Иногда он становится чересчур своевольным.
Из-под стола появился полосатый - словно тигровый - отросток и принялся энергично стучать по земле у него за спиной. Кройд сделал глоток.
- Итак, этот человек объявил, что сможет вас вылечить? - спросила Ханна.
- Нет, - ответил Кройд. - Доктор Рудо никогда это не обещал. Позже он предложил мне кое-что другое - довольно хитроумный на первый взгляд способ стабилизировать мое состояние, чтобы я больше не боялся засыпать.
- Естественно, он вас обманул. - сказала Ханна. - Взял у вас деньги, возродил в душе надежду, а потом оказался несостоятелен. Верно?
- Неверно, - ответил Кройд. - Он знал. о чем говорит, и оказался состоятелен. Дело в другом.
- Минутку, - остановила его Ханна. - Если бы кому-нибудь удалось найти способ смягчить воздействие шального вируса, об этом кричали бы все газеты мира. Если доктор Рудо добился положительных результатов, почему никто ничего не знает?
Кройд поднял руку и хвост:
- Подождите! Если бы все было просто, я бы уже закончил свой рассказ... Прошу прощения.
Он исчез. Боковым зрением Ханна заметила, что мимо бара скользнула какая-то тень. Потом открылась дверь, тут же захлопнулась. Она повернула голову, но никого не увидела. В следующее мгновение снова что-то мелькнуло совсем рядом, и вот уже Кройд сидит на своем стуле и потягивает пиво.
- Ускоренный метаболизм, - объяснил он и продолжал так, словно и не прерывал повествования: - Пэна Рудо просто потрясла моя история. Я провел у него весь день, а он исписал заметками несколько страниц. Время от времени задавал вопросы. Вечером в дверь постучала миссис Вейлер, сказала, что её рабочий день закончился, и спросила, хочет ли доктор, чтобы она закрыла дверь в офис, когда будет уходить. Он ответил, что не хочет: мол, сделает это сам через несколько минут. А потом предложил мне вместе пообедать, и я принял его приглашение.
Мы отправились в ресторан, съели несколько бифштексов - его тоже поразил мой метаболизм, - и проговорили все время. После этого мы пошли к нему домой - очень милая у него оказалась квартира. Я засиделся допоздна. К тому моменту он уже все про меня знал, мы обсудили множество самых разных проблем, о которых я обычно ни с кем не разговариваю.
- Это в каком смысле? - поинтересовалась Ханна.
- Ну, - сказал Кройд, - в первый день, да и потом доктор Рудо рассказал мне о некоторых теориях, популярных в психологии. Он даже был знаком с людьми, которые их разрабатывали-некоторое время учился с Фрейдом, а позднее в институте Юнга в Швейцарии занимался исследованием проблемы dauerschlaf. От него я узнал об идеях Фрейда касательно детской сексуальности, стадиях развития, очищения, про ид (подсознание в психоанализе), это и суперэго. Про теорию Адлера (австрийский врач, психиатр и психолог) о стремлении к самоутверждению и родовую травму Рэнка (австрийский психоаналитик). Про то, что Юнг изучал типы личности и создал теорию индивилуации (цель психотерапии по Юнгу). По мнению Рудо, в этом много разумного и полезного-для одних людей больше, для других меньше. Его самого интересовал лишь результат, эмоциональный итог, позволяющий пациенту справляться с проблемами, встающими у него на пути. Он считал, что жизнь это компромисс между тем, чего тебе хочется, и тем, что ты получаешь, и в этой Сделке всегда участвует страх; причем совсем не важно, какой из классических источников его рождает, просто он есть, и все. А мы лжем - все до единого, - чтобы справиться с этим страхом. Лжем о мире и о самих себе. Эту идею он почерпнул у драматурга Ибсена (норвежский драматург), называвшего большое фальшивое сооружение, которое человек возводит в свою честь и в честь окружающего его мира, "жизненной ложью".
Рудо считал, что это присуще каждому человеку и лишь степень фальши отличает психоз от невроза. Его подход к проблемам неорганического свойства заключался в том, что он стремился найти в жизни пациента ложь, а потом обрабатывал её таким образом, чтобы человек, обратившийся за помощью, смог в дальнейшем справляться со своими проблемами самостоятельно. Не избавиться от этой лжи - вовсе нет. Доктор утверждал, что в некотором смысле она даже необходима. Стоит попытаться её разрушить или воздействовать слишком сильно, и можно навредить личности, довести пациента до сумасшествия. Он рассматривал терапию как средство, позволяющее экономить ложь, чтобы люди, нуждающиеся в помощи, могли легче приспособиться к жизни.
Кройд помолчал немного, сделал глоток пива.
- Получается, что он считает врача чем-то вроде Господа Бога, заявила Ханна. - Ты поможешь ему подобрать ключик к своей личности, он войдет, оглядится по сторонам и будет решать, что следует выбросить, что оставить, а что переделать.
