– Роза Агнес, – вздохнула Беата, – это наводит на воспоминания. Как мило, что ты назвала ее так, Эми. Агги гордилась бы этим.
Лео встал.
– Извините меня, но Селби сказал, что забежит ко мне перекинуться словом, пока я здесь. Кое-какие дела требуют внимания.
Мы с Беатой сидели, тихо разговаривая об Агнес и мальчиках. Зашла Клара, чтобы спросить, не нужен ли нам свежий чай. Ее наколка сбилась набок, лицо разрумянилось.
– Ну и штучка же этот ваш кузен, моя леди! Всех нас очаровал. Буквально потряс и Мод Винтерслоу, и бабушку Витерс, и не только их, – она подошла ближе. – Я никогда еще не видела, чтобы Элен так много разговаривала с молодыми людьми. Она разборчивая, эта Элен. – Клара пошла к двери, что-то напевая себе под нос, а я пожалела, что не могу присоединиться к веселью внизу.
Беата и Альби отъезжали шестичасовым поездом.
– Приезжайте к нам еще, – сказал Лео Беате, – и вы тоже, мистер Томсон, если в следующий отпуск у вас появится причуда побывать в деревне.
Альби заметно обрадовался приглашению, поэтому я добавила:
– Альби, осмелюсь сказать, что Флора будет рада проститься с тобой. Выбери время забежать ненадолго в детскую.
Альби помчался наверх – только хаки мелькнуло. Беата уставилась ему вслед.
– Ай, что-то он увлекся этой Элен. Однако могло бы быть и хуже – он всегда был шустрым, наш Альби.
Когда Альби, чуть раскрасневшись, спустился вниз, пролетка уже ждала. Все попрощались, и вскоре только мы с Лео остались стоять одни под вечерним солнцем.
Глава одиннадцатая
Я не знала, как вести себя с Лео. Я убеждала себя, что он все еще любит французскую графиню, поэтому мне нечего стыдиться, что я держусь с ним отчужденно – но все-таки мне было стыдно, стыдно и неловко. Лео подошел ко мне чуть поближе, хотя и не слишком – он никогда не вставал очень близко к людям, – но поближе. Повернув ко мне свое большое тело, так, чтобы видеть мое лицо, он спросил:
– Тебе... понравились... крестины?
– Да, спасибо, – ответила я вежливым, официальным голосом, но, увидев, что довольство быстро исчезает с его лица, быстро добавила: – Очень, Лео, очень, спасибо тебе. И спасибо тебе за то, что ты потрудился приехать сюда.
Довольное выражение вернулось на его лицо, превратившись в улыбку.
– Мне нужно идти в детскую, – решительно сказала я. – Флоре пора купаться.
Повернувшись, я пошла наверх, но Лео последовал за мной.
– Я почти не видел сегодня Флору, – сказал он. Мне стало легче. Так вот зачем он задержался здесь, чтобы повидаться с Флорой! Конечно, она же была внучкой французской графини. Как только дверь открылась, Флора подбежала к нему, и он обнял ее. Без сомнения, радость на его лице была вызвана тем, что он приветствовал внучку любимой женщины. Я снова успокоилась.
Мы пробыли в детской больше часа. Флора все еще была в восторге от вечеринки в зале для слуг. Она сказала нам, что пила шампанское. Элен поспешно прервала ее:
– Только глоток, моя леди – на самом деле она только пузырьки понюхала. Вы ведь от них чихали, леди Флора?
Флора так энергично затрясла головой, что ее светлые кудряшки запрыгали, вызвав во мне пронзительное воспоминание о любви. О Фрэнк, пожалуйста, останься живым! Будет большая битва, по словам леди Бартон, но когда она закончится, война будет выиграна и Фрэнк вернется домой.
– Увидимся за ужином, Эми, – сказал Лео, выходя из детской.
Я удивленно взглянула на него – Лео сказал Флоре, что завтра они не увидятся, потому что он уедет в Лондон.
