Старик улыбнулся, что-то отдаленно знакомое мелькнуло в его улыбке.
— Не откажетесь от чая?
— Не рискую злоупотреблять нашим гостеприимством. Вы определенно ждали гостя. Так что я не отниму у вас больше нескольких минут.
— Глупости. Вы нисколько не злоупотребляете моим гостеприимством, — сердечно ответил больной. — А гость явится еще не скоро. Окажите честь — разлейте чай. Не представляете, как я надеялся, что вы зайдете ко мне, когда писал вам то несчастное письмо. Я больше не выезжаю и веду скучную жизнь. Я стар и болен. Но все это, дорогая, вам прекрасно известно.
Да, Энн помнила: большинство стариков, которые явились на похороны ее родителей, много лет не приходили в гости.
— Спасибо. — Она стянула с рук черные шелковые перчатки. — Я с удовольствием выпью с вами чаю. — Энн вспомнила другой чайник, но не серебряный, а тяжелый, фаянсовый. И другого мужчину — но не седого, а с серебристой шевелюрой.
Старик продолжал сверлить ее взглядом, и у Энн зашевелились волосы на голове. Она подняла голову и встретилась с ним глазами.
— Сколько вам кусочков сахари, лорд Грэнвилл? Хотите сливок? Лимона?
Между ними поплыло облако пара, больной улыбнулся.
— Положите мне все, что возьмете себе.
Энн невольно поджала губы. Что-то очень похожее ей сказал в кондитерской Габриэль. Он следил за ней — этот светлоглазый друг Майкла. А теперь возникало такое чувство, что и граф шпионил. Она положила два кусочка сначала старику, а потом себе. Граф не прикоснулся к чаю, и Энн пожалела, что не последовала его примеру: напиток показался горьким на вкус, словно в нем не было никакого сахара. Женщина поспешно поставила изящную чашку на блюдце.
— Вы утверждаете, что могила моей матери жестоко осквернена. Что же с ней сталось, лорд Грэнвилл?
Подвижные пальцы графа разом замерли, и тиканье мраморных часов на каминной полке внезапно сделалось непомерно громким.
— Вам не нравится чай, мисс Зиме? Извините старика. Слуги пользуются тем, что их господин калека. Я сейчас позвоню, прикажу, чтобы заварили заново…
— Нет, нет, все в порядке… — Энн подняла чашку и принудила себя сделать еще один глоток. — Что говорит суперинтендант полиции?
— Вы, должно быть, невероятно скучаете по матери, дорогая? — Граф возобновил ритмическое перекатывание серебряных шариков. — Если я правильно помню, она умерла через два дня после смерти вашего отца? Трагично и очень прискорбно.
Энн поставила чашку на место и солгала:
— Да, действительно.
И отец, и мать мучились от невыносимых болей. Смерть явилась для них избавлением.
— Вам понравился Лондон, мисс Эймс?
На лбу у женщины выступили капельки пота, а больной будто не замечал раскалившегося камина.
— Понравился, благодарю вас.
— Видимо, расставание с друзьями далось нелегко? Лондон — веселый город. Не то что здешняя унылая жизнь.
В голове Энн возникли картины дома Габриэля. Легкомысленные женщины и богатые мужчины. В потускневших глазах графа промелькнула искорка, словно он прочитал ее мысли, словно точно знал, каким образом его гостья развлекалась в Лондоне. Неужели слухи распространяются настолько быстро?
— Так что там насчет вандализма? — настойчиво спросила она.
— Извините старика. Совершенно не могу сосредоточиться. Выпейте чаю, а то замерзнете. Вы уверены, что не стоит звонить и требовать новый чайник?
Энн помнила, как одиноко жили ее родители и как радовались любому случаю пообщаться с людьми. Ей стало жаль старика, и она потянулась за чашкой, но и после третьего глотка не решилась бы утверждать, что вкус напитка улучшился.
— Вы когда-нибудь влюблялись, мисс Эймс?
— А вы? — Энн предпочла ответить вопросом на вопрос.
— Я — да. — Лорд Грэнвилл был вторым человеком, который признавался ей и подобных вещах — если только он не любил мужчину.
Энн сделала еще один глоток и решительно поставила чашку на блюдце.
— Значит, вам повезло. Любовь в нашем обществе не очень в чести.
— Это потому, что люди боятся и считают деньги более материальным предметом. Но вы-то, дорогая, не боитесь?
— Не боюсь.
На самом деле Энн боялась очень многих вещей: одиночества, старости, смерти… в одиночестве. Но она явилась к графу совсем не для того, чтобы обсуждать свои страхи. Бесконечное скрежетание часов начинало действовать ей на нервы.
— Так вы разговаривали с суперинтендантом полиции, милорд? У него есть какие-нибудь соображения, кто бы мог совершить это преступление?
— Вам неловко разговаривать о любви. — Глаза графа сделались задумчивыми, но в них промелькнуло и нечто иное, темное, что Энн не взялась бы определить. — Интересно почему?
