Наивысшим взлетом Каретникова была историческая поездка московского «Динамо» в Англию в первый послевоенный год. Команда страны, только что выигравшей величайшую из войн, разгромила лучших профессионалов родины футбола. Потом была первая для советских спортсменов Олимпиада в Хельсинки. Они добились сенсационной ничьей с югославами (5:5). Но там Каретников уже закатывался и скоро, после тяжелой травмы, оставил поле и перешел на тренерскую работу.
Он принял «Локомотив» на исходе зимы, когда в других командах после заграничных выступлений, после каникул и отпусков завершалась подготовка к наступающему сезону.
«Локомотив» всегда считался командой традиционно средней. В лучшую свою пору, несколько лет назад, она заняла восьмое место в первенстве страны. В прошлом году, после проигрыша на Урале, коллектив оказался на тринадцатом месте, но, как бы в компенсацию за неудачу в первенстве, завоевал право играть в финале Кубка международного Союза железнодорожников. Кубок этот разыгрывался регулярно каждые два года, однако пробиться в финал не удавалось еще ни одной советской команде.
Перед новым тренером стояла задача не только улучшить турнирное положение (дальше скатываться просто некуда), но и с особенным вниманием подойти к ответному матчу на Кубок. Соперниками наших футболистов стали австрийцы, и первую игру, у себя дома, «Локомотив» едва свел вничью (1:1). Теперь предстояла ответная встреча в Вене.
Старый заслуженный мастер Каретников прожил в спорте большую жизнь. Он понимал, что выправлять турнирное положение «Локомотива» придется постепенно, – классная команда не делается за полсезона. Для этого требуются годы. Но – Кубок! Ответную игру не отодвинешь. Что ждет «Локомотив» в Вене? Для австрийцев ничья на чужом поле почти равна победе. А для матча дома они готовились всю зиму. По сообщениям газет, австрийский клуб нынче значительно усилился за счет слияния с другим клубом и получил могущественного покровителя в лице какого-то промышленного магната. В команду сразу же был приглашен западногерманский тренер, в линии атаки появился известный Фохт, бывший профессионал, еще в прошлом году входивший в десятку лучших европейских футболистов. Ясно, что у себя дома австрийцы готовятся учинить гостям разгром. Фохт, говорят, не уходит с поля, не забив своего обязательного гола.
Играть в Вене (как и вообще выбегать на поле) Скачкову уже не «светило». Всю зиму он занимался с группой подготовки. Однако к нему домой неожиданно нагрянул сам Каретников, только что назначенный тренером. Они долго говорили, и Скачков поддался уговорам. На юг, куда «Локомотив» недавно отправился готовиться к сезону, он улетел вместе с новым тренером.
Чтобы наверстать упущенное для подготовки время, Иван Степанович закрутил гайки: тренировки стали проводиться по три раза в день. Само собой, резкая перемена режима пришлась кое-кому не по душе и в первую очередь Комову и Сухову, «боярам», как исподтишка называли их в команде.
Каретников ставил на место всякого, кто слишком мнил о себе. В ответ те с первого дня повели с наставником команды тихую войну.
Положение «бояр» в команде было прочным, многолетним. Комов завоевал его жесткой игрой на подступах к воротам и пушечным ударом с правой (штрафные в «Локомотиве» бил только Комов), Сухов же был знаменит своим рывком, превосходным дриблингом и умением забивать самые необходимые, самые ценные голы, как, например, ответный гол в домашнем матче с австрийцами.
Сегодня, после досадного проигрыша «Торпедо», выдержка изменила Каретникову, и он, обычно ровный и невозмутимый, неожиданно сорвался. Скачков не видел в этом ничего удивительного, Иван Степанович уже достаточно присмотрелся к «боярам». На южных сборах и потом, пока играли на чужих полях, Комов с Суховым вели себя так, словно никакого тренера в команде не было и в помине. Очень часто тот и другой могли посреди тренировки улечься на траву, задрать ноги: дескать, пускай вкалывают те, кому нужно учиться. Они демонстративно опаздывали на тренировки, возвращались в гостиницу позже назначенного часа. Во всем их поведении чувствовалось сознание безнаказанности, заступничества сверху. Они и не скрывали, что терпят своеволие нового тренера лишь до возвращения домой, где «обломают ему рога».
Иван Степанович принял команду в Батуми, на южном сборе, и на «чистилище» оказался впервые лишь вчера, когда обсуждался состав и давалась установка на сегодняшний матч с «Торпедо». Против ожидания, заседали без шума, первые проигранные матчи на чужих полях рассматривались как следствие раскачки. Об атмосфере в коллективе не поминалось вообще, хотя о том, что у Каретникова с командой сразу не заладилось, знали все, в том числе и Рытвин. Скачков догадывался, что начальник дороги успел поговорить с надменными бунтовщиками и распорядился склоки пока не затевать. Для склок попросту не оставалось времени. Но не переставали поглядывать на тренера, как на будущую жертву.
