Все мое дурное самочувствие испарилось, остался лишь налет почти
приятной усталости и легкого оцепенения, который в случае надобности я мог
бы стряхнуть. Надобности такой, однако, не возникло, и я был благодарен за
притупленность чувств, которую заботливо дарует иногда дух или тело. Для
полной безмятежности недоставало лишь хорошей порции жаркого. Но сперва
дела.
- Отчего бы не заказать сейчас билеты? - сказал я, ощущая нетерпение.
Кора улыбнулась и кивнула.
- Давай. Я не передумала.
Я спарил разъемы, которые включали нас в информационную сеть
побережья и всего мира, и вернулся в помещение, где стоял компьютер.
В заказывании билетов нет ничего особенно сложного или экзотического.
По сути надо лишь соединить мое информационно-обрабатывающее устройство с
аналогичными устройствами авиалиний и банка и передать указания, сколько
людей, куда и каким классом летят.
Однако...
Это произошло после того, как с делом было покончено. Можно было
протянуть руку и выключить компьютер. Но вместо этого я продолжал смотреть
на экран дисплея, чувствуя приятное удовлетворение, что билет...
Билет?
Очевидно, я замечтался, сперва подумав о билете и о том, что следует
за подобным решением, затем о точной, слаженной работе самой машины,
которая все это делала возможным, и наконец...
Я вроде бы слышал, как Кора меня окликнула - самым обычным тоном,
едва ли требующим ответа. Потом я увидел сон наяву.
Мне казалось, будто я с головокружительной скоростью несусь вдоль
темных и ярких линий; словно безумный аттракцион - вверх, вниз, по
какой-то знакомой местности, на территории мозга или духа, где я уже бывал
в предыдущем воплощении, а может, вчера, в момент забывчивости. Там, в
конце пути, держали в заточении часть моей жизни. Ее окружали стены,
преграждающие мне дорогу, и беззвучно затряслись вокруг сирены, когда я
попытался найти проход...
- Дон! Что с тобой?
С порога на меня смотрела Кора. Я выдавил улыбку.
- Замечтался о доме, - сказал я, стряхивая оцепенение сна, потер
глаза и зевнул.
- На секунду мне показалось, что ты уснул или...
- ...отключился? Ничего подобного. Я знаю, что тебя надо периодически
кормить. Одевайся и...
Тут я внезапно заметил, что она уже в синей запахивающейся юбке и
красной блузке.
- Дай мне пять минут, и мы сойдем на берег в поисках протеина.
Она улыбнулась. Я выключил терминал.
Возвращение домой все еще согревало душу.
Кликлик.
В Детройте мы пересели на самолет до Эсканобы, что на северном берегу
Мичигана. Яркое зеркало озера, по крайней мере вдоль береговой линии,
словно конфетти было усеяно парусниками - меня будто током ударило. И чем
ближе становилось мое пасторальное детство, тем больше наплывало
воспоминаний. Я постоянно указывал Коре то на одну, то на другую
достопримечательность, занимательные истории сами собой возникали в голове
и просились с языка.
Багажа у нас не было - только сумки через плечо. Сойдя с самолета, мы
сразу взяли напрокат машину и по автостраде 41 поехали вдоль берега к
северу, к выезду из города. Солнце нанесло по зеркальной поверхности озера
скользящий удар, и тотчас, словно трещины в стекле, побежали волны. Через
несколько миль мы свернули на шоссе Джи-38 к Корнеллу. Темно-зеленый
косматый горизонт казался удивительно близким, и мое воображение, опережая
события, устремилось вперед.
- Все же я думаю, что надо было предварительно позвонить, - уже не в
первый раз сказала Кора. - За пять лет многое могло измениться.
Пять лет?.. Неужели так долго меня не было дома? Я выпалил цифру не
задумываясь. Так сколько же лет прошло? Ни в прошлом, 1994, ни в
позапрошлом году я Флориду не покидал, точно. В 1992... Я не мог
припомнить, что делал в девяносто втором.
- Знаешь, я немного боюсь знакомства с твоими.
Дорожный указатель обещал Багдад через 15 миль после Корнелла. Как
мне и подсказывала память.
Я повернулся к Коре.
- Тебе нечего бояться, все будет хорошо.
Да и как иначе? Чем ближе мы подъезжали к Багдаду, тем меньше я
беспокоился о дальнейшем. Главное... я улыбнулся... главное, что мы
вместе.
Крошечный Корнелл, очевидно, за несколько лет сильно изменился - я
ничего не мог узнать. Но шоссе в окружении высоких деревьев, старая
железнодорожная ветка, водонапорная башня там или сям - все было до боли
знакомо.
- А вот это что-то новое, - сказал я помолчав.
Бензоколонка на краю Багдада оказалась маленькой и обветшалой, а не
крупной станцией от "Ангро энерджи", которую я так отчетливо помнил. У
въезда стоял новый знак: "Багдад. Нас. - 442".
