Однако он никогда не посещал эти земли, никто из моих знакомых не знал его в лицо. В том году, когда мне исполнилось восемь лет, его жена приехала в Пеннингс с визитом к леди Бланш, а та взяла ее на одну из своих регулярных проверок нашего рукоделия.
Когда наступила моя очередь показать рукоделие, я разглядывала это прелестное лицо, эти глаза – голубые как незабудки – и боготворила ее. Она взглянула на мои стежки, достаточно мелкие, и похвалила мою работу. Затем она сказала мне: «Ты, наверное, будешь девушкой у леди, когда вырастешь, ma petite». Так и начались мечты моей юности.
Я мечтала о том, как стану ее личной горничной, как встречусь с лордом Ворминстером, который представлялся мне в мечтах высоким и видным мужчиной, с серебряной сединой в волосах. Лорд Ворминстер в моих мечтах отыскивал моего отца, которого я никогда не видела, а мой отец, конечно, тоже был лордом и брал меня к себе домой. Но однажды я снова оставляла его дом, чтобы выйти замуж за сына лорда Ворминстера и приветствовать его мать – мою прекрасную леди Ворминстер.
Такую прекрасную и такую лживую.
Все в моих мечтах было неверно, все неверно. Я мечтала о том, что ее сын будет любить меня – а он не любил. Я мечтала о том, что она любила лорда Ворминстера – а она не любила. Я долго цеплялась за эту мечту, гораздо дольше, чем за все остальные. Вскоре после приезда в Истон мне сказали, что они жили врозь с тех пор, как родился ее сын, но я считала, что лорд Ворминстер обходился с ней дурно – пренебрегал ей, заводил любовниц – и была уверена, что, несмотря на все его провинности, она любила его. Но теперь я знала правду. Она не только не любила, никогда не любила его, она еще и обманула его. Она вышла за него замуж, уже, нося во чреве ребенка от другого мужчины.
Тем не менее, он все равно любил ее, любил так, что когда ребенок родился слишком рано, и он понял всю глубину ее обмана, то все-таки простил ее и обещал признать сына наследником. Так Фрэнк стал лордом Квинхэмом, а когда-нибудь, в свой черед, станет графом Ворминстерским.
Ее муж никогда не брал назад своих обещаний, а она не сдержала своих. Она обещала ему его собственного ребенка, а вместо этого бросила его и вернулась во Францию к любовнику. Лео никогда не выдавал ее тайну. Напротив, он установил эту статую здесь, в глубине леса, и все вокруг засадил розами, ее любимыми розами, потому что любил ее. И он все еще любил ее, хотя она была мертва.
Я пробиралась назад сквозь лес, разговаривая с Розой. Я показала ей танцующих бабочек с желтыми крыльями и с голубыми, обведенными оранжевой каймой. Я показала ей галку, которая склонила набок гладкую черную голову, следя за нами. Я показала ей яркий розовый лихнис и зеленовато-лиловые побеги молодого конского щавеля, лепестки звездчатки и скрытые бутоны падуба. Сейчас, в мае, каждое дерево, каждый лист были зелеными и полными жизни.
Глава девятая
Перед ужином я зашла в угловую гостиную. Старые обои были сорваны и клочьями свисали со стен. Все было готово к новым работам, эта мысль взволновала меня. Подойдя к одному из высоких окон, я подняла Розу к плечу.
– Ты видишь розы, моя Роза? Скоро они зацветут – наверное, как раз к твоим крестинам. Когда-нибудь папа назовет розу твоим именем, как назвал ее маминым, – Роза удовлетворенно крякнула, а я поцеловала ее в похожую на розовый лепесток щечку и прижалась к совершенной раковине ее ушка.
Затем я отдала ее в детскую и нашла Клару, чтобы спросить, можно ли пригласить мисс Винтерслоу для шитья занавесок. Когда ей будет удобно, конечно.
– Ей будет удобно завтра утром, – усмехнулась Клара. – Больше всего на свете Мод Винтерслоу любит приходить сюда и совать нос в дела его светлости.
