Если кого-то любишь, то хочешь разговаривать с ним, рассказывать ему все, как я рассказывала Фрэнку... я быстро прогнала эту мысль. Я не должна думать о нем, не должна. Но та, первая мысль сохранилась у меня. Я, наверное, не поняла выражения лица Лео, а особый взгляд, которым он посмотрел на меня, был просто результатом обманчивой игры света. Какой глупой я была, прочитав в нем так много – да, он подарил мне розы, но только потому, что знал, как я их люблю.
Но эта роза так много значила для него. Все-таки он потратил годы, чтобы вывести ее, и она была прекрасна. Ничего удивительного, что он дал ей мое имя. Дать розе имя жены – почти то же самое, что дать ей свое имя.
Теперь все стало очень простым – он вовсе не любил меня, у меня просто разыгралось воображение. Я всегда любила выдумывать мечты, еще с тех пор как была девочкой. Более того, я всегда была достаточно глупой, чтобы верить в них. Но теперь я стала старше и понятливее – за исключением того вечера, когда я опять стала глупой и внушила себе мысли о нежных чувствах Лео – из-за ничего!
Я чувствовала себя так, будто у меня гора свалилась с плеч – и вовремя, потому, что доктор, вызванный на следующий день, сказал, что моя температура упала и Лео снова может навещать меня по вечерам. Затем он добавил, покачав головой: «Но я по-прежнему настаиваю, чтобы не было никаких физических контактов. Даже поцелуев».
Даже поцелуев – но Лео никогда не целовал меня. Я родила от него ребенка, но он никогда не целовал меня, никогда. Я вспомнила его слова, сказанные мне после рождения Розы: «Ты должна сделать для нее все. Других не будет». Он совершенно ясно дал мне понять, что мы больше не будем жить как муж и жена – итак, теперь у меня было решающее доказательство. Как глупо с моей стороны было даже думать о чем-то другом!
Когда Лео пришел ко мне на следующий день, мои глаза все-таки испытующе устремились на его лицо – но он даже не взглянул на меня. Зачем ему было это делать, когда у него была новорожденная дочь, чтобы любить и обожать ее? Улыбаясь, я подняла Розу, чтобы он мог лучше разглядеть ее.
– Как ты себя чувствуешь, Эми?
– Спасибо, очень хорошо, – ответила я и твердо добавила, – Лео.
Я стала успокаиваться – Лео был таким же, как обычно, и, как всегда, дожидался, что заговорю я. Так я и сделала, рассказав ему, как чудесно вела себя Роза с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– Она никогда не плачет.
– Ей редко нужно это делать, потому что все ее желания немедленно исполняются, – слегка улыбнулся он.
– Это – удовольствие для меня, – с улыбкой взглянула я на мою совершенную Розу.
Я подождала, не захочет ли он что-нибудь сказать сам, но, конечно, не дождалась. Почувствовав себя уверенней, я стала рассказывать, как Флора принесла сестричке свою любимую куклу – но забрала ее назад в ту минуту, когда Роза ухватилась за нее рукой! Он улыбнулся, и я спросила его:
– А чем ты занимался в последние дни, Лео?
– Я был очень занят в госпитале, – больше он ничего не сказал. Было очевидно, что он не хотел разговаривать со мной, а значит, вчерашний мой вывод был верен. Какое облегчение! Мне совершенно не хотелось слушать об этом госпитале – я знала, что Лео работает санитаром Красного Креста, но больше ничего не хотела об этом слышать. Я была трусихой и приходила в ужас от вида крови. Он это знал.
Миссис Чандлер вошла с кофейником на подносе, но, поставив его на столик, благоразумно ускользнула. Я нехотя уложила Розу в кроватку и налила себе и мужу кофе. Лео молча выпил две чашки, но теперь я снова чувствовала себя с ним свободнее и болтала за двоих, а он тоже казался довольным, сидя и слушая мою болтовню. Конечно, Роза захотела присоединиться к нам, поэтому я поставила чашку и взяла ее на руки.
На следующий вечер он пришел снова, а затем стал посещать нас каждый вечер, сидя и спокойно прихлебывая свой кофе, пока я делилась с ним новостями о Розе и Флоре. Когда Роза просыпалась, я давала ей грудь, а Лео молча наблюдал, как она сосет. Иногда я замечала выражение нежности на его лице – он любил ее так же сильно, как и я. И снова я повторяла себе, какой глупой я была в тот вечер, когда он подарил мне розы.
Я спряталась в свой маленький кокон, уютно завернувшись в любовь к дочерям, охранявшую меня от внешнего холода. Однако, каждый день перед чаем мисс Аннабел открывала дверь моей спальни и впускала в нее ледяной воздух, рассказывая о полевых госпиталях и носилках, больницах и раненых солдатах. Как-то однажды она сорвала с меня мой кокон. Сначала была всего лишь капля.
– Я рада, что наконец, занята полезным делом, – объявила мисс Аннабел, – и такое чувство не у меня одной. Эми, ты помнишь Лукаса Венна?