- Угу, звучит именно так, - согласился Кройд, - если посмотреть, как вы предлагаете.
- Предположим, такой подход к лечению пациентов и приносит плоды... Похоже, что иногда даже небольшое изменение, внесенное с самыми лучшими намерениями, может причинить вред - имейте в виду, мы не рассматриваем вариант сознательного нанесения вреда. Он именно так с вами и поступил? Вмешался в ваше представление о самом себе и окружающей действительности?
- Не совсем, - ответил Кройд. - Не намеренно и не впрямую. Он объяснил мне, что очень хочет изучить мою жизненную ложь, поскольку ему необходимо узнать мои страхи. Ведь они имеют непосредственное отношение к курсу лечения, которое он намерен предпринять для стабилизации моего состояния.
- А вы и вправду набрались всяких разных словечек, верно?
- За время, что он мной занимался, я прочитал массу специальной литературы. Думаю, все так поступают.
Кройд выпил ещё немного пива.
- Ну а теперь вы тянете время? - спросила Ханна. - Потому что не хотите раскрывать мне тайну ваших страхов? Если они не имеют существенного значения для этой истории, можете умолчать.
- Боюсь, вы правы, - признался Кройд. - Но, пожалуй, я не стану ничего скрывать-нужно, чтобы рассказ получился полным. Я не знаю, что вам про меня известно...
- Марк Медоуз кое-что мне о вас поведал. Но мало. Вы надолго засыпаете. Надолго пропадаете... Он покачал головой:
- Я не это имел в виду. Видите ли, я не сразу решился обратиться за помощью к психоаналитику. Скажу честно: я гораздо больше читал литературы по психологии и всему, что с ней связано, чем может показаться, причем не просто книжки типа "помоги себе сам", а очень серьезные научные труды. Я стараюсь не демонстрировать свои познания. Мне прекрасно известно, что значит быть психом - по-настоящему не в своем уме. Я глушу себя регулярно при помощи амфитаминов, потому что боюсь засыпать. И, как правило, в конце концов дело заходит слишком далеко; прекрасно помню несколько абсолютно идиотских и несколько ужасных поступков, которые совершил, когда мое сознание и ощущения были вывернуты наизнанку. Я отлично знаю, что такое психоз, и боюсь его почти так же сильно, как сна.
Кройд рассмеялся.
- Почти, - повторил он, - потому что на самом деле они связаны между собой. Мне это показал Рудо; думаю, только за одно это я должен быть ему признателен.
- Я не понимаю, - проговорила Ханна, когда Кройд поднялся и стал наблюдать за начавшимся неожиданно дождем.
- Моя мать сошла с ума, - сказал он, - после истории с вирусом. Может быть, я сыграл немаловажную роль в её безумии. Вполне возможно, что это все равно произошло бы. А может, у неё был шизоидный ген. Я любил её и видел, как она изменилась. Последние годы моя мать провела в разных сумасшедших домах, в одном из них и умерла. Тогда я много об этом думал - боялся, что и меня ждет такой же конец. Я опасался тех перемен, которые видел в матери. А потом, каждый раз, принимая таблетки, чтобы продлить время бодрствования, я и в самом деле становился безумным. Я знаю, что она чувствовала, через какие испытания прошла...
- В таком случае, возможно, лучше не сражаться со сном? - спросила Ханна. - Ведь он все равно побеждает.
Кройд посмотрел на неё с улыбкой.
- Рудо задал мне точно такой же вопрос, - сказал он и медленно вернулся к столу. - Тогда я не знал, как на него ответить. Но доктор Рудо помог мне разобраться. Это часть моей жизненной лжи. - Кройд уселся и сложил руки на груди. - Как я понимаю, сон для меня означает серьезные и неизвестные перемены. В каком-то смысле он все равно что смерть, и тут на поверхность всплывают стандартные страхи. Рудо заставил меня заглянуть в самые глубины - и я увидел там ещё и боязнь безумия. Я знаю, что изменения неизбежны, и на каком-то примитивном уровне боюсь проснуться сумасшедшим, совсем как моя мать; я боюсь остаться таким навсегда. Я же видел, какой она стала.
И тут Кройд рассмеялся.
- Забавно, - сказал он, - как мы заставляем сочиненные для самих себя истории оживать. В каком-то смысле я регулярно свожу себя с ума, чтобы не сойти с ума. Это один из примеров моей иррациональности. Неразумность поведения характерна для каждого человека.
- Мне казалось, что, как только врач обнаруживает, каким образом эта иррациональность проявляется, он первым делом должен сделать все, чтобы избавить от неё пациента.
Кройд кивнул:
- По словам Рудо, так поступило бы большинство психиатров или психоаналитиков. Но где уверенность, что таким способом меня можно спасти от безумия?
Ханна покачала головой:
- Что-то я ничего не понимаю...
