Следы говорили, что Мауг умело и искусно вел свой отряд.
Преследователи достигли верховьев ущелья и находились в почти неизвестной им местности. Благодаря обилию скал, она была как нельзя лучше приспособлена для засад, и маленькая кучка людей, удобно расположившись, могла оказать здесь длительное сопротивление неприятелю, значительно превосходящему по силе и численности.
Хорошо понимая всю невыгодность положения своего отрада и уступая настояниям Грома, вождь готов был дать приказание прекратить погоню, как вдруг они услышали пронзительный крик ужаса, раздавшийся из-за утеса над их головой.
Знаком приказав воинам скрыться за камнями, вождь и Гром крадучись залезли на утес и осторожно заглянули по ту сторону его. Прямо под ними находился крутой склон сопки. На середине его, прижавшись спиной к камню, ползал один из колченогих, неистово отражая атаку двух леопардов. Он стоял на одном колене, другая нога неловко тащилась по земле. Позиция его была в высшей степени неудобна и почти лишала его возможности бороться.
— Сумасшедший! — сердито пробормотал вождь. — Он не умеет драться с леопардами.
— Он хромает! У него сломана нога! — сказал Гром.
Внезапно новая идея озарила его мозг, и он устремился на помощь колченогому, размахивая над головой огненным бичом. Вождь посмотрел ему вслед, недоумевая, с какой стати Гром вздумал вмешаться в эту схватку.
Но потом он позвал своих людей и осторожно, опасаясь засады, последовал за ним, также держа огненный бич наготове. Один из леопардов был уже близок к тому, чтобы повалить на землю раненого колченогого, но при виде Грома и вождя, огромными прыжками приближавшихся к ним, оба хищника отбежали в сторону и, злобно рыча, скрылись в чаще. Колченогий поднял голову, желая понять, чему он обязан своим неожиданным спасением. Увидев перед собой две высокие фигуры с огненными кольцами над головами, он испустил дикий крик и упал ниц, закрыв руками лицо.
Гром в задумчивости остановился над уродливым, покрытом кровью телом. Вождь наблюдал за ним, стараясь понять его намерения. В этот момент подоспели воины, радостно потрясая копьями при виде врага, попавшегося в их руки живым. Их ярость была так велика, что они готовы были разорвать раненого на куски, но Гром предостерегающе поднял копье.
— Я объявляю этого человека своим пленником, Боор! — сказал он.
— Ты взял его, — ответил вождь, — поэтому он твой.
Он готов был прибавить: — Хотя я не знаю, для чего он тебе нужен. — Но следуя своему обычному правилу — не выказывать незнания там, где другой мог что-нибудь знать, — благоразумно промолчал. Повернувшись к воинам, он приказал им подчиниться закону и относиться почтительно к пленнику. Гром подошел к вождю вплотную и сказал ему на ухо:
— Много вещей важных и необходимых для племени Боор узнает теперь от этого человека.
Вождь тотчас же понял его мысль и, к изумлению воинов, взглянул на пленного врага с усмешкой удовлетворения.
— Недаром назвал я тебя Правой Рукой Вождя, — ответил он Грому тихо.
— Я мог бы назвать тебя также Мудростью Вождя, потому что, спасая жизнь этому человеку, ты оказался более дальновидным, чем я. Раны пленника были перевязаны мягкой травой, а ноги его помещены в лубок и, положив его на грубые носилки из ветвей, отряд быстрым шагом отправился обратно к пещерам.
Воинам было непонятно мягкосердечие их предводителей. Вождь, вдвойне уверенный в своей власти вследствие могущественной поддержки Грома, мало считался с их недовольством и не обращал внимания на их злобное настроение, пока оно таилось внутри.
Но, когда воины внезапно пришли в хорошее расположение духа и, весело переговариваясь, ускорили шаг, он счел необходимым осведомиться о перемене их настроения.
Оказалось, что один из воинов, считавшийся проницательней других, высказал предположение, что пленник будет вылечен, чтобы послужить достойной жертвой огню. Так как это предположение было встречено единодушным одобрением, вождь счел излишним разъяснять их заблуждение. К тому же он сам предвидел возможность такого исхода в случае, если бы расчеты Грома на пленника не оправдались.
Естественно, что появление в пещере уродливого, отвратительного чужестранца вызвало горячий протест Айи. Но, когда Гром рассказал ей о своих намерениях, а также о внезапно появившейся угрозе нашествия колченогих, она быстро уступила, так как ужас перед Маугом еще не изгладился из ее памяти.