Да, я помнила его. Он был художником, который рисовал портрет мисс Аннабел в год, когда она стала выезжать. Я должна была ходить с ней к нему в студию, потому что в те предвоенные дни молодая леди никогда не выходила из дома без сопровождения, даже для визитов к мистеру Венну, которому тем летом исполнилось пятьдесят, а выглядел он еще старше, со своей широкой лысиной и щуплой грудью.
– Я встретила его сегодня – тебе ни за что не угадать, во что он был одет! – воодушевленно сказала мисс Аннабел.
Она выжидательно замолчала, поэтому я высказала предположение.
– В бархатный смокинг?
– Нет, совсем наоборот, – рассмеялась мисс Аннабел. – В мундир из грубой шерсти – цвета хаки! Он записался в RAMC. Лукас Венн солдат – ты можешь себе это представить?
Я не могла себе этого представить.
– Может быть, он просто носит что-то похожее?
– Не будь дурочкой, Эми, ничего похожего не бывает. Он носит краги – огромные такие ботинки. У него даже есть нашивки – я не поверила своим глазам. А когда он снял шляпу, я едва совладала со своим лицом – на его лысой голове осталось лишь несколько клочков седых волос. Я знаю, в RAMC вступает множество людей и постарше, но не таких, как Лукас, и не в рядовые.
– Но у него всегда было плохое здоровье и больные руки!
– Ох, Эми, он ничуть не изменился, но его неврит, наконец, прошел – с тех пор, как он часами таскает носилки с ранеными. Он причислен к Третьему Лондонскому Округу в Вондсворте. А вот как мы с ним встретились – я привезла туда несколько человек, а Лукас, вместе с остальными, пришел перенести их. Мне было непонятно, как ему удалось уговорить военных, чтобы его взяли в армию, и я спросила его об этом перед расставанием. Он сказал, что это целая история, и он расскажет ее мне, когда у него будет больше времени. Я просто дождаться не могу, когда ее услышу.
Лицо мисс Аннабел изменилось и застыло. Она подошла к окну и остановилась, глядя на улицу.
– Один из его друзей тоже там, этот скульптор, Дервент Вуд. Вряд ли ты когда-нибудь видела его работы, хотя он – подлинный мастер в передаче сходства, – она обернулась и взглянула на меня. – Знаешь, Эми, что он делает сейчас своими удивительными пальцами? Он тоже придает сходство, но лицам, которых уже нет.
– Портретам на надгробиях? – прошептала я.
– О нет, Эми. Эти люди не мертвы – но их лица повреждены осколками снарядов во Франции. Поэтому Дервент Вуд делает для них маски – маски для красивых юношей, чья внешность изуродована, хотя они еще живы. – Меня затрясло, мисс Аннабел заметила это, – Эми, ты не представляешь, что современное оружие может сделать с человеком. Эти бедные парни так искалечены, что не хотят появляться на улице в дневное время. Даже в их собственных семьях не хотят глядеть на них. Поэтому мистер Вуд, или сержант Вуд, как его теперь называют, делает маски из тончайшего металла и разрисовывает их – глаза, носы, рты – все нарисованное. Лукас взял меня в студию, где на стенах висели фотографии «до» и «после». «До» были так невообразимо ужасны, – она содрогнулась. – Подумать только, эти люди получили такие раны и выжили.
– Это ужасно, ужасно!
Мисс Аннабел взглянула на часы.
– Господи, уже пора? Эми, я должна лететь – я обещала Флоре почитать сказку перед уходом, – однако у двери она оглянулась и сказала: – Эми, глядя на эти фотографии, я подумала о Леонидасе. Если бы только он пошел и посмотрел на эти картинки, возможно, это помогло бы ему избавиться от неловкости. Он так поглощен собственным уродством, но оно не сравнимо, абсолютно не сравнимо с тем, с чем приходится жить этим бедным душам. В конце концов, нельзя же все время носить маску?
После ее ухода я долго лежала, дрожа от холода. Эти бедные юноши!
Доктор объявил мне, что скоро я смогу вставать к завтраку. Он сказал, что я превосходно восстановилась после родов и в недалеком будущем смогу спускаться вниз и снова сидеть в гостиной. Но мне не хотелось этого из-за Розы. Слишком близок был конец моего послеродового периода, а затем мне придется отдать ее в детскую и вновь изображать из себя леди Ворминстер.
У меня не было выбора – я ведь была леди Ворминстер, – но все-таки мы могли провести эти первые драгоценные дни вместе, и я решила не терять из них ни единой минуты.
На следующее утро после завтрака я уложила дремлющую Розу в кроватку и встала. Едва я закончила укладывать волосы, как ко мне вошла горничная Берта.
– Моя леди, мистер Тимc спрашивает, можно ли ему обратиться к вам.
Подойдя к двери, я увидела обеспокоенное лицо дворецкого.
– Моя леди, внизу лорд Квинхэм.
– Но... его там не может быть... он во Франции! – недоверчиво взглянула я на мистера Тимса.