На следующее утро Клара спустилась вниз, чтобы найти меня.
– Мисс Винтерслоу говорит, что лучше всего ей повидаться с вами, моя леди, чтобы удостовериться, что она сошьет занавески так, как вы хотите. Она в комнате для шитья. Я сказала ей, что вы подниметесь наверх – иначе она явится сюда, и будет пялиться на все, что ей попадется на глаза, а мне не хотелось бы этого. Я позвала сюда Дору, чтобы она присмотрела за леди Розой, пока вы будете наверху.
Мод Винтерслоу выглядела очень подтянутой в своем облегающем черном платье. По ее лицу было видно, что она довольно стара, но ее спина была стройной, как у молодой девушки. Она смотрела на меня яркими, немигающими глазами.
– Доброе утро, мисс Винтерслоу, – вежливо сказала я.
– Доброе утро, моя леди, – ее глаза зорко прищурились, как у ящерицы. – Значит, это вы – ее светлость. Марта все рассказала мне о вас.
– Марта? – не поняла я.
– Моя сестра, Марта Витерс.
– А, бабушка Витерс.
– Бабушка Витерс! – фыркнула она. – Пусть Марта сама называет себя так, после того, как несколько лет прожила в Лондоне. Надо говорить «бабуся», как принято в селе. «Ваша бабуся» – я всегда так говорю ее малышне, – мисс Винтерслоу хмыкнула. – Марте это очень не нравится, но я не обращаю внимания, хотя она на год старше меня. А вы бывали в Лондоне? – внезапно спросила она.
– Да, мне приходилось там жить. Она одобрительно улыбнулась.
– Мне тоже – много лет, куда больше, чем Марте, но я не хвастаюсь этим, как она. Я умею вести себя. Я никогда не была легкомысленной девчонкой, как Марта.
Девчонкой?! Я не поверила своим ушам. Я помнила бабушку Витерс с тех пор, как она приходила в детскую помогать нянчиться с Флорой – она носила огромные башмаки и попыхивала глиняной трубкой, торчавшей между двумя остатками зубов!
Мод Винтерслоу наклонилась ко мне, ее элегантные туфли на кнопках скрипнули.
– Позвольте-ка мне хорошенько взглянуть на вас, – я нервно попятилась назад, но она стремительно протянула руку и вцепилась в меня. – Нет, стойте где стоите, в последние годы я стала близорукой. В тот единственный день, когда вы были в церкви, я не разглядела у вас ничего, кроме донца шляпки. А пока я пробиралась через толпу зевак, собравшихся перед входом, вы уже уехали. Терпеть не могу ни этих деревенских ротозеев, ни их манеры. Так что мы имеем?
Кровь бросилась мне в лицо, когда зоркий взгляд мисс Винтерслоу обшарил меня с головы до ног. Удовлетворившись осмотром, она отпустила меня и отступила на шаг.
– Ну-ну, Марта не перезолотила лилию. Когда я впервые услышала, то не поверила – поймать сразу обоих, и отца, и сына, – но теперь вижу, почему вам это удалось. Вы, несомненно, милашка, – я вспыхнула, а мисс Винтерслоу повернулась и пошла к швейной машинке. – Теперь, моя леди, расскажите мне, какие вы хотите занавески. Как говорят в селе, Мод Винтерслоу не из тех, кто теряет время на сплетни.
Я показала ей материал и дала мерки.
– Сделать отстрочку? – спросила она.
– Да – вот здесь.
– Ладно. Скоро я это вам сделаю.
– Если вы заняты...
– Не беспокойтесь насчет этого. Если я попрошу своих заказчиков подождать, они подождут. Я – лучшая портниха в окрестностях, да и расценки у меня умеренные, – она снова оглядела меня. – Кто шил вашу юбку?
– Я.
– Ммм, неплохо сидит. Повернитесь спиной, – я повернулась. – Да, мне самой нравятся юбки из клиньев, хотя в наши дни нечасто встретишь шестиклинку. Где вы взяли выкройки?
– Я сделала их сама.