Я притормозил до требуемых 30 миль в час и поехал по единственной
дороге, которую в черте поселка с известной натяжкой можно было бы назвать
улицей. Незаасфальтированные дорожки, поросшие кое-где травой, развалюхи
сараи и скособоченные домики с облупившимися фасадами...
Беда была в том, что эта улица не имела ничего общего с той, которую
я помнил. Впрочем, возможно, на другой стороне поселка...
Ее мы достигли неприятно быстро. Промелькнуло последнее здание, и
начались поля.
Население - 442.
Нет, не может быть. В детстве меня окружало некое подобие если не
столичной жизни, то уж во всяком случае мира, в котором существовали
города, - не эта богом забытая дыра. Я помнил... что-то большее. Где
красная кирпичная школа с покрашенными в черный цвет пожарными лестницами,
где белая церковь со шпилем, театр с большим шатром? Где дом моих
родителей?
Я вел машину, рассеянно глядя по сторонам, и Кора, наверное,
догадалась, что что-то не так. Вернее, то, что все это время было не так,
теперь обрело конкретную форму.
Я затормозил, прижавшись к правой обочине, развернулся - движения,
собственно, не было никакого, даже сейчас, в разгар лета, - и медленно
поехал назад, в ту часть, которую условно можно было бы назвать центром.
Мимо проплыли старые фасады четырех магазинов, совершенно мне не знакомых.
"Кафе". Хорошая идея. Я припарковал машину - с таким же успехом можно
было оставить ее посреди улицы - и мы зашли в кафе.
Кроме нас, посетителей не было. Мы сели у стойки и заказали
охлажденный чай. День выдался жаркий, и, наверное, неудивительно, что я
вспотел.
- Вы не знаете здесь в округе семью Белпатри? - спросил я усталую
официантку с голубым лаком на ногтях.
- Кого?
Я повторил по буквам.
- Нет. - В этой женщине - владелице или совладелице кафе -
безошибочно угадывался старожил. - Вроде, в Перронвиле есть Беллы, -
добавила она.
Мы не спеша пили чай и наблюдали за отвратительно опытной мухой,
залетевшей за стекло на кокосовый орех, украшавший что-то сухое и желтое.
Я не хотел смотреть на Кору и на ее ни к чему не обязывающие фразы отвечал
односложным мычанием.
Расплатившись, мы сели в машину и медленно поехали по шоссе к югу. Я
внимательно всматривался в боковые улочки - ничего. Все выглядело
совершенно иначе.
На краю поселка я свернул на заправку и залил бензин. Подзарядкой
здесь и не пахло - так далеко на север от Солнечного пояса электромобили,
как видно, не дошли. А на новой станции "Ангро", которую я, вроде бы,
помнил - действительно помнил! - устройства для подзарядки были.
Заправщику пришлось выдержать ту же серию вопросов о семействе
Белпатри. Увы, эту фамилию он слышал впервые.
Не успел я завести двигатель, как Кора спросила:
- Ты помнишь улицу, на которой стоял твой дом?
- Конечно. Беда лишь в том, что это ложная память.
Я был потрясен открытием - да. Но не до такой степени, как можно было
ожидать. Где-то глубоко внутри я все время знал, что и запечатленный в
памяти дом, и мое детство - изощренная ложь. Важно было приехать сюда и
убедиться. И главное, чтобы при этом рядом была Кора.
- Конечно, я помню улицу и дом. Но они не в этом городе. Улицы
другие, и дома другие, и люди... А все, что я вижу вокруг, - я этого не
помню. Я никогда в жизни не был в Багдаде.
Наступило молчание.
- А может, их два?.. - произнесла Кора.
- Два города с одним названием? Оба в Мичигане, оба в нескольких
милях к северо-востоку от Эсканобы по одной дороге? Причем дорогу я помню,
все сходится. Все до края поселка. Потом... словно вживили что-то
чужеродное.
В географии или в памяти - не знаю...
- А твои родители, Дон? Если их здесь нет...
Они по-прежнему стояли у меня перед глазами, но не близкие, а будто с
киноэкрана или страницы книги. Мама и папа. Милейшие люди.
Я больше не хотел думать о родителях.
- Ты нормально себя чувствуешь?
- Нет, но... - Я понял, что в каком-то отношении мне сейчас даже
лучше, чем там, во Флориде, без единого облачка на горизонте. - Вернешься
со мной во Флориду?
Кора хихикнула - видимо, от облегчения, что я держу себя в руках.
- Да уж. Честно говоря, не хочется остаток отпуска проводить здесь.
Я выехал на знакомое шоссе. Прощай, Багдад, вор моей юности.

3
Закат и вечерняя звезда, горизонт, увенчанный гирляндой увядших
роз...