Комов, раздетый, в одних плавках, сидел у самых ног стоявшего над ним Ивана Степановича. Похлопывая ладошками по висячим мясистым ляжкам, он обратился к Сухову и насмешливо показал наверх:
– Слыхал, Федюнь? Учиться предлагают. Значит, он на ворота прет, по голу лупит, а я к нему с букетиком: дескать, пожалуйте, ах, как приятно!
– Не паясничайте Комов, – бесцветным голосом проговорил Иван Степанович, раскаиваясь, что все же не сдержал себя и сорвался на крик. Что толку кричать? Криком тут делу не поможешь.
Интонация в голосе тренера подбавила Комову напора.
– Конечно, – выразительно подхватил он, сковыривая прыщик на ноге, – некоторым… которые в команде без году неделю, – им плевать на «Локомотив». Сгорит «Локомотив» – приклеятся еще куда-нибудь. Без хлеба не останутся, команд полно.
Это был открытый вызов, откровенный бой. Иван Степанович сидел с опущенной головой. Немолодой человек, он унизительно сознавал, что судьба его зависит от прихоти обыкновенного хулигана, каким Комов был и в жизни, и на футбольном поле (сегодня в игре он несколько раз грубо сбивал Полетаева с ног, приговаривая: «Это тебе не в сборной!»).
– Кома! – по-капитански прикрикнул Скачков. – Развыступался!
– А что Кома? – вступился Федор Сухов. – Кома дело говорит. Как будто он для одного себя… Игра же! И гол бы схлопотали. Что ты, Полетая не знаешь? Ляпнул бы и – тащи рыбу из сетей!
Двое всегда сильнее одного, и Комов с Суховым постоянно держались неразлучной парой. Особенно на «чистилищах» – там они говорили от лица команды, как в прошлом году…
Но на кого они рассчитывают в этот раз? На Маркина? Или на него, капитана Скачкова? Ну уж, дудки! У «Локомотива и без того репутация —«катафалка для тренеров».
В дверь раздевалки робко постучали, затем она приоткрылась, и в щели показалась багровая физиономия толстоплечего мужчины в тренировочном костюме – массажист Матвей Матвеич.
Раздосадованный помехой Иван Степанович сердито дернул головой:
– Что там еще?
Массажист делал беспомощные движения руками, показывая в коридор, себе за спину:
– Там Рытвин… Я не пускаю… Он понимал, что влез не вовремя.
– Рытвин? – Иван Степанович на мгновение смешался. – А что ему понадобилось в раздевалке? Извинитесь и скажите, что у нас совещание… разбор игры. Да, разбор. И никого не пускайте.
У Скачкова опустились руки, он откинулся: ну, будет гром! Ведь Рытвин же, никто другой…
От него не укрылось, как взглянули друг на друга Комов с Суховым и потаенно усмехнулись: в запальчивости тренер сам копал себе могилу. Прежде Рытвин мог входить в раздевалку когда вздумается, и футболисты, с которыми начальник дороги был запанибрата, пользовались этим во всю: квартиру ли сменить, машину получить без очереди, – все решалось здесь, в раздевалке, между двумя одобрительными шлепками начальственной руки по влажной спине еще не остывшего игрока. Каждый выигрыш действовал на Рытвина возбуждающе, и для футболистов «своей команды» у него ни в чем не было отказа.
«Плохо дело», – помрачнел Скачков. Он знал, что тренерская судьба Каретникова не сложилась, – до «Локомотива» он переменил немало мест и нигде не сумел прижиться. По рассказам, Иван Степанович плохо жаловал как раз покровителей: подсказчиков, советчиков из всякого начальства. А их же пруд пруди вокруг любой команды! Казалось бы, в «Локомотиве» он должен был бы всеми силами держаться за свое место, а выходило… Выходило, что Каретников предпочитал менять места, но не характер!
У служебного подъезда западной трибуны еще урчал сверкающий автомобиль оскорбленного начальника дороги, а к массажисту приблизился еще один посетитель – Брагин, из газеты. Всей душой болея за команду, журналист специально приезжал весной на юг, был на нескольких контрольных матчах перед началом первенства. С Каретниковым он объяснился сразу же, и тренер сказал ему так: «Мы ведь вас, газетчиков, как различаем? Если только похваливает – значит, до нас ему дела нет. А ежели ругает, да еще сердито, в сердцах, то вот этот за нас!» Брагин обрадовался: «Правильно! Я очень рад. Очень!» В те дни он организовал в газете выступление Каретникова. Дав понять о нездоровой обстановке в коллективе, новый наставник неожиданно похвалил резерв команды (хотя дублеры в прошлом году заняли предпоследнее место) и пообещал любителям футбола, что в новом сезоне «Локомотив» будет сражаться за место в десятке лучших команд страны. Кроме того, не сбрасывался со счетов и Кубок международного Союза железнодорожников.