Увядшее лицо мисс Винтерслоу сморщилось в улыбке.
– Я и сама не скроила бы лучше. Где вы научились шить?
Я рассказала, и она одобрительно кивнула.
– Это хорошее место учебы. У меня поначалу не было денег, чтобы заплатить за обучение, поэтому я начинала швеей.
– Вы никогда не хотели стать горничной у леди? – спросила я.
– Я? – с негодованием воскликнула мисс Винтерслоу. – Быть на побегушках, у какой-то женщины, которая считает себя лучше меня только потому, что родилась в колыбели с фамильным гербом? Это почти так же плохо, как быть замужем, – фыркнула она. – Взгляните на замужних женщин, и вы увидите, какой они терпят ущерб! Вечно живут то с животом, то с дитем у груди – или и с тем, и с другим сразу, если небрежны. Постоянное вынашивание детей вредит женщинам и губит их фигуру, – мисс Винтерслоу зорко оглядела меня. – Вы еще сохранили талию, но подождите – когда вы перестанете кормить, то увидите, что ваши груди обвиснут, – она наклонилась ко мне: – Но не беспокойтесь, моя леди – стоит вам только сказать мне словечко, и я покажу вам, как сделать, чтобы они выглядели такими же, какими были до рождения этих двоих. Кусок прочной ткани, скроенный наискось по той форме груди, какая у вас была прежде – и все будет в порядке. Но вам нужно быть строгой с его светлостью, чтобы он не устроил вам это снова, понятно?
Я пылала румянцем, когда Клара принесла поднос с чаем. Мод Винтерслоу указала на большой стол:
– Спасибо, Клара, поставь сюда. Вижу, ты не забыла для меня фрукты.
– Сегодня только яблоки и апельсины, мисс Винтерслоу.
– Я люблю, когда мне ставят вазу с фруктами, – пояснила мне портниха. – Я всегда прихожу сюда чинить белье, когда созревают персики.
– Какой вы любите чай, мисс Винтерслоу? – я взяла чайник. – Может быть, покрепче?
– Желательно бы, моя леди, с двумя кусками сахара, хорошо размешанный. – Я поставила жесткий стул рядом со швейной машинкой, а на него – поднос с наполненной чашкой. – Вижу, вы сделали как надо, уважаете старших. А теперь, может быть, вы мне что-нибудь посоветуете? Леди купила красивый отрез темно-синего бархата на вечернее платье, но она несколько худа в плечах, поэтому я размышляю, как лучше всего смягчить линию выреза...
Мы были поглощены обсуждением, когда дверь открылась и в нее вошла миссис Джонстон с уксусно-кислым лицом. Когда она увидела меня, ее лицо стало еще кислее.
– Я не знала, что за вами послали, миссис Винтерслоу.
Глаза Мод Винтерслоу сузились.
– Мисс Винтерслоу, будьте любезны. Я никогда не была замужем и горжусь этим – в отличие от тех, кто притворно называет себя миссис, хотя у них на это не больше прав, чем у моей полосатой кошечки.
Красные вены на лице миссис Джонстон покраснели еще больше.
– Нет ничего плохого в старых занавесках.
– Ее светлость выбрала новую ткань.
Миссис Джонстон демонстративно повернулась ко мне.
– Никакой необходимости, совершенно бесполезно – и это в военное время, когда наши доблестные солдаты в такой нужде...
– Я никогда не слышала, чтобы молодые люди в окопах нуждались в таких занавесках, – резко оборвала ее мисс Винтерслоу. Прежде чем миссис Джонстон успела ответить, она подхватила чайник. – Позвольте предложить вам чаю, миссис Джонстон, хотя я знаю, что вы обожаете не чай.
Миссис Джонстон побагровела и выскочила прочь, хлопнув дверью.
– Чего я не выношу, – так это женщин-пьяниц, – сурово сказала мисс Винтерслоу. – Я никогда не брала в рот ни глотка, только в медицинских целях. Не говоря уже о курящих женщинах – Марта вечно дымит своей трубкой! Дурная привычка, дурная привычка для женