— Ну, теперь уж мы точно в пустоши, — сказала миссис Мэдлок.Мэри пригляделась внимательней. Желтый свет выхватывал грунтовую дорогу. Она шла сквозь низкие заросли и кустарник. Ни одного высокого дерева вокруг. И ветер с воем гуляет во тьме.— А это, случайно, не море? — испытующе поглядела Мэри на экономку.— Нет, — покачала головой та. — Но это и не горы, и не поля тоже. Это много-много миль диких пустошей. На них растет только вереск, утесник и ракитник. И больше совсем ничего. А живут тут только дикие пони и овцы.— А звук у этой пустоши совсем как у моря, — задумчиво проговорила девочка. — И ветер на море так же свистит.— Ветер так всегда сквозь кусты воет, — начала объяснять миссис Мэдлок. — По мне, так тоскливее этих мест трудно сыскать. Но многие от них прямо в восторге. Особенно как зацветет вереск.Они все ехали и ехали сквозь темную бездну, и, казалось, этому не будет конца. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему выл и свистел, и пустошь отвечала ему какими-то странными звуками. Карета то поднималась вверх, то ныряла вниз. Мэри заметила, что несколько раз они проезжали по мостикам, под которыми бурлили темные потоки воды. Фонари кареты освещали дорогу, а по бокам была тьма, и Мэри казалось, что они пересекают океан по узкой полоске суши.— Что-то мне тут не нравится, — в страхе шептала она. — Совсем не нравится.Наконец Мэри почувствовала, что сейчас закричит от ужаса. Но она не привыкла выказывать такие чувства и лишь сжала и без того тонкие губы.Дорога вновь пошла вверх. Мэри тут же заметила мерцающий огонек впереди. Не укрылся он и от внимания миссис Мэдлок.— У меня прямо душа запела, — заулыбалась она. — Это ведь лампа из нашей сторожки. Теперь, Мэри, мы с тобой можем надеяться, что выпьем через некоторое время по чашечке чая.Скоро Мэри действительно убедилась, что надеяться на чай можно только «через некоторое время». Миновав сторожку и ворота, они поехали по аллее. Кроны деревьев тут смыкались сплошным навесом. Казалось, карета попала в какой-то длинный и темный коридор. Когда он наконец кончился, Мэри увидела огромный приземистый дом. Сперва он казался совершенно темным. Лишь выйдя из кареты на мощенный камнями двор, Мэри заметила в окне на втором этаже тусклый свет.Входная дверь являла собой зрелище монументальное и величественное. Она была сделана из массивных дубовых панелей, обита широкими полосами железа, между которыми тускло поблескивали медные шляпки старинных гвоздей. За дверью простирался огромный холл. Он был едва освещен. Портреты на стенах и фигуры рыцарей в латах приняли в полутьме пугающие очертания, и Мэри не захотелось рассматривать их. Стоя на каменном полу посреди этого огромного холла, она чувствовала себя маленькой, одинокой и очень несчастной.Возле слуги, отворившего дверь, стоял аккуратный старик с седой шевелюрой.— Вам велено проводить ее в комнаты, — глядя на экономку, глухо проговорил он. — Он завтра утром уедет в Лондон. Видеть ее он не захотел.— Хорошо, мистер Питчер, — ответила экономка. — Вы только говорите, что требуется, а я уж справлюсь.— Следите получше, чтобы не тревожить его и чтобы он не видел ничего раздражающего. Тогда вами будут довольны, — строго напутствовал мистер Питчер.Экономка заверила, что именно так и собирается поступать. После этого Мэри провели вверх по широкой лестнице, вдоль по широкому коридору, потом — опять вверх по лестнице, которая была куда уже первой, и еще через другой коридор, и еще через один… Наконец она оказалась в комнате с ярко пылавшим камином. На столике был накрыт ужин.— Ну вот, — объявила миссис Мэдлок. — Теперь ты на месте. Эту комнату хозяин отвел тебе и соседнюю — тоже. Вот тут и живи. А по остальным комнатам старайся не слишком слоняться. Очень прошу хорошо запомнить!Так Мэри и очутилась в Мисселтуэйт Мэноре. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя настолько «наоборот». Глава IVМАРТА Утром Мэри разбудили шаги. Открыв глаза, она увидела молодую служанку. Девушка нагнулась над ковриком перед камином и с шумом выгребала золу. Мэри немного понаблюдала за ней, потом обвела глазами комнату. Комната показалась ей необычной и мрачноватой. На стенах висели гобелены со сценами лесной охоты. Там под сенью деревьев стояли мужчины в охотничьих костюмах, лошади, собаки и великолепно одетые дамы. Башни замка виднелись вдали. Мэри так долго разглядывала охотничьи сцены, что под конец ей стало казаться, что она сама стоит в этом лесу вместе с нарядными дамами и мужчинами. Когда гобелены наскучили ей, Мэри поглядела в окно, которое выходило на пустошь. Там и впрямь не было ни одного дерева, а трава и низкий кустарник колыхались под ветром, как море.— Что это там? — показывая на окно пальцем, спросила она служанку.— Это-т? — проглатывая звуки на йоркширский манер, отозвалась та.— Ну да, вон там, за окном, — уточнила Мэри.— Эт пустошь, — ответила девушка. — Нравится?— Нет! — уверенно отвечала Мэри. — Она какая-то отвратительная!— Просто ты еще не привыкла, — сказала девушка с таким сильным акцентом, что Мэри поморщилась. — Ой, ты уж меня извини! — спохватилась служанка. — Сколько раз миссис Мэдлок предупреждала меня следить, как я говорю. Иначе, твердит миссис Мэдлок, тебя никто и понять-то не сможет, Марта.И, старательно выговаривая слова, Марта повторила:— Это из-за того, что ты еще не привыкла. Пустошь спервоначалу всем кажется чересчур голой и неуютной. Зато как приглядишься, тебе уж точно понравится.— А тебе-то самой нравится? — испытующе поглядела на нее Мэри.— Да, — начищая до блеска решетку камина, отозвалась Марта. — Обожаю эти места. И совсем тут не голо и не отвратительно. А весной, как начинают цвести вереск и утесник с ракитником, пустошь становится прямо невестой на выданье. Такой аромат меда стоит! И воздуху столько! Пчелы жужжат, жаворонки заливаются! Ну музыка, да и только! Да приплати мне хоть тысячу фунтов, ни за что не поеду жить далеко от пустоши!С каждым словом эта служанка удивляла Мэри все больше и больше. В Индии слуги вели себя совсем по-другому. Они были послушны и подобострастны. Хозяевам они то и дело отвешивали почтительные поклоны, называли их «милостивыми господами» и «защитниками бедных». Им и в голову не могло прийти обращаться к хозяевам словно к равным. Когда от слуг в Индии что-нибудь требовалось, им просто приказывали. Говорить им «пожалуйста» или «спасибо» тоже не было принято. Сердясь на Айю, Мэри награждала ее пощечинами, и это считалось в порядке вещей.И вот, внимательно глядя на Марту, Мэри вдруг поняла, что эту девушку она ударить бы никогда не решилась. Пухлое лицо Марты излучало радушие. И глаза у нее были очень добрые. Но чувствовалось, что она совершенно в себе уверена и нипочем не снесет молча обиды.— Какая-то ты не такая служанка, — задумчиво проговорила Мэри.— Да я и сама знаю! — весело засмеялась Марта. — Будь в Мисселтуэйте хозяйка, как в других таких же домах, меня нипочем бы не взяли сюда даже в младшие горничные. Разве что в судомойки, да и то навряд. Уж слишком я простовата. И говорю по-йоркширски, а не как принято у господ. Но тутошний дом, хоть и очень шикарный, но все здесь немного не так. Хозяйки вообще нет, и хозяина словно бы нету. Весь дом на попечении мистера Питчера и миссис Мэдлок. А мистер Крейвен или вовсе здесь не живет, или живет, но ни о чем таком вроде домашних дел и порядка даже слушать не хочет. Миссис Мэдлок по доброте душевной мне и дала тут работу. Но она мне тоже сказала: «Никогда не смогла бы тебя сюда взять, Марта, будь тут все, как в нормальных богатых домах».— Ты теперь, что же, будешь моей служанкой? — с чисто колониальной надменностью осведомилась девочка.— Я работаю у миссис Мэдлок, — уверенно проговорила Марта и вновь принялась за каминную решетку. — А миссис Мэдлок работает у мистера Крейвена, — продолжала она. — Значит, я не твоя служанка, а просто горничная в этом доме. Но если тебе будет нужно, кое в чем помогу. Только вряд ли тебе слишком уж моя помощь понадобится.— Как это не слишком понадобится? — возмутилась Мэри. — А кто меня одевать будет?Марта выронила тряпку из рук и, не вставая с колен, изумленно воззрилась на девочку.— Ты что, сама одеться не можешь?— Конечно нет! — сердито ответила Мэри. — Еще чего, одеваться самой! У меня для этого Айя была!— Значит, придется теперь научиться, — нисколько не оробела горничная. — По-моему, как раз пора. И возраст у тебя подходящий, чтобы привыкнуть о себе позаботиться. Моя матушка всегда говорит: «Прямо удивляюсь, Марта, как это в богатых семействах дети не все в дураков вырастают! Потому как их и одевают, и моют, и выгуливают чуть не на привязи, будто щенков». Так вот говорит моя матушка, и сдается мне, что она права.Слова горничной показались девочке верхом дерзости, и она возмущенно воскликнула:— У нас в Индии говорят по-другому!— Да уж по тебе вижу, что по-другому, — не оробела и на этот раз Марта. — Верно, слишком в твоей Индии много черных, а настоящих белых — совсем чуть-чуть. Я как прослышала, что к нам из Индии девочка едет, вообразила, будто ты тоже черная.Мэри от возмущения резко поднялась с подушек.— Да как ты посмела! — захлебнулась она от ярости. — Как ты только подумать могла, что я местная! Ты — дочь свиньи!