Послушай-ка! Это, наверно, уже он.
Внизу кто-то колотил в дверь, потом ее открыли, и в комнату донеслись сердитые возгласы. Миссис Фостер, до сих пор благосклонно наблюдавшая за всем происходящим, окаменела; Эдмунд покраснел, Элизабет побледнела. Дженнифер обвела их несколько ироничным взглядом: да, не очень-то надежные союзники. Но, – как странно, – сама она совершенно перестала бояться дядюшкиных криков. Теперь ей казалось совершенно невероятным, что она позволила ему запугать себя. Ну, эти дни миновали, и очень скоро он это поймет.
В дверях появилась запыхавшаяся горничная.
– Простите, мэм, внизу мистер Гернинг и он хочет поговорить с вами.
– Ох, мои дорогие, что же мне делать? – запричитала тетушка Фостер. – Я никак, ну просто никак не могу к нему выйти. Я потеряю от страха сознание, точно.
– В этом нет необходимости, мэм, – сказала Дженнифер. – Я спущусь к мистеру Гернингу. Нам с ним нужно многое обсудить. Вы все будьте здесь, пока я не пошлю за вами. Обещаю, что к тому времени его настроение изменится.
Элизабет сжала ее руки:
– Дженни, ты неподражаема. Может быть, Эдмунду пойти с тобой? Все-таки он – мужчина!
Эдмунд не выказал особой благодарности своей любимой за ее предложение, но все-таки пробормотал, что всегда готов служить, и вздохнул с облегчением, когда Дженнифер отказалась.
– Нет-нет, я пойду к нему одна, – сказала она. – Отведите меня к нему.
Служанка сделала реверанс – повелительный тон Дженнифер требовал этого – и провела ее вниз, в маленькую гостиную, где дядя Гернинг сердито выхаживал из угла в угол.
– Что означает, мэм, – он остановился. – Дженнифер!
– Да, дядя. Спасибо, милочка.
Служанка, задержавшаяся в дверях в надежде не пропустить сцену, по поводу которой вся прислуга заключала пари, присела и с неохотой вышла. Дженнифер прошла в комнату и протянула руку.
– Как поживаете, дядя? – вежливо осведомилась она.
Тут-то он и взорвался, как она и рассчитывала. Она терпеливо ждала, слегка приподняв брови, пока он изливал свой гнев. Наконец, когда ей показалось, что его пыл несколько поутих после того как он обвинил ее среди прочего в развращении дочери и обмане воспитанника, употребив при этом сначала язык конюшен, а потом язык публичного дома, она решила, что с нее хватит.
– Этого достаточно, дядя.
Он остановился и уставился на нее, сбитый с толку ее спокойствием, а она продолжала ровным голосом:
– Я дала вам высказаться и произнести все грубости, какие вы хотели. Теперь, полагаю, вы уже пришли в себя и можете для разнообразия послушать, что я скажу. Вы совершенно правы, полагая, что ваша дочь находится в этом доме. Нет, сначала вы выслушаете меня. Если вы пойдете к ней в таком настроении, она тут же ударится в истерику, и Бог знает, что может случиться. Кроме того, у меня к вам неотложное дело.
Он смотрел на нее в изумлении. Это была не та девушка, которую он запугивал своим криком в Суссексе.
– Надо же, у нее ко мне дело! – Он попытался восстановить прежнее соотношение сил. – Так вот что я скажу вам, мисс. Убежать из дома ночью, по-воровски, как потаскушка, шлюха, как…
– Да-да, вы это уже говорили. Теперь о моих претензиях к вам, дядя, а это совсем другая история. Я была еще совсем ребенком, дядя, и по глупости позволила вам занять хозяйское место в доме и вести мои дела. Я была дурочкой и боялась вас настолько, что убежала из дому, что, вы правы, было ошибкой, хотя я до сих пор не вижу, – задумчиво сказала она, – как бы иначе я могла поступить. Но теперь, дядя, – она увидела, что он опять готов взорваться, и поспешила перейти к делу, – теперь все переменилось. Вы решили, что можно подменить меня вашей дочерью и выдать ее замуж за претендента на мою руку. Как вы думаете, что скажут люди, если это станет известно? Какой уж тут парламент! Домашний тиран, мелкий интриган… И, – она сделала паузу, – мне интересно знать, как вы отнесетесь к проверке бухгалтерских книг по управлению имением?
Ответом послужило его молчание, и она сухо произнесла:
– Таким образом, я думаю, вы согласитесь, что ваши действия в эти последние месяцы лучше сохранить в тайне.
Он снова разразился гневной речью:
– Лицемерка! Я мог бы и знать, что она все выдаст! Ну, доберусь я до нее!
Он направился к двери, но Дженнифер была проворнее.
– Нет, – сказала она, – я вам уже сказала, дядя: вы не увидите Элизабет, пока не успокоитесь. Хватит этого запугивания. Как я понимаю, вы еще не полностью осознали свое положение. Если захочу, я могу погубить вас.
Он пристально взглянул на нее.