Она охотно взяла на себя обязанность ухаживать за раненым пленником и стала помогать Грому обучать его несложному языку племени. В течение нескольких дней пленник находился во власти ужасного страха быть в любой момент разорванным на части. Но ожидание это отнюдь не влияло на его аппетит. Он проворно хватал предлагаемую пищу и, закрыв ее своим телом, уползал вглубь пещеры с лицом, обращенным к стене, а затем пожирал ее с необычайной жадностью и животным чавканьем. Но, встречая непонятно мягкое обращение, он начал проявлять робкую благодарность и послушание. В частности, за высокой фигурой Айи его маленькие глазки следили всегда с выражением обожания и преданности. Так как неприятный запах его тела вызывал отвращение всего племени и был особенно невыносим для отличавшихся чистоплотностью и брезгливостью Грома и Айи, то последняя, пользуясь своим положением жрицы, соорудила в гроте маленький очаг. Подкладывая в огонь ароматные травы и ветви хвойных деревьев, она достигла того, что противный запах был почти незаметен. Колченогий относился к Айе, как к существу, которое, по непонятным для него причинам, обращалось с ним милостиво и внимательно, но которое могло в мгновение ока уничтожить его, если бы он чем-нибудь вызвал ее гнев.
По отношению к Грому, который рассматривал его лишь как средство достижения определенной цели, как на пешку в крупной игре, он держался как покорный раб, вверивший свою судьбу в руки господина. Остальные люди племени, постоянно толпившиеся в пещере с злорадными криками и проклятиями, вызывали у него ужас и ненависть попавшей в западню рыси.
Обожание, которое пленник тайно от самого себя питал к Айе, перенеслось и на ее ребенка и быстро приняло характер страстной собачьей преданности.
Айя поняла это с безошибочным инстинктом матери. Сердце ее смягчилось, и она не только помогала Грому учить колченогого их языку, но старалась также сделать его менее отталкивающим и невыносимым. Раны пленника скоро зажили, а сломанные кости ноги срослись. Но он навсегда остался хромым и мог двигаться лишь неуклюжей, медленной походкой. Так как было очевидно, что он лишен возможности бежать, то его оставили без надзора.
Но столь же очевидным оказалось, что никакая сила не могла оторвать его от близости к ребенку Айи. Подобно огромному сторожевому псу, он лежал у порога пещеры Грома, привязанный к ней цепями более сильными, чем выкованные человеческой рукой.
И те из племени, кто надеялся большой кровавой жертвой почтить Огонь и память родичей, убитых в ущелье Малых Гор, с злобным недовольством увидели, что эта надежда была тщетной.
12. РЕШИТЕЛЬНАЯ БИТВА
Пленник назывался Укск. Это щелкающее, гортанное имя не мог произнести правильно никто, кроме Айи.
Когда он научился немного владеть языком Детей Огня, он выказал живейшее желание отплатить за гостеприимство семье Грома, выкладывая весь запас своих знаний о намерениях колченогих. Как ребенок, которому льстит серьезное отношение взрослых, он с радостной готовностью отвечал на вопросы вождя.
К своему собственному народу он относился с горячей ненавистью и с горечью рассказывал, как они бросили его, беспомощного, среди скал, когда он сломал ногу во время поспешного бегства. Он с гордостью отождествлял свои интересы с интересами своего господина и называл себя не иначе, как рабом Грома.
Сведения, которые сообщил Укск, вызвали у его слушателей лишь самые серьезные опасения за будущее Детей Огня. Как оказалось, колченогие, придя в себя после панического ужаса от битвы в ущелье Малых Гор, решили, что это поражение должно быть отомщено. Но битва эта послужила для них хорошим уроком, и они перестали считать своих противников слабыми, вследствие их малочисленности. Они поняли, что для успеха новой атаки необходимо подготовиться к ней, научившись пользоваться своими силами. Как раз в это время в руки колченогих попал Мауг с его родичами, и, вместо того, чтобы немедленно разорвать их на части, они заставили пленных научить их всему, что те знали сами. И Мауг, предвидя удобный случай отомстить Грому и отнять у него желанную женщину, — отдался своей новой обязанности с жаром и упорством.
По словам Укска, нашествия следовало ожидать в близком будущем, как только орды колченогих будут все снабжены новым оружием. — Это, — говорил Укск, — произойдет после того, как наступит сухое время года. — Во всяком случае, по его словам, орды принуждены ждать этого времени, так как путь с востока в Долину Огня лежит через топкие болота, непроходимые в течение сезона дождей.
Так как период жары и засух был близок, Боор и Гром с лихорадочной поспешностью отдались организации защиты. Но положение их казалось безнадежным.