– Я думала, что ты уедешь в семь тридцать.
– Нет, я решил отправиться завтра первым поездом.
– Это так рано!
– Знаю, – поморщился он, – но у нескольких наших пациентов усилилась лихорадка от воспаленных ран, поэтому я нужен там.
Мистер Тимс накрыл ужин в утренней комнате, но когда я стала извиняться, Лео сказал:
– Мне очень приятно ужинать здесь, Эми. Делай любые изменения, какие тебе захочется, – он улыбнулся. – Думаю, что я даже могу позволить себе не надевать здесь вечерний костюм на время военных действий.
– По-твоему, они закончатся к Рождеству? – спросила я.
Лео ответил не сразу.
– История говорит, Эми, что когда силы равны, конца приходится ждать долго. Наполеоновский конфликт, например.
– Сколько же тянулся этот конфликт?
– Война между Англией и Францией тянулась двадцать два года, с короткими передышками.
– Двадцать два года!
– Сейчас другие обстоятельства – современное оружие, без сомнения, ускорит исход войны, – услышав это, я содрогнулась. – Давай, Эми, на этот вечер забудем о войне. Я не Тиресий, чтобы предвидеть будущее. Может, быть, Этти Бартон права. Я знаю, что Джордж надеется на лучшее.
– И он – генерал, – с облегчением выдохнула я.
– Именно. Выливание суден за ранеными не дает мне квалификации для надежных предсказаний.
Лео произнес это таким тоном, что я поняла – он опять впадет в мрачное настроение, если я срочно не вмешаюсь. Поэтому я стала рассказывать ему о детях, о всяких умных штучках, которые Флора сказала и сделала, о том, что Роза уже хорошо и крепко держит головку.
– Она любит смотреть вокруг, моя Роза, и она так чудесно улыбается.
Лео слушал, каждый раз улыбаясь моим словам. Однако сам он не говорил много, он всегда так вел себя со мной. Я представила, как он сидит в этой же комнате за завтраком с французской графиней. С ней он разговаривал, я знала это – даже даря ей книги, он писал в них любовные письма. При мысли об этом жалость к Лео пронзила мое сердце. Зная про него такое, я чувствовала себя ближе к нему, чем прежде, потому что это у нас было общее – мы оба любили безнадежно, любовью, которая никогда не вернется.
– Лео, ты будешь пить кофе в гостиной? – спросила я его после десерта.
– Спасибо, Эми, с большим удовольствием. Когда мы вставали из-за стола, он сказал:
– Селби сообщил мне, что твоя новая гостиная уже отделана.
– Да, уже готова. Занавески уже повешены. Ты хочешь пойти и взглянуть на нее?
– Да, мне... интересно.
Наверху, в комнате, Лео огляделся вокруг.
– Мне казалось, что ты предпочитаешь более... изощренный, более украшенный стиль, – заметил он.
– Ох, разве тебе это не понравилось?
– Очень понравилось, просто это не то, что я ожидал.
– Беата говорит, что стены выглядят пустыми, потому что на них только одна картина, – нерешительно сказала я.
– Тогда закажи еще. Съезди как-нибудь в Лондон, если в Истоне нет картин по твоему вкусу.
Я собрала все свое мужество.
– Такие картины есть – только они твои. Густые брови Лео вопросительно поднялись.
– Мои?
– Те картины, которые были у тебя в Кью, – и поспешно добавила, – может быть, не все.
Лео взглянул на меня искоса.
– Нет, лишь одна-две из них... с трудом подходят... для гостиной леди.
– Но там есть одна, где девушка с младенцем. Флоре она понравилась. И еще одна. Где девушка с розами.
– Может быть, лучше не Афродиту? – посмотрел он на меня.
– Она мне понравилась.
– Ладно... согласен.
Я лукаво взглянула на него.