Пот выступил у Энн на висках. Горячие струйки катились под платьем на груди.
— Сегодня я не очень настроена обсуждать данный предмет. Может быть, как-нибудь в другой раз.
— Я часто вспоминаю одно стихотворение, — перебил ее старик. — Оно принадлежит Эндрю Марвсллу. Герой убеждает возлюбленную испытать радость брачного ложа. «Телу в могиле вольготно лежать, но некого там обнимать», — говорит он. Пророческие слова. Вы его читали?
Энн бросило в жар, да такой, что он вполне мог показаться горячее огня в камине. Одно дело — обсуждать плотскую любовь с человеком, который утверждал, что он друг Майкла. И совсем другое — со знатным больным стариком. Она скомкала салфетку и бросила на чанный столик рядом с чашкой и блюдцем.
— Нет, не читала. Я сказала конюху, что задержусь в вашем доме всего на несколько минут. Лошади у него норовистые, поэтому прошу меня извинить…
— Весна — непредсказуемое время года, — очень мягко перебил ее граф. — Признаюсь, я никак не могу согреться. Слуга воспользовался вашим визитом и занялся своими делами. Вы не будете так любезны, не достанете из комода плед?
Вежливость требовала, прежде чем уйти, устроить старика поудобнее.
— Конечно, конечно, — с готовностью подтвердила Энн, положила перчатки и ридикюль на сиденье кресла, поднялась и оглядела длинную прямоугольную спальню. Комната была отделана такими же панелями, как и коридор. И те мизерные остатки света, которые не поглотило красное дерево, растворялись в кровати на четырех высоких столбиках.
— Комод по ту сторону кровати, — вежливо подсказал граф, словно не замечая, что совершает оплошность и не понимает желания гостьи поскорее откланяться. — Прямо у стены, плед в самом верхнем ящике.
Энн шагнула в благословенную прохладу тени. На стене рядом с комодом красовался портрет молодого человека в полный рост. Он стоял рядом со скакуном и немного иронично улыбался.
Энн уже где-то видела такую улыбку. Черные волосы молодого человека были завиты по моде тридцатых годов, но в полумраке спальни казались синими. Доставая плед, она не сводила взгляда с портрета и почти различила цвет глаз, почти вспомнила это лицо.
В тот день все танцевали, смеялись. Он кружил в толпе расцвеченных драгоценностями женщин и одетых в черное строгое мужчин. А музыка все играла и играла…
— В молодые годы я был симпатичным парнем. Вы согласны, мисс Эймс?
Энн виновато отвернулась от портрета. Граф умело повернул кресло на колесах к кровати и потянулся к лампе на тумбочке.
— Многие утверждают, что мой племянник — вылитый я в молодости.
Видимо, у старика стало путаться в голове. Племянник, графа умер спустя два года после несчастного случая, в результате которого лорд Грэнвилл сел в инвалидное кресло. И который унес жизни единственного брата графа, его жены и трех племянниц.
Электрический свет выхватил старика из темноты: благородный пожилой джентльмен в накрахмаленной рубашке с черным галстуком, в твидовых брюках и темно-красном бархатном смокинге с черными шелковыми лацканами. Он смотрел на Энн и ждал, когда та укутает пледом его парализованные ноги.
Энн нехотя подчинилась. Старик ей больше не казался беспомощным и безобидным.
Она подняла голову и заметила, что его глаза в свете лампы стали прозрачными, как фиолетовые стеклышки, а посреди них чернели бусинки зрачков. Рука старика продолжала шевелиться, и шарики все щелкали и щелкали. До Энн наконец дошло, кого ей напоминал висящий рядом с комодом портрет. Сердце ее гулко забилось.
— С моей стороны было в высшей степени непростительно вторгаться без предупреждения в ваш дом. Умоляю больше не обращать на меня внимания. Я прекрасно найду дорогу сама.
На лице графа расцвела довольная улыбка.
— Я доволен, что вы обнаружили сходство.
Энн попятилась на негнущихся ногах.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Еще как понимаете, милочка. — Лорд Грэнвилл продолжал улыбаться и перекатывать меж длинных пальцев серебряные шарики. Пальцы были точно такой же длины и формы, что те, которые недавно ласкали ее груди, массировали клитор, проникали во влагалище. — Вы обнаружили сходство между мной и моим племянником. Человеком, которому вы заплатили десять тысяч фунтов за то, чтобы он вас поимел.
Энн наткнулась на что-то деревянное и твердое, брякнул фарфор, звякнуло серебро.
Граф ласково смотрел на нее, словно только что не признал своим родственником человека, который был печально известен тем, что его провозгласили первым «жеребцом» Англии. И будто бы не знал, что она заплатила этому человеку десять тысяч фунтов, чтобы он лишил ее невинности.
Но у него не могло быть законного племянника. Тот юноша умер двадцать семь лет назад. Слух о ее связи мог еще долететь в Дувр, но никто не знал размера денежного вознаграждения.