Нам повезло с рейсом на Детройт и недолго пришлось ждать самолета до
Майами. Кора попросила меня сесть у иллюминатора, и я наблюдал, как
чернильную тьму прокалывают светящиеся колодцы звезд.
- Ты не собираешься обратиться к помощи, когда мы вернемся?
- К чьей помощи? - спросил я уже догадываясь. - И по какому поводу? -
догадываясь и об этом.
- Тебе нужен врач, разумеется. Специалист по подобным вопросам.
- Думаешь, я сумасшедший?
- Нет. Но мы оба знаем, что-то у тебя определенно не в порядке. Если
автомобиль барахлит, его показывают механику.
- А если правый глаз обманет тебя?
- В роль Эдипа можешь не входить. Я говорю о психиатре, а не о
психоаналитике. Предположим, какое-то повреждение органического
характера... Куда-нибудь давит осколок кости - последствие твоего
несчастного случая - или что-нибудь в этом роде.
Я долго молчал. Ничего лучшего в голову не приходило, однако...
- Просто душа не лежит, - признался я.
- "И остается лишь разгладить эту прекрасную пустоту", - почти что с
горечью сказала Кора.
- Что?
- "Тихая Лета - моя обитель. Я никогда, никогда, никогда не вернусь
домой!" Сильвия Платт. Из поэмы об амнезии. Предпочитаешь жить без памяти?
- За цитатой у преподавателя литературы дело не станет, - пробормотал
я, но последняя ее фраза мне не понравилась.
Нельзя попросту забыть о поездке в Мичиган и вновь соскользнуть в
счастливое неведение, сказал я себе. Нет. И тут же опять пришло странное
чувство - а может, отмахнуться от всего этого и плыть по течению, никогда,
никогда, никогда не возвращаясь домой?..
Мне стало страшно.
- Ты знаешь хорошего специалиста в этой области?
- Нет. Но, безусловно, найду.
Я потянулся и тронул ее за руку. Наши глаза встретились.
- Хорошо, - сказал я.

Кроме плавучего дома у меня на Флорида-Кис есть собственная квартира.
Но мы остановились в гостинице в Майами, где выбор врачей значительно
шире. Кора сразу же села на телефон и разыскала приятеля одного знакомого,
каким-то образом связанного с администрацией медицинского института. По ее
теории, надо обращаться к тому специалисту, к которому приходят с
собственными проблемами другие врачи. Через несколько часов после нашего
приезда я был записан на прием к психиатру, доктору Ралфу Даггетту, на
следующее утро.
Словно готовясь к предстоящему испытанию, мое подсознание услужливо
высыпало калейдоскоп снов. Из-за бензоколонки в какой-то дикой глуши
выглянул Малыш Уилли Мэтьюс, предупредил меня, что следующий полет в
самолете добром не кончится, и превратился в медведя. Кора, раздевшись,
чтобы легче было залезть в мой домашний компьютер и починить его,
объявила, что на самом деле она - моя мать. А когда я - во сне,
разумеется, - пришел в кабинет психиатра, в засаде за столом поджидало
толстое черное чудище.
Настоящий психиатр, с которым я встретился, в подобающее время
проснувшись, побрившись и позавтракав, оказался вовсе не таким страшным.
Доктор Даггетт был радушным обаятельным мужчиной лет сорока, невысокого
роста, скорее плотно сколоченным, чем полным, - этакий лощеный хоббит,
увеличенный в размере. Пока у нас шел ни к чему не обязывающий разговор о
причинах, побудивших меня к нему обратиться, Даггетт с непроницаемым лицом
профессионального картежника изучал лежащую перед ним на столе медицинскую
анкету, которую я только что заполнил. Собственно, изучать там было
нечего. Насколько мне известно, всю жизнь я был до отвращения здоров.
Доктор передал анкету медсестре для введения в компьютер, а сам
уставился мне в глаза, подсвечивая маленькой лампочкой. Он
поинтересовался, часто ли мучают меня головные боли, а я мог припомнить
лишь недавний приступ в плавучем доме. Даггетт проверил мои рефлексы,
координацию движений и артериальное давление. Наконец усадил меня на
неудобный стул и развернул над спинкой и моей головой стереотактическую
раму, а сестра вкатила аппарат КОГ-ЯМР (компьютеризованная осевая
голография посредством ядерно-магнитного резонанса) для сканирования
мозга. В отличие от рентгеноскопии новая методика, появившаяся в последние
годы, давала голографическое изображение исследуемого органа - вне поля
вашего зрения, если вы брезгливы, и на виду, если вас от этого не тошнит.
К счастью, мой психиатр оказался современных взглядов, а я - не из
брезгливых. Сначала он рассматривал изображение за складным экранчиком, но
по моей просьбе его убрал.
Серо-розовый цветок на толстой ножке (прежде никогда не приходилось
лицезреть собственный мозг).
1 2 3 4