Потому-то в день открытия сезона стадион не мог вместить всех желающих увидеть собственными глазами, как стала выглядеть команда…
Журналист, уже немолодой, но легкий на ногу, со спортивной выправкой, летел по коридору, привычно направляясь к знакомым дверям. Он на ходу листал блокнот и не глядел под ноги. Наткнувшись на массажиста, глыбой стоявшего у входа, Брагин удивился:
– Что? – и показал на охраняемую дверь. – Нельзя, что ли?
Матвей Матвеич нехотя разнял на выпуклой груди тоскующие руки и отворотил расстроенное лицо. Кроме Рытвина он завернул от дверей раздевалки директора домостроительного комбината Феклюнина, городского военкома Цыбина, директора завода точных приборов Маслова, еще несколько человек.
За спиной массажиста, в раздевалке, сшибались беспорядочные бешеные голоса.
Журналист прислушался и понимающе поджал губы. Здоровье любой команды в том, что она не скандалит после проигрыша, не травит виновного, а просто устанавливает причину поражения с тем, чтобы больше ее не повторять.
– Хм… – проговорил Брагин. – Такие, значит, дела? Жаль, но делать нечего. Ладно. Потом.
И ушел, засовывая блокнот в карман пиджака. Матвей Матвеич, снова скрестив руки, привалился к косяку. За дверью, все нарастая, бушевал скандал.
– Ты! – орал Сухов на Владика Серебрякова, центрального нападающего. – Других судишь, а сам? Все водишься, все сам хочешь забить. Пасовать надо!
Оттопырив губу, Владик дунул вверх, убирая с глаз свалившиеся волосы. Он недолюбливал хамоватого Комова, а вместе с ним и безвольного выпивоху Сухова.
– Пасовать? – спросил он – А кому? Тебе? На портвейн поменьше налегай, тогда и пас получишь. Ноги переставлять скоро разучишься.
Кто-то, не удержавшись, фыркнул, – кажется смешливый, легкий в общении Виктор Кудрин.
– Ты, подонок! – завопил, вскакивая на ноги, Сухов. Скачков со своего места прикрикнул на него:
– Федор, а ну-ка сядь. Сядь, говорю!
Уступая, Сухов неохотно воротился и принялся распускать шнурки на бутсах. Руки у него дрожали.
– Всякий еще мне будет… – бурчал он, бросая на Владика непримиримые взгляды.
– Да отстань ты! – отмахнулся тот, удобнее вытягивая ноги. Забыв о расшнурованных бутсах, Сухов медленно разогнулся. На бледном рыжеватом лице стали заметны все веснушки, глаза остекленели. Скачков знал, что если его сейчас не остановить, он разразится громкой бранью.
– Федор, – вмешался он, – нечего там. Слышишь? Да слышишь ты, я говорю!
Авторитет Сухова в команде складывался годами, и тренеры соперников, давая своим установку на игру с «Локомотивом», обязательно выделяли для него специального опекуна. Если бы Федор сам не губил себя, давным-давно играть бы ему в сборной. В прошлом году именно он спас игру с австрийцами, с блеском забив ответный гол на глазах всего ликующего стадиона. Мог ли он вынести оскорбительное отношение к себе какого-то мальчишки, который лишь пробуется в основном составе?
Подчиняясь властному окрику капитана, Сухов с неохотой, но покорился. Со Скачковым они были одногодками и футболистами одинаковой судьбы: одновременно пришли в «Локомотив» из заводской команды, в одном сезоне перевели их из дублеров в основной состав.
Цепляясь ногой об ногу, Сухов скинул расшнурованные бутсы, стал стаскивать футболку. Серебряков со своего места следил за ним из-под насмешливо прикрытых век. Авторитет Сухова не оказывал на него ни малейшего воздействия: парнишка был зубастый. Ершились и другие ребята. По сегодняшнему настроению в раздевалке Скачков чувствовал, что ребята, хоть и молчат, уставившись себе под ноги, но настроены решительно. Еще немного – и взорвутся. Бесконечные загулы закадычной развеселой пары надоели всем. На поле выйдут – ног не волокут. Заменят их – тренеру от Рытвина накачка. А отдуваться-то за них в игре кому приходится?
Давнишний, бессменный капитан команды Скачков хорошо знал каждого из цепочки игроков, выбегающих за его спиной на поле. Сегодня, кажется, настал момент для разговора, – накопилось. В самом деле, сколько можно испытывать терпение тренера и команды? Вот в Тбилиси. Летели трудно, около суток ждали погоды в аэропорту. В гостинице, едва раздали ключи от комнат, ребята сразу пошли отдыхать, а Сухов с Комовым удрали в город, – (Арефьич заметил – вернулись после полуночи). Назавтра, в матче, все вылезло наружу. «Советский спорт» в отчете писал, что голы соперники забили, прорываясь по прямой, где между двумя центральными защитниками как бы была постелена ковровая дорожка для нападающих.
1 2 3 4 5 6 7 8