– Да, но и себя тоже. Благодаря моим действиям в обществе думают, что мисс Перчис никогда не уезжала из дома. Обвини меня, и ты опозоришь себя. Я не спросил вас, мисс, где вы были все это время, и думаю, вам не хотелось бы держать ответ.
– Я, конечно, не стану отвечать на этот вопрос, но только потому, что не желаю, чтобы вы своими дурными манерами беспокоили моих друзей. Но буду откровенна: в том, что вы говорите, есть доля истины. Кроме того, хоть мне и очень бы хотелось посчитаться с вами, я не хочу позорить мою бедную тетю: с нее хватит того, что она – ваша жена. Добавим к этому, что я искренне люблю Элизабет. Так что, дядя, нам придется кое-чем поступиться и поладить, у нас нет другого выхода.
– Поладить? – сердито фыркнул он. – Да с чертом легче поладить.
– Ну что ж, – она пожала плечами. – Я не настаиваю на дружеских отношениях, потому что для этого мне тоже пришлось бы переступить через себя. Но союзниками нам стать придется. Давайте подумаем о нашем положении. Как я понимаю, вы довольно-таки свободно обошлись с частью моего состояния (надеюсь, однако, что эта часть не слишком велика) и пытались выдать замуж вместо меня свою дочь. Ваше положение осложняется также тем, что Элизабет сейчас в бегах, и одному Богу известно, какой вред она может нанести своему имени. Вот случай не из легких, но его можно улучшить, если вы послушаетесь меня. Начнем с того, что Элизабет очень любит Эдмунда, и ее замужество снимет все проблемы, касающиеся ее имени. Я же согласна рассматривать ту сумму из моего состояния, которой вы воспользовались, – повторяю: если, разумеется, она не очень велика, – подарить ей в качестве приданого. Насколько я понимаю, вы не могли ни запустить руку в основной капитал, ни продать часть моих земель. Если вы согласитесь на брак Элизабет, я не стану слишком придираться к тому, как вы пользовались моими доходами. Таким образом, остается только вопрос о помолвке с мистером Феррисом, – нет, не перебивайте меня – вопрос, которым вы занялись от моего имени, и расторгнуть эти отношения вам будет не просто. Вам нет нужды беспокоиться. Я решила, – не стану отнимать ваше время объяснением причин моего решения, – решила согласиться на этот брак.
Теперь уж он ее перебил:
– Ты, Дженнифер? Но он уже был представлен Элизабет и сделал ей официальное предложение, думая, что она – ты.
– Да, но все прошло не очень-то удачно. В этом и будет заключаться ваша задача (и ваше наказание): вы найдете моего жениха и объясните ему, уж не знаю, под каким соусом, что была совершена подмена. Думаю, в нынешних обстоятельствах вы приложите все старания для сохранения моего доброго имени. За исключением этого можете говорить ему все, что вам вздумается; вам нужно лишь поставить его в известность о том, что настоящая наследница и ее состояние в его распоряжении.
Он с удивлением посмотрел на нее:
– Это же поворот в обратную сторону! Сначала ты идешь на все, чтобы избежать этого брака, а теперь… Ты что, совсем потеряла рассудок?
– Думаю как раз, что я его наконец обрела. Начинаю понимать, что брак – вещь гораздо более практичная, чем я считала прежде. По словам Эдмунда, мы с Феррисом прекрасно подойдем друг другу: он задирист, а я строптива. Я подойду ему гораздо больше, чем бедняжка Лиззи.
Дядюшка посмотрел на нее с невольным уважением:
– Полагаю, что ты права, Дженни. Я бы хотел, чтобы ты была моей дочерью, мы бы с тобой пробили себе дорогу в этом мире. Но здесь ничего не поделаешь. Я сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе этого твоего жениха, хотя понятия не имею, какую сочинить для него историю.
– Будь я на вашем месте, я бы рассказала ему правду, во всяком случае как можно больше правды. Ведь ни о какой любви речи нет, этот брак – чисто деловой; так что раз он получает состояние, какая ему разница, кто невеста – я или Лиззи? Вам наверно приходилось при помощи красноречия выпутываться и не из таких ситуаций. Но вам нужно спешить; свадьбу Лиззи нельзя откладывать надолго, а моя должна ей предшествовать. Кстати, он знает, что Лиззи сбежала? Это может осложнить вашу задачу.
Дядюшкино лицо потемнело от гнева.
– Да, твоя дура тетя допустила, что слуга проболтался обо всем в его присутствии, и он в бешенстве вернулся в Лондон. Его нелегко будет успокоить, Дженни.
Она с усмешкой отметила, что дядя теперь разговаривает с нею так, будто они – два заговорщика.
– Конечно, нелегко, но я уверена в ваших способностях. Однако не теряйте времени. Положение сильно осложнится, если он официально откажется от помолвки.
– Ты опять права. Постараюсь найти его сейчас же. Будь готова его принять, если мне удастся его убедить. У тебя нет ничего более приличного надеть, кроме этого зеленого наряда? Он не очень-то подходит для встречи с женихом.
– Нет, боюсь, это все. Но в конце концов ему нужно мое состояние, а не мои наряды. Нарядами можно обзавестись и потом. А этот костюм вполне сойдет для столь неромантического свидания. Не хотите ли до ухода повидать Лиззи?