Считая всех старших мальчиков, выросших со времени последней большой битвы, и всех крепких девушек и женщин, они имели в своем распоряжении не более десяти дюжин воинов. Они сознавали, что поражение означало бы полное уничтожение племени, а для женщин — рабство и бесчестие. Но также хорошо сознавали они, что успешная защита лишь на короткое время отдалила бы их гибель, потому что вслед за тем они были бы неминуемо сметены громадной лавиной врагов или передушены в своих пещерах. Спасти племя могла не оборона, а разрушительная, неслыханной силы атака, хотя их и было всего десять дюжин на многие тысячи врагов. Вот что имели в виду эти два человека.
Одна из двух больших пещер, занятая племенем, была теперь оставлена, как негодная для защиты. Испытанному в бою глазу Боора она представлялась скорее ловушкой, чем убежищем, так как с возвышавшегося над ней утеса враг легко мог блокировать ее камнями. А остроконечная крутая скала, у подножья которой находилась другая пещера, была совершенно неприступной.
В эту естественную крепость переселилось все племя. Туда же перетащили весь запас корней и мяса.
По приказанию вождя взрослые и дети занялись сбором сухого и полусухого топлива. Огромное количество коротких, быстро воспламеняющихся сучьев было навалено в кучи у порога пещеры с внутренней стороны ее, куда не мог проникнуть дождь. А снаружи, справа и слева, тяжелые деревья, положенные в несколько рядов, образовали искусственные валы, за которыми могла укрыться линия защиты.
Прямо напротив пещеры расстилалось веерообразное плато. Узкий проход справа, в котором не могли бы разойтись два пешехода, вел — между огромными круто опадающими скалами — от первой пещеры ко второй. Слева плато окаймляла зубчатая кайма нагроможденных в беспорядке скал, и с этой стороны атака была заранее обречена на неудачу. Спереди площадка кончалась отвесным, но неглубоким обрывом, а под ним мягко поднималось вверх ложе долины, покрытое густым лесом и испещренное множеством звериных троп.
Прямо против входа в пещеру и в центре плато горел всегда — днем и ночью — Священный Огонь, поддерживаемый поочередно членами группы хранителей очага, назначенными вождем для этой цели. По указанию Боора, вся площадка была очищена от кустарников и сорных трав и по краю ее растянута цепь из невысоких кучек топлива, готовых каждую минуту вспыхнуть веселым пламенем.
Тем временем Гром работал над осуществлением замысла, от которого, согласно плану кампании, должен был зависеть исход битвы. Целые дни племя было занято сбором сухого хвороста с противоположного склона долины и пучков увядающей травы из тучных саванн, расстилавшихся по ту сторону каменного барьера. Весь этот горючий материал Гром разбросал в огромном количестве в чаще перед плато, так что под конец для площади леса — не менее километра в поперечнике — нужен был только факел, чтобы здесь вспыхнул гигантский пожар.
Пока шли эти лихорадочные приготовления, вождь снарядил небольшой отряд разведчиков и послал его в отдаленные ущелья. Воины были избраны из числа лучших бегунов племени, и дальновидный Боор назначил две смены по двенадцать часов, чтоб усталость не ослабляла бдительности сторожевого поста.
Когда все было готово, наступило время мучительного ожидания. Стояли безоблачные, жаркие дни, и в неподвижном горячем воздухе едва колыхались языки священного огня. Так как враг не являлся, люди начали забывать про нависшую над ними опасность. Изнывая от нестерпимого зноя, они стали тяготиться состоянием постоянной напряженности и подняли ропот против запрещения отлучаться из лагеря. Но вождю потребовалось немного времени, чтобы водворить молчание.
Один только хромой Укск, проводивший все время у порога пещеры с ребенком Айи в обезьяньих руках, становился с каждым днем все тревожнее. Он высказал свое соображение Грому: чем дольше не являются колченогие, тем значительнее будут их силы, собранные для нападения. Не имея никакого представления о стратегических планах Грома, он унылым взглядом смотрел на кучки топлива вдоль окраины площадки. Он желал бы видеть их значительно крупнее, так как опасался, что колченогие, несмотря на весь свой ужас перед огнем, под напором неисчислимых полчищ, против воли ринутся вперед и затопчут невысокий пылающий вал. Спокойствие вождя и Грома перед лицом грозной опасности изумляло его.
Наконец, в один из этих тягостных дней, когда солнце уже клонилось к западу, в лагере появились разведчики, задыхаясь от бешеного бега. С широкими от ужаса глазами они рассказали о бесчисленных полчищах колченогих, могучим потоком вливавшихся в горловину ущелья под предводительством Мауга и темнолицего вождя, такого же высокого, как сам Боор.
— Их так же много, как раньше, когда они напали на нас в Малых Горах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10