– Отошли ее художнику, чтобы он нарисовал ей что-нибудь из одежды – например, блузку с большим вырезом и короткую юбку, как носят школьницы.
– Что?! – ужаснулся Лео. – Неужели ты это говоришь всерьез?
Я хихикнула.
– Конечно, нет – она и так хорошо выглядит, – на мгновение, я испугалась, вдруг Лео рассердится на меня за попытку поддразнить его, но он тоже засмеялся. Наверное, вино, которое мы пили за ужином после шампанского, сделало и меня тоже чуточку легкомысленной.
Внизу, в большой гостиной, я поиграла немного с Розой между двумя чашками кофе. Лео молча наблюдал за нами. Я заметила, что его кофе совсем остыл.
– Хочешь свежего кофе перед прогулкой с Неллой? – спросила я.
Он встряхнулся, словно большой медведь, впервые вылезший из берлоги после зимней спячки.
– Нет, спасибо. Я, пожалуй, взял бы с собой Розу на прогулку по саду.
– Розу? Но...
– Естественно, ей будет лучше, если ты пойдешь тоже.
– Ну, я не знаю... слишком поздно.
– Но правительство издало декрет, что сегодня – день перехода на летнее время, и любезно переставило часы вперед, чтобы, дать нам побольше солнечного света. Кроме того, я думаю, что Роза должна отпраздновать свои крестины.
Почему бы нет? Солнце еще светило.
– Тогда, я заверну ее потеплее, хорошо?
Мы прошли через белые ворота в высокой кирпичной стене, между столбами, под зеленеющей листьями аркой. На поляне Лео свернул налево, по направлению к аллее вьюнковых роз. Там он остановился.
– Помнишь, Эми, тот вечер, когда мы разговаривали в самый первый раз? Я увольнял эту Дороти Перкинс, а ты считала, что это неверно – что я делаю ошибку. И ты говорила со мной, чтобы поправить меня. Ты помнишь?
– Да, конечно, – вдруг заторопилась я. – Давай пойдем сюда – я покажу тебе «Генерала Джека». Он очень разросся в этом году, – я решительно пошла вперед. Лео последовал за мной.
Мы обошли внутренний парк. Я рассказала ему о том, как растет каждая его роза, а он молча слушал, задавая незначащие вопросы. Роза заснула у него на руках – она все это видела раньше. Затем мы подошли к верхушке лестницы, взглянуть на мальчика, гордо восседающего на дельфине, и на «Гарланд розу», вьющуюся молодыми зелеными листьями по сучьям старой яблони. Лео стал спускаться по ступенькам. Я нехотя последовала за ним. Он остановился у скамейки на середине лестницы.
– Посидим немного?
По правде, мне не хотелось этого, но я подумала, что Роза стала тяжелой, а Лео не привык, как я, целый день носить ее на руках. Я села на скамью, Нелла растянулась на брюхе около моей ноги, а Лео грузно опустился рядом со мной. Он сидел чуть повернувшись, так, что мог смотреть прямо на «Гарланд», и молчал, а я от неожиданности не могла придумать, о чем говорить. Некоторое время мы сидели молча. Наконец он повернулся лицом ко мне.
– Это кажется невероятным, не так ли? Вот я держу на руках Розу – а год назад она еще не существовала, даже и мысли о ней не было...
Я сказала про себя – может быть, ты тогда не думал о ребенке, но я думала. В прошлую весну я не могла думать ни о чем другом. Я потянулась и погладила лицо моей спящей дочки.
– Может быть, я была эгоистичной, когда хотела еще одного ребенка, но не жалею об этом.
– Я тоже, – голос Лео был едва слышным, но хорошо различимым.
Мне опять стало не по себе, и я заставила себя думать о французской графине. Наверное, Лео приводил ее сюда – но сейчас она мертва. Однако, ее сын пока жив. Я ничего не могла поделать с собой, я ничего не могла поделать со своей любовью к нему. Порой мне хотелось кричать от сожалений об этом, но все-таки я ничего не могла поделать с этим.