Мистер Литтл никогда бы не выдал тайны клиента. Так что оставался один-единственный источник — Мишель д'Анж, который знал про нее все. Значит, то, что он говорил, было ложью. Про дружбу, про близость, про наслаждение, которое он получает, удовлетворяя старую деву.
Значит, такова причина ее возвращения в Дувр.
— Теперь мне понятно, что могила моей матери цела. — Она выдержала взгляд старика и усилием воли подавила боль в груди. — Разве не так?
— Отчего же не так? — вежливо согласился граф.
— Но если вы хотите подзаработать на племяннике, то жестоко ошибаетесь. — Энн начала шаг за шагом обходить чайный столик, но при этом старалась сохранять достоинство и смотрела на графа в упор. Очередного, разорившегося в трудные времена. — В вашей воле распространять какую угодно клевету. Сверх десяти тысяч фунтов я не заплачу ни вам, ни Мишелю д'Анжу.
Странная улыбка исказила губы старика, и от этого у Энн по спине побежали мурашки.
— Я на это совершенно не рассчитывал, мисс Эймс. Еще одна ложь.
— Тогда забудем о нашей сегодняшней встрече. — Энн прекрасно понимала, что тоже лжет. Она никогда не забудет ни этого дня, ни этой минуты.
Неудивительно, что она не смогла понять человека, который угощал ее в дешевой кондитерской и предлагал сделаться его любовницей. Что он хотел ей сказать? Что его кровь не менее голубая, хотя и не такая уважаемая, как ее? Или что ее нынешний любовник — незаконный племянник графа?
Где же ее перчатки? Ах, вот, завалились за подушку кресла. Энн подхватила ридикюль и чуть не упала носом в кресло. От такой неуклюжести у нее свело скулы. Женщина поспешно распрямилась, желая показать, что ее ничуть не трогают уловки дяди и племянника, которые алчут сорвать побольше денег с жаждущей любви старой дуры.
— До свидания, сэр.
— Это вряд ли, мисс Эймс.
Энн не обратила внимания на слова старика. Пол из красного дерева покачнулся под ее ногами. Ей почудилось, что она опять с Майклом. Три дня и три ночи принесли столько счастья, сколько она не испытала за всю свою жизнь.
Она всегда понимала, что мужчинам, особенно таким, как этот Майкл, ни к чему тридцатишестилетняя старая дева. Разве что из-за денег, отчего же правда так больно ранит?
«Боже, сделай милость, — молила она, — помоги мне дойти до двери. Не дай расплакаться перед этим человеком».
Бог внял ее молитвам, и Энн благополучно открыла дверь.
Но на ее пути вырос одетый в черное человек с редеющими волосами. Энн вздрогнула. Это был тот самый дворецкий, которого стряпчий нанял в ее лондонский дом, образец английской добропорядочности.
— Закрой дверь, Фрэнк, будь славным мальчиком. Мисс Эймс пока для тебя не готова.
Дворецкий повиновался с бесстрастным лицом. В полированном полу отразились на миг и исчезли безликие черты и черная шляпа без пера. Сбывались худшие предсказания ее родителей: Энн взяли заложницей ради выкупа. Сердце гулко стучало в ее груди. Энн повернулась, и вместе с пен завертелась вся комната.
— Вы не можете задержать меня против воли. Мой конюх… — Она осеклась. В ушах зазвучал голос Габриэля: «Женщина одна не должна никуда ходить с незнакомцем». Она попалась в ловушку.
Сначала уединилась ото всех, потому что поселилась у Майкла. Потом поехала на поезде без сопровождения. И наконец, поверила человеку, который объявил, что его недавно нанял конюхом ее управляющий имением. Увядшие фиалковые глаза графа угрожающе вспыхнули.
— Я вижу, вы очень догадливы, мисс Эймс. Именно так: человек, который привез вас сюда, нанят мной. Или, вернее, Фрэнком. Фрэнк очень пунктуален в таких вещах.
— Меня ждут слуги, если я вскоре не появлюсь в своем имении, они вызовут констебля.
— Ну же, мисс Эймс, — насмешливо хмыкнул старик. — Неужели вы до сих пор не догадались, что вас никто не ждет? Рауль прислал телеграмму мне, а не в ваше имение. Иначе как бы я подготовился к встрече с вами?
«Сколько людей пытаются обмануть одну несчастную женщину!» — с ужасом подумала Энн. Любовник. Граф. Дворецкий, который оказался вовсе не дворецким. Джейн — горничная или сообщница. И Рауль. Интересно, он настоящий дворецкий?
Еще Габриэль. Друг Майкла или просто симпатичный молодой человек, которого наняли, чтобы за ней следить? Чтобы она не улизнула или, не дай Бог, не погибла, прежде чем у нее выманят деньги.
Энн вспомнила человека у конторы стряпчего и теперь убедилась, что это был Майкл.
— Мой адвокат заявит в Скотленд-Ярд.
— Ваш адвокат умер, а его труп переправлен моему племяннику.
Мистер Литтл умер! Сердце Энн остановилось, а часы продолжали тикать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31