю специально для того, чтобы там писать. Работал я по такому методу: писал, пока не доходил до конца страницы, напечатанной через один интервал, что было весьма и весьма неплохо. Через час я просыпался с жутким сушняком и хлестал воду. Иногда, если у меня вдруг случались лишние деньги, я отправлялся в аптеку на Второй авеню, покупал пузырек сиропа от кашля с кодеином, возвращался обратно к себе и снова ложился в кровать. Я был весь несчастный и жалкий, но не до крайности. Я был счастлив, когда писал. Или когда заканчивал писать. Или когда был уверен, что в конечном итоге я обязательно буду счастлив по этому поводу.
Комната представляла собой узкий пенал наподобие коробки из-под дешевых батончиков, где были кровать, ночной столик, кухонная табуретка и крошечный комодик. На комодик я ставил свой портативный кассетник, а на стол — маленькую переносную пишущую машинку. Сидя на табуретке, я мог дотянуться до всех углов. Я помню, что замок на входной двери можно было открыть кусочком картона, поэтому я всегда носил с собой молоток — на тот случай, если стук пишущей машинки не отпугнет потенциальных воров. Кассетник был совершенно убитый — хуже уже просто некуда. У меня там были все две кассеты, которые я крутил снова и снова. «My Generation» группы «The Who» и «Live at the Apollo» Джеймса Брауна, потому что от них шел драйв, и при этом они были как фон и не отвлекали от работы (хотя я заметил, что строчки из «Live at the Apollo» все-таки просочились в текст).
Когда я закончил — или остановился — писать эту вещь, я сделал для нее титульную страницу с такой эмблемой, расположенный между названием книги и моим именем: отпечаток моего большого пальца — кровью. Так вот сразу и не поймешь, что это было такое. Но смотрелось роскошно.
Мне по-прежнему очень нравится эта книга. Она перекликается с «Песнями Мальдорора», но мне это льстило, я этим очень гордился, потому что Лотреамон был мне как брат. На самом деле, когда я печатал окончательный вариант, я скопировал формат его книги, выпущенной издательством «New Directions», и втиснул текст жирным шрифтом между большими полями. Мне хотелось оставить их обнаженными и беззащитными, бросить их на произвол судьбы — эти листы бумаги, которые были оправой для чего-то еще, странные драгоценности, грязные ночные снимки, которые оживают, когда ты заглядываешь вовнутрь. Вот чего мне хотелось. Я очень надеюсь, что для вас они что-то значат. Я по-прежнему очень хочу, чтобы они что-то значили — что-нибудь сильное и глубокое.
Ричард Хелл
Нью-Йорк

1 2 3 4 5 6