Он криво улыбнулся:
– Нет, спасибо. Раз уж я не могу обойтись с нею, как она того заслуживает, мне незачем ее видеть. В следующий раз, когда я задумаю какую-нибудь интригу, Дженни, ты будешь моей помощницей. Передай ей от меня, что если мне удастся уладить твои дела, я согласен выслушать Эдмунда. Если нет… тогда и поговорим. Надеюсь, я недолго.
Он поклонился и ушел; она осталась радоваться той легкости, с которой ей досталась победа.
Услышав, как хлопнула дверь, Элизабет осторожно посмотрела вниз через перила.
– Дженни, он, что, ушел, даже не повидавшись со мной?
Понимая, что слуги прислушиваются к разговору, Дженнифер легко взбежала по ступенькам.
– Да, он сказал, что если ты ему попадешься, он непременно тебя поколотит, поэтому он ушел разыскивать моего кавалера. Потому что бедняга, кажется, проведал, что ты сбежала, и вернулся в Лондон очень опечаленным.
Элизабет побледнела от страха.
– Ох, Дженни, как ты увидишься с ним? Ты уверена, что поступаешь правильно? Я не могу подумать о том, что ты отдаешь себя в руки тирана, а он точно будет тираном. Ты бы только видела эти брови и эти глаза! Он прямо пронзает взглядом! Я никого в жизни так не боялась.
– Кроме своего отца. Но видишь, Лиззи, сегодня я уже поборола одного великана, так что готова ко всему. Нет, серьезно, за меня не бойся. Мои романтические грезы рассеялись. Я готова угомониться и стать хорошей скучной женой с кучей непослушных ребятишек и в утешение иметь ложу в опере. Меня все убеждают, что мы с ним прекрасно уживемся. Он даст мне многое из того, что я всегда хотела: жизнь в Лондоне и положение в свете. Разве ты не можешь видеть меня в будущем, Лиззи: жена первого министра, пишущая записки то одному министру, то другому, известная своим дневником и своими ужинами для узкого круга? Я прекрасно устроюсь, обещаю тебе. Не всем же любить, как выпало тебе и Эдмунду. Ох, совсем забыла: если дядя устроит мои дела, – а я уверена, что устроит: это в его же интересах, – он готов выслушать Эдмунда.
Глаза Элизабет наполнились слезами, и она обняла кузину:
– Дженни, ты – прелесть и столько делаешь для меня! Мне невыносима мысль, что ты не будешь счастлива, как будем мы.
– Я собираюсь быть гораздо счастливее, – быстро произнесла Дженнифер, – у меня будет самый элегантный экипаж, модные ливреи, самые шикарные ювелирные украшения в городе. Я буду назначать епископов, разжаловать генералов (конечно, сначала придется сделать мужа первым министром)… Я стану патронессой в Олмаке, и денди будут дрожать, если я нахмурюсь. А теперь, моя дорогая Лиззи, я отдам все мои будущие богатства за полчаса в одиночестве. Как ты думаешь, твоя добрейшая тетя разрешит мне остаться здесь? Становится поздно, а я, правду говоря, ведь тоже сбежала. Я надеялась, что уже сегодня смогу отправиться домой, но, как видишь… – Она замолчала, вдруг поняв, что совершенно измучена.
Элизабет взяла ее за руку:
– Дженни, как ты можешь сомневаться? Тетя Фостер будет счастлива, если ты останешься. Она так благодарна тебе, Дженни, за то, что ты утихомирила отца, что она все для тебя сделает. Но иди в мою комнату и приляг, а я пока поищу ее.
Она не ушла, пока Дженнифер не улеглась в ее постель, и, дав ей лавандовой воды и уксуса, наконец оставила ее.
Дженнифер повернулась лицом в подушку и разразилась слезами.
Постепенно взяв себя в руки, она тихо лежала, радуясь одиночеству и размышляя, каким же окажется этот ее будущий муж. Она часто удивлялась тому, что ни разу не встретила его в обществе и не слышала, чтобы кто-нибудь упоминал его имя, но не решалась сама расспрашивать о нем из боязни привлечь к себе внимание. То, что о нем думали Эдмунд и Элизабет, значения не имело: их испуг и неприятие его могли даже служить ему рекомендацией. Как бы то ни было, жребий брошен. Если дяде удастся переубедить его, и он возобновит свое предложение, она выйдет за него, будь он хоть трижды грубиян. Как она сказала Элизабет, дни романтических грез прошли. Теперь наступило время становиться женой.
XVI
Тем временем Мэйнверинг сочинил послание Мандевилю и отослал его ему домой, вложив в конверт и письмо Дженнифер. Сделав это, он поначалу решил подвергнуть допросу бабушкиных слуг и выяснить, не известно ли им чего-нибудь о том, куда делась Дженнифер, но отказался от этой мысли. Она уехала по собственной воле – так она сообщила бабушке, а через нее и ему. Если она так пожелала, ее волю нужно уважать. Он не отправится за нею в погоню.
– Конечно, Джордж, зачем тебе это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29