А потом, конечно, убил.
Глаза Спайдо выкатились из орбит сильнее, чем если бы он попробовал «Микстуру из Лотоса номер пять».
– Вы это с ним сделали?
– Только потому, что он был другом. – Гар отвел взгляд. – Когда мы росли, он говаривал, что надеется умереть от кровоизлияния в мозг, когда будет резвиться с влюбленными тройняшками. Я подумал, что он оценит иронию удара.
– Понимаю, сэр. Он здорово умел иронизировать.
«Например, иронизировать, наблюдая за тем, как толстозадый служка становится убийцей». Хингу-трашаншао снова взглянул на Спайдо.
– Итак, ты действительно провел какое-то время в Армбрассе. Однако, насколько я понимаю, ты преувеличил свои успехи в обучении для того, чтобы тебя послали со мной в качестве мономага. Почему ты захотел меня сопровождать?
– Ну, сэр, это долгая история…
– …которую ты сейчас кратко и ясно изложишь…
– …но излагая в краткой и ясной форме – это моя судьба, видите ли, сэр.
– А, твоя судьба. Давай попытаемся еще разок, на этот раз не такими скупыми словами, а?
– Да, сэр. Видите ли, сэр, я из Торфея, а это просто маленькая деревушка. И большинство мужчин ушли сражаться под знаменами принца Рэнго, но в их отсутствие появился один человек, называющий себя Долоникус Великодушный, и стал называть себя мэром, каковым не являлся, поскольку последний мэр ушел воевать и его церемониальный меч не вернулся на место, поэтому с тех пор нового мэра у нас не было, хоть старый и умер, понимаете ли, сэр.
– У вас в Торфее все говорят так, как ты?
– Только те из нас, кто получил какое-то образование, сэр. Дальше, этот Долоникус, по словам матушки, которая регулярно мне пишет – ну, понимаете, она-то сама писать не умеет, но находит кого-то, кто пишет для нее, – раньше сражался на стороне Каларана. Теперь он называет себя Правителем Торфея, и мне предназначено судьбой победить его и выгнать из нашего городка.
Убийца поднял брови.
– Ты используешь термин «судьба», словно это синоним слов «намерение» или «желание».
– Прошу прощения, сэр, но это именно моя судьба. Я слышал пророчество, видите ли, сэр, и знаю, что оно относится ко мне. Поэтому мне необходимо быть уверенным, что я выполню его правильно, чтобы все вышло как надо.
«На крыльях стремительной смерти
Он вниз на владыку слетел,
И вы, угнетенные, верьте,
Он игу положит предел».
– Это и есть твое пророчество?
– Ну, не все целиком, сэр, но та часть, которая относится к вам, сэр.
– Ко мне?
Спайдо уверенно кивнул.
– Я это сам сообразил, сэр. Понимаете, «иго» немного рифмуется с «хингу», и я приеду в Тор-фей с вами, с хингу смерти.
– А тебе известно, что «хингу» на древнетер-меанском означает смерть?
– Нет, сэр, но благодарю вас, сэр, потому что, несомненно, вы и есть тот, кто мог бы быть смертью Смерти, если вы не обидитесь на меня за эти слова, сэр. – Спайдо потер руки. – А теперь, чтобы прибавить сюда и остальное, вот четверостишие, которое я не понял:
«Жизни цветок,
Взращенный в любви без надежды,
Богини-жены воплощенье,
Победу ему принесет.»
– И это тоже часть твоего пророчества?
– Да, сэр. – Спайдо гордо улыбнулся. – Я все пытался понять, какую богиню мне надо уложить в свою постель, сэр.
– Трудное дело – быть героем.
– Наверное, так оно и есть, сэр. «Особенно если твое пророчество является одним из пропагандистских произведений в поддержку принца Рэнго». В соответствии с правилами хингу, которые Гар усвоил с пеленок, он собирал все сведения, какие только мог найти, о Джорде Индере. В обычном случае собранная им информация использовалась бы для того, чтобы подобрать для жертвы подходящий вид смерти, но Гар только хотел понять, что такого нашла Домино в стройном светловолосом поэте.
До того как Гар начал собирать сведения о Джорде, он никогда не изучал поэзию. Даже после своих исследований он не мог с уверенностью сказать, из чего состоит искусство поэта, но хорошо знал, что ему нравится. Некоторые из мэтров сделали анализ произведений Джорда – и погубили его работу с мастерством, достойным хингу-дана, – но его стихи вызывали в душе Гара такой отклик и наполняли таким покоем, что он был удивлен. Слова Джорда дышали чувством, он ткал свои стихи из чувств. Они трогали душу, а во время восстания против Каларана зажигали сердца людей, и они стаями стекались под знамена Рэнго.
Стихотворение, которое цитировал Спайдо, было одним из самых непонятных и темных стихов, приписываемых Джорду. Говорили, что он твердил его по кусочку, день за днем, в забытьи лихорадки, заточенный в одну из темниц Каларана. «День воина» приобрел пророческий смысл. Различные строфы ассоциировали с теми, кто пришел на помощь Рэнго, и Спайдо верно определил строфу, которую часто связывали с самим Гаром.