- Вполне объяснимо. Эта теория не имеет никакого отношения к тем, у кого с мозгами не все в порядке. Речь идет только о проявлениях вируса. Я уже говорил, что Рудо прочитал всю имеющуюся на эту тему литературу. Его поразили некоторые предположения, основанные на нескольких весьма занимательных историях, когда человек, пострадавший от шального вируса, мог сначала нафантазировать что-то, а потом претворить свои фантазии в жизнь-впрочем, подтвердить эти истории экспериментально не было никакой возможности. Некоторые ученые утверждали, что в проявлениях вируса присутствует определенный психосоматический компонент. Например, один мальчишка - мы называли его динозаврик - просто обожал книги про динозавров. Так вот: он научился превращаться в самых разных динозавров, только маленького размера. А ещё я знаю одного нищего, его зовут Ударник Мэк; он может подойти к любому торговому автомату, стукнуть по нему разок и получает все из его ассортимента. Вот какая история. Проще и не бывает. Парень может не беспокоиться о пропитании и позволить себе тратить все сто процентов своего дохода от попрошайничества на спиртное. Как-то раз он признался мне, что много лет мечтал о чем-нибудь вроде этого. Живет на печенье и плитках лежалого шоколада. Счастливый человек.
В любом случае, - продолжал Кройд, - Рудо посчитал эти устные свидетельства достаточно убедительными и решил, что сможет проверить их экспериментально. С моим участием. Он предложил при помощи наркотиков и гипноза погрузить меня в dauerschlaf, чтобы дать мне возможность разобраться со страхами, стоящими за моей жизненной ложью, и вызвать во мне изменения, о которых мы заранее договоримся. Если эксперимент даст положительные результаты, мы будем знать, что психосоматический компонент действует и в моем случае. Пользы от этого не будет никому - ни джокерам, ни тузам - только мне, да и прибегнуть к данному методу можно лишь потому, что мое состояние носит периодический характер.
Мы с Рудо решили доказать правильность его идеи. Если нам будет сопутствовать успех, так он мне объяснил, я смогу выбрать тело, в котором захочу прожить остаток дней, а к нему в придачу ещё и парапсихические способности - доктор Рудо без проблем сделает так, чтобы я все это получил. Потом повторит процедуру, чтобы закрепить результат, а заодно и внушит мне, что каждый раз, просыпаясь после долгого сна, я буду находиться в одном и том же теле и обладать постоянными способностями. В конце концов я превращусь в самого обычного туза.
Кройд допил свое пиво, сходил за новой порцией, растоптал вереницу муравьев, спешивших куда-то по своим делам.
- Именно тут он вас и обманул? - спросила Ханна.
- Нет, мы попробовали сделать то, что он предлагал, и у нас все получилось, - ответил Кройд. - Он оказался прав. Как и все те, кто выдвигал такую же гипотезу. Я сказал ему, что хочу, проснувшись, выглядеть как Хамфри Богарт в "Касабланке" - мне страшно нравился этот фильм, - и, когда я пришел в себя, оказалось, что я превратился в близнеца Богги.
- На самом деле? А как насчет способностей? Рудо сделал все, как обещал?
- Да, - улыбнувшись, сказал Кройд. - Сущий пустяк, но по какой-то необъяснимой причине этот дар надежно ко мне прицепился. Может быть, потому, что он такой несущественный, что не занимает много места - там, где их хранят. Он оставался со мной и после нескольких других трансформаций. Знаете, я не вспоминал о нем вот уже несколько лет. Подождите-ка минутку.
Кройд поднял банку с пивом, сделал небольшой глоток, уставился куда-то в пространство.
- Сыграй нам, Сэм, - произнес он каким-то чужим, изменившимся голосом. А потом повторил: - Сыграй!
Магнитофон щелкнул, остановился. Затем кнопка. "воспроизведение" оказалась нажатой, и из небольшого динамика полились звуки - играл рояль, "Время уходит".
Ханна несколько секунд удивленно смотрела на магнитофон, потом протянула руку и выключила его. И тут же снова поставила на "запись".
- Как... а что вы делаете, если поблизости нет магнитофона?
- Годится любой прибор, который можно заставить вибрировать в нужном диапазоне. Не знаю, какие механизмы тут задействованы. Может быть, все даже проще, чем в истории с Ударником Мэком.
- Итак, в один прекрасный день вы проснулись и были как две капли воды похожи на Богарта, да ещё в любой момент могли включить себе музыку стоило только пожелать.
- Да.
- И что произошло дальше?
- Рудо дал мне парочку недель насладиться моим новым внешним видом. Он хотел меня понаблюдать и убедиться в том, что не возникло никаких нежелательных побочных действий. Меня останавливали на - улицах, подходили в ресторанах - просили автограф. Рудо делал бесконечные записи наблюдений.
1 2 3 4 5 6