– Нет, моя леди, сейчас он внизу и спрашивает ее светлость, а она ушла полчаса назад. Я сказал, что ее нет дома, но он говорит, что должен увидеться с ней, – старые суставы Тимса затрещали, когда он в волнении сжал пальцы. – Я совсем не знаю, что делать – его светлость ушел в госпиталь, а младший его светлость спрашивал только леди Квинхэм и не поверил мне, когда я сказал, что ее нет дома.
– Я оденусь и спущусь вниз, – сказала я.
– Но, моя леди, – раздался сзади голос миссис Чандлер, – прошло только две недели с тех пор, как родилась малышка. Вам еще рано спускаться вниз.
– Я прекрасно себя чувствую и пойду туда. Наступило молчание. Глаза мистера Тимса озабоченно уставились на меня.
– Моя леди, если можно...
– Может быть, вы обопретесь на руку Берты... – нехотя сказала миссис Чандлер.
– Не нужно, – отказалась я. – Все-таки я уже неделю как сама хожу в ванную комнату.
Однако, когда я начала спускаться вниз по лестнице, мои ноги задрожали. Я крепко ухватилась за служанку и заставила себя идти быстрее, за мной шли дворецкий и горничная. Фрэнк прилетел в Лондон и зашел к нам, пока шли приготовления к отлету, но мне все еще не верилось в это. Я знала, что еще несколько месяцев он не должен был появиться здесь. Но когда мои подгибающиеся ноги преодолели последние несколько ступенек, в открытую дверь библиотеки я увидела фигуру в хаки, стоявшую лицом к камину. Утреннее солнце освещало гладко причесанную, красивую голову и стройную спину мужчины, который был мужем мисс Аннабел, сыном лорда Ворминстера... и отцом моей дочери Флоры.
Я не могла оторвать от него глаз, мое сердце стучало, ноги дрожали так, что я с трудом заставила их спуститься с последней ступеньки в холл. Внизу я споткнулась. Услышав меня, Фрэнк обернулся, его лицо осветилось радостью, но когда он увидел, кто к нему вышел, его глаза разочарованно погасли.
– А, это ты, Эми. А я подумал... – он пожал плечами и слегка улыбнулся, когда я вошла в комнату. – Я не ожидал, что ты в городе. Флора с тобой?
– Да, она наверху в детской.
– Ладно, по крайней мере, погляжу хоть на нее. Но, Эми, – Фрэнк подошел ближе, я увидела тени под его глазами и морщины усталости, прорезавшие лицо, – мне нужно повидать Аннабел – просто необходимо. Где она?
– Сейчас она развозит раненых по госпиталям, – сказала я. – Она недавно ушла, чуть больше получаса назад.
– Проклятье! Я знал, что она в городе, и надеялся, что в это время наверняка застану ее дома.
– Я думала, ты во Франции, – прошептала я.
– Я и был там еще прошлой ночью. Но меня временно назначили на связь с французами, и власти вдруг решили послать меня сюда с отчетом о недавних военных действиях, – он на мгновение закрыл глаза. – Боже – Верден! Я никогда не видел ничего подобного. Немцы растерзали сердце моей прекрасной Франции. Если бы маман была жива и увидела ее сейчас! В общем, я попросился на самый ранний рейс, поэтому местные офицеры не ждут меня еще пару часов. Я и подумал, что если сначала приду сюда, то застану Аннабел дома.
Он выглядел таким несчастным, и я сказала:
– В час дня она всегда ходит обедать в свой клуб.
– Спасибо, Эми, славная девочка, – лицо Фрэнка просветлело. – Пожалуй, сейчас я поднимусь и несколько минут побуду с Флорой, а затем пойду прямо в военное ведомство и добьюсь, чтобы там приняли меня пораньше – что-нибудь придумаю, – и тогда я смогу пообедать с ней, – он улыбнулся мне, и мое сердце остановилось на мгновение. – В конце концов, я получил уже неожиданное удовольствие увидеть тебя. Фрэнк подошел ближе.
– Подумать только, еще вчера я был там! Словно заснул в аду, а проснувшись, увидел светлого ангела, парящего надо мной, если не брать во внимание, что ты не ангел, а, Эми? Ты настоящая женщина из плоти и крови, я это знаю, так ведь? – я почувствовала, что мое лицо пылает все жарче и жарче. – Ты покраснела до самой макушки! – рассмеялся он, затем дразнящие нотки исчезли из его голоса. – Но, Эми, что ты делаешь в городе?
Я глубоко вздохнула.
– Я здесь, потому что дитя – мое дитя родилось в первый день этого месяца.
Фрэнк недоверчиво уставился на меня.
– Твое дитя? Его ребенок?
– Да, – поспешно сказала я, – она совершенна, она, совсем не скрюченная.
– Она?! Значит, его ребенок – девочка?!
– Да – прелестная, очаровательная малышка. Фрэнк глубоко вздохнул.
– Значит, он не получил сына?
– Лео очень рад, что у него еще одна дочка. Ничего, не ответив, Фрэнк пошел к двери.
– Сейчас я поднимусь наверх, посмотреть на свою дочь, – взявшись за дверную ручку, заявил он, затем оглянулся и добавил: – Да, Эми, если Аннабел вдруг почему-то вернется, не говори ей, что я был здесь, ладно? Я хочу сделать ей сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37