— Ты на кого намекаешь? — грозно осведомилась Марта. — Не советую тебе так заноситься. И распускать язык на всякие выражения маленькой леди вроде тебя не надо. А против черных я плохого ничего не имею. В разных там книгах про них написано, что они страсть какие религиозные. И еще там пишут, что черный — такой же обыкновенный человек и даже каждому из нас брат. А я ни одного чернокожего ни разу не видела. Вот и обрадовалась. Думаю: «Эта девочка из Индии станет моим первым чернокожим человеком на свете!» Вот я сегодня утром, когда пришла разжигать камин, и прокралась тихонько к твоей постели, отогнула одеяло и стала глядеть. Но там, заместо чернокожей девочки, лежала всего-навсего ты, — разочарованно махнула рукой служанка. — И ничего интересного я не увидела. Ну какой толк, что ты из Индии, если лицо у тебя и все другое, как у всех остальных, только гораздо желтее!— Как ты посмела подумать, что я похожа на местных! — еще сильней разозлилась девочка. — Местные — это вообще не люди! Они просто слуги для того, чтобы все делать и кланяться. Ты ничего не знаешь про Индию! И вообще ни про что не знаешь!Марта слушала, не отводя от Мэри изумленного взгляда, и это вконец выбило девочку из колеи. Как же все было тут не похоже на привычный ей мир! Мэри вдруг стало себя очень жалко, и, бросившись ничком на кровать, она заревела.Марта склонилась над кроватью и ласково провела ладонью по волосам девочки.— Не надо, не надо плакать, — умиротворяюще проговорила она. — Я ведь и впрямь не слишком-то знаю про твою эту Индию. Ты уж меня извини, мисс Мэри.Кроткая эта речь с йоркширскими интонациями самым благотворным образом подействовала на Мэри. Она всхлипывала все реже и реже и наконец затихла.— Ну а теперь поднимайся, — сказала Марта, когда девочка совсем успокоилась. — Миссис Мэдлок велела подавать тебе завтрак и все остальное в соседнюю комнату. Там у тебя теперь вроде детской, ну и столовая тоже. Давай, давай, вылезай из кровати. Так и быть, помогу уж тебе одеться. Особенно если пуговица на спине и какие другие трудности.Когда Мэри наконец встала, Марта открыла платяной шкаф. Но она вынула из него совершенно не ту одежду, в которой девочка прибыла из Индии.— Не мое, — сумрачно заключила Мэри. — У меня было все черное.Но, оглядев белое пальто из толстой шерсти и светлое платье, она добавила:— Эта одежда лучше моей.— Именно в ней ты и будешь ходить, — внесла полную ясность Марта. — Мистер Крейвен велел миссис Мэдлок прикупить тебе в Лондоне новой одежды. «Не могу, — говорит, — допустить, чтобы этот ребенок бродил в черном, будто потерявшаяся душа. Тут и без того слишком мрачно. Так что, уж будьте любезны, миссис Мэдлок, купить для ребенка что-нибудь посветлее». А матушка моя, как я ей про это хозяйское приказание изложила, сразу и говорит: «Знаю, о чем мистер Крейвен подумывал. Сама страсть не жалую черного». А матушка моя в таких делах очень уж понимает.— И я ненавижу черные вещи! — тряхнула головой Мэри Леннокс.Дальнейшее было в одинаковой степени поучительно и для горничной, и для Мэри. Марта часто застегивала одежду на младших братьях и сестрах. Но никто из них не вел себя при этом столь безучастно, как Мэри. Она застыла на месте, словно руки и ноги у нее вовсе не двигались.Едва Марта справилась с платьем, Мэри как ни в чем не бывало протянула ей ногу.— Ты что, и обуваться сама не умеешь? — изумилась девушка.— Меня всегда обувала Айя. Это такой обычай, — объяснила Мэри.Ссылаться на «обычай» Мэри Леннокс научилась у слуг-индусов. Если им приказывали сделать то, чего их предки не делали, они возражали: «Такого обычая нет!» Услыхав это, хозяин, если он был хоть немного знаком с местными нравами, тут же смирялся, ибо настаивать все равно не имело смысла. Одевать дочку сахибов с головы до ног — «обычай был», и Мэри теперь просто не понимала, чему так удивляется Марта. Впрочем, будь эта девушка по-настоящему опытной горничной из хорошего дома, она бы отнеслась ко всему спокойнее. Ведь и в Англии слуги расчесывали детям хозяев волосы, расстегивали и застегивали ботинки на пуговицах или подбирали за ними разбросанные по полу вещи.Но Марта не знала всех этих тонкостей. Она выросла в йоркширской деревне с целым выводком сестер и братьев, которые сызмальства не только все делали сами, но и приглядывали за младшими. Никому из них даже в голову не могло прийти, что кто-то им должен прислуживать. Вот почему еще прежде, чем Марта повела Мэри завтракать, та отчетливо поняла, что в Мисселтуэйт Мэноре придется привыкать к совершенно иным «обычаям».— Побывать бы тебе у меня в дому, — втолковывала ей Марта. — Нас там двенадцать, а папаша приносит в неделю только шестнадцать шиллингов. Вот моя матушка и крутится каждый день, чтобы каши хватило на всех.
1 2 3 4 5