Было ни к чему оставаться здесь, под вечерним солнцем, сидя рядом с мужчиной, который был моим мужем, и я встала.
– Здесь свежо, мы простудим Розу.
– Да, пожалуй, – тихо ответил Лео. – Пойдем, Эми, если тебе так будет лучше.
На пути назад поток моей болтовни окончательно иссяк. Лео тоже не проронил ни слова, он заговорил, только когда мы вошли в холл:
– Не знаю, смогу ли я приехать в следующую субботу на день рождения Флоры. Я вышлю подарки заранее, подари их ей от моего имени, если я не приеду. Вот она, твоя драгоценная дочка.
Я взяла у него Розу.
– Спасибо тебе, спасибо за то, что ты позволил мне все время держать ее с собой.
– Я рад, что она доставляет тебе столько счастья, – голос Лео звучал официально. – Доброй ночи. Утром, конечно, я не смогу увидеться с тобой.
Я подумывала, не встать ли мне пораньше, но теперь стало ясно, что Лео, не хотел, чтобы я провожала его.
– Доброй ночи, Лео, – сказала я с облегчением. – Счастливого пути.
– Спасибо.
Он повернулся, и не оглядываясь пошел в свою библиотеку. Нелла последовала за ним преданной тенью у его ноги.
На следующий день я попросила Клару сказать миссис Джонстон, что его светлость разрешил мне распаковать картины и повесить у себя любые, какие мне захочется. Пришел Джесси, разнорабочий, а с ним юный Бен из конюшни, и я стала выбирать картину. Вместе с мужчинами я переходила от картины к картине, показывая их Розе. Это было похоже на встречу со старыми друзьями, только лучше, потому что я знала истории тех, чьи имена были на табличках под картинами. Я прочитала их в книге греческих мифов и легенд, которую мне дал Лео. Моими любимыми были три картины, такие светлые и счастливые, что, казалось, можно было чувствовать солнечное тепло, идущее с них.
Я подошла к изображению Навсикаи, которая прислонилась к колонне, подперев подбородок рукой – словно размышляла, что подать Одиссею на ужин, и вдруг увидела, что он уплыл. О ней я знала все, но в книге, которую мне дал Лео, не было ничего ни о Бальнеатрикс, ни о Клитии. Мне нравилась Бальнеатрикс, которая держала поднос со льняными полотенцами и чуть улыбалась, словно предлагала их, но я совсем не понимала, что делает Клития. Она стояла на коленях, залитая солнцем, с протянутыми кверху руками и головой, склоненной набок, так, что ее длинные волосы струились по спине. Они были такими же золотистыми, как мои, и так же вились, но мои все-таки были длиннее – я могла сидеть на них, а она вряд ли могла сидеть на своих.
В последнюю очередь я подошла к Психее. Мне нравилась эта картина, но было в ней нечто, тревожившее меня. Я знала, кто такая Психея – прекрасная принцесса, в которую влюбился Эрот. Но, хотя Эрот был богом любви, он боялся, что его ревнивая мать, Афродита, причинит вред его невесте, поэтому увез Психею в зачарованный дворец. Каждую ночь в темноте он приходил и любил ее, но Психея никогда не видела его лица и постепенно стала думать, что вышла замуж за отвратительного монстра. В конце концов, она узнала правду, но только после ужасных испытаний. Бедная Психея!
Свертки для Флоры прибыли, и я убрала их подальше вместе со своим подарком. Я каждый вечер шила одежду для Флориной куклы, и теперь у нее был полный комплект, даже пара крохотных корсетов. В субботу утром я сразу же пошла в детскую, чтобы помочь Флоре распаковать подарки. Мы вместе одели куклу, а затем она взяла калейдоскоп, подарок Лео. Я показала ей, как глядеть в глазок, а затем быстро повернула трубку, так, что сверкающие цветные стекла сложились в новый узор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37