Вторую строфу, которую цитировал чародей, обычно считали намеком на любовь Риссы к Рэнго. Она также частично подходила к той встрече, которая произошла у Гара по дороге в ущелье Барду с Анакроном, но Джорд не мог о ней знать, потому что она произошла намного позже того, как это стихотворение разошлось по всей стране. Гар сомневался, чтобы лихорадка наградила Джорда способностью к ясновидению, а стихотворение было настолько непонятным, что любой человек мог толковать любую его часть как угодно, как это сделал Спайдо, – но некоторые строфы приводили его в смущение, когда он размышлял о том, что они могли значить для него.
Гар начал было объяснять Спайдо его ошибку, но уверенность и счастье в глазах парня остановили его. До войны, когда он еще служил Каларану и Удан Канну, он с радостью лишил бы Спайдо этой уверенности, но теперь не мог. Прежде он порицал бы молодого человека за то, что ему не удалось стать хингу-даном, но теперь он смог почувствовать уважение к мужеству, которое потребовалось толстому мальчику, чтобы покинуть горы и прийти в Армбрасс. Такое мужество заслуживало награды, по крайней мере не стоило его ломать.
– Спайдо, могу ли я узнать, каков твой план освобождения Торфея?
Улыбка юноши увяла, он даже несколько сжался.
– Я думал, сэр, что мы могли бы отклониться от края пустыни и пройти кружным путем через горы к Торфею, а потом идти в Джелфейт.
– Невозможно, мы должны выполнить поручение.
– Я это знаю, сэр, но я думал…
– Думал ли? – Гар надел на лицо маску невозмутимости. – Я сказал Рэнго, что мы поедем прямо в Джелфейт, без промедления. И не могу отклоняться от курса.
– Но, сэр, здесь ходят слухи о бандитах, по всему северу страны и выше, до самого Озерного края.
– Всегда существуют способы расправиться с бандитами.
– Знаю, сэр, но у меня нет с собой столько веревки.
– Рассуждай, как хингу-кун, Спайдо. Мне не нужна веревка.
– Прошу прощения, но вы не сможете их повесить, ведь у меня нет веревки. Гар покачал головой.
– Что делает повешение?
– Убивает их, сэр.
– А поточнее?
– А, убивает их до смерти, сэр.
– Мы говорим с точки зрения методологии, а не философии, Спайдо. Что делает повешение с их телами?
– Ну, за исключением таких высоких людей, которые могут достать до земли, они ломают шею.
– Хорошо, Спайдо. – Гар выбросил вперед указательный палец левой руки и выполнил укол «Железный Шип», разрубив пополам подвернувшуюся стрекозу. – Хингу-Грашан-шао известно триста двадцать три способа сломать человеку шею, исключая те методы, которые требуют осадных машин или бренди тридцатилетней выдержки и пипетки альбумина из вареного яйца.
– Вы хотите сказать, сэр, что бандиты нам не страшны?
– Вот именно. А в соответствии с моими обязательствами в качестве вассала принца Рэнго долг повелевает мне убивать бандитов.
Спайдо на секунду глубоко задумался, потом кивнул.
– Прошу прощения, сэр, но разве нет вероятности, что кто-то из врагов узнает о ваших планах двигаться от Даннских Провалов к пустыне Рахобан и далее в Джелфейт и устроит засаду, подстерегая вас на этом маршруте?
– Как подстерегли меня те фермеры? Спайдо нахмурился.
– Я вас хорошо понял, сэр, но как вы и говорили о четвертом из этих тринадцати правил…
– Тринадцати Истин.
– Вы совершенно правы, сэр, при всех этих теориях, и реальности, и так далее, не имеет ли смысла двинуться по другому маршруту, чтобы избежать возможных неприятностей?
Гар на секунду задумался, и некоторые из опасений, которые не давали ему покоя во время подготовки к путешествию, нахлынули на него с новой силой.
– Хотя твое предложение имеет свои преимущества, в этом варианте ты сам являешься для меня проблемой.
Бледный Спайдо покачал головой.
– Я не доставлю вам никаких хлопот, сэр.
– Вот как, но разве ты не должен докладывать принцу Рэнго о наших передвижениях?
– Да, сэр, но…
– Но?..
– Ну, сэр, если говорить грубую правду, я играл в покер со Сквиллом, Рольфусом и Пиггоном ночью накануне того дня, когда все мы были вам представлены, и, если бы у них был хоть один ум на троих, я бы его у них выиграл еще в самом начале вечера. Я подумал, сэр, что буду обманывать их насчет того, где мы находимся.
– Но ты не сможешь провести Рэнго.
– Прошу прощения, сэр, но ведь я же здесь, а он там и считает, что я – хингу-кун.
– Ты прав.
– Так что видите, сэр, мы можем отклониться от маршрута, а я мог бы посылать им отчеты, будто мы движемся по тому же пути. И вы должны признать, что для любого, кто будет ждать вас в засаде, это будет сюрпризом. Немного дольше получится, конечно, но дело стоит того.
Гар почувствовал в желудке спазмы. «Я не могу позволить себе задержаться дольше». Дольше означало, что он еще больше времени проведет вдали от Домино. Хотя он знал, что она никогда его не полюбит, пока жив Джорд, она зажигала в нем искру, от которой загорались его чувства. Если бы он не научился уважать других людей, когда стал уважать ее подвиги, несмотря на пол, он никогда бы не смог с уважением отнестись к мужеству Спайдо. Быть с ней в разлуке, как ни больно ему было находиться возле нее, – с этим он не мог примириться. Ни ради того, чтобы сделать путь более легким, ни ради того, чтобы избежать встречи с врагами, он не может продлить разлуку.
– Нет, Спайдо, мы поедем, как планировали. Колдунец покачал головой.
– Жаль, сэр, но я понимаю. И все же позволить машинам-убийцам Долоникуса опустошать землю…
Гар резко поднял голову.
– Машинам-убийцам?
– Ну, на самом деле это животные, сэр. У него их трое, по словам матушки, которая умеет считать только до четырех с половиной после того несчастного случая с ножом мясника. Она называет их «Ужасно Когтистые Быстрые Охотники»…
– У твоей матери богатое воображение… Спайдо – твое настоящее имя? Колдунец застонал.
– Ни к чему вам это знать, сэр. Во всяком случае, эти твари очень быстрые, и у них серповидные когти, по одному на каждой из двух задних ног. И они покрыты сверкающими перьями и имеют множество зубов. Долоникус использует их для охоты на оленей и лосей, и они могут повалить лошадь, и действуют стаей, и перекликаются друг с другом. У них длинные хвосты и маленькие ручки спереди вверху, они похожи на тех больших ящериц, которые бродят вокруг грязевых озер, что появились недавно в Фолтейне, сэр.
– Эти твари очень опасны?
– Смертельно опасны, сэр. – Спайдо мрачно кивнул. – Мой дядя Гордо называет их диножравры, потому что они пожирают тела своих жертв.
– И их трое?
– Трое, и они охотятся вместе.
– И они представляют угрозу добропорядочным гражданам Фолтейна?
– Самым добропорядочным, сэр. Эти когтистые твари явно представляют угрозу владениям принца Рэнго.
Гар мрачно кивнул.
– Большую угрозу, чем бандиты, как я полагаю.
– Я знал, что вы так и подумаете, сэр. Значит, мы поворачиваем и идем воевать против них?
– Я пренебрег бы своими обязанностями, если бы мы этого не сделали.
– Я думаю точно так же, сэр.
– Спайдо, я считаю, ты действительно кое-чему научился в Армбрассе.
– Ирония, да, сэр?
– Вот именно. Если ты лжешь, то еще кое-чему научишься.
– Клянусь честью, я бы умер раньше чем солгал вам, сэр.
– Или уж точно после, Спайдо.
Глава 3. ПОСЕЩЕНИЯ И ОТКРОВЕНИЯ
Гар предпочел предоставить Спайдо выбор пути по двум основным причинам. Первая заключалась в том, что Спайдо вырос в Торфее, но совершил два путешествия в Калтус и обратно до того, как сбежал в Армбрасс, и знал самый лучший маршрут и места для возможных привалов под открытым небом и ночлега. Заведения, которые выбирал Спайдо, были достаточно приятными, однако не слишком дорогими, и никто бы не поверил, что он, Гар Квитник, доверенный хингу-Грашан-шао принца Рэнго, может в них остановиться.
Второй, и более убедительной, причиной, почему он предоставил Спайдо выбирать дорогу, была уверенность в том, что любой из его старых врагов, стараясь предугадать действия Гара Квитника, будет совершенно неспособен предсказать поступки Спайдо. Маршрут, по которому они двинулись дальше, не был прямым как стрела, зато выигрывал с точки зрения красот сельского пейзажа Фолтейна, на который Гар прежде не обращал никакого внимания. Когда они ехали по Дорнским Долинам, раскинувшимся к западу и к югу от Даннских Провалов, Гар вспомнил одно из стихотворений Джорда Индера, «Долины и Провалы», в котором Дорн изображался шелковым гобеленом, скомканным и брошенным на землю богами. Некоторые из метафор, включенных в это стихотворение, были основаны на женской анатомии, и Гар без труда совмещал их с образом Домино. Убийца заглушил в себе боль, вызванную воспоминаниями, и мысленно поздравил поэта с тем, как точно он схватил и отразил сущность Дорнских Долин.
Они проехали еще немного, затем Гар повернулся к Спайдо.
– Ты видишь женщину в этих холмах, Спайдо?
– Вроде бы нет, сэр. А должен видеть?
– Плодородные долины, холмы, впадины тебе ни о чем не говорят?
– Это, должно быть, одна из тех «троптических аллюзий», сэр, которые видятся человеку, когда у него сильная лихорадка от жажды или когда солнце напечет ему голову до умопомрачения? У меня где-то есть запасная шляпа, сэр.
– Благодарю, Спайдо, со мной все в порядке. Просто вспомнил кое-что.
– О, например, ту, по которой вы сохли? – И заметив, как Гар нахмурился, Спайдо прибавил:
1 2 3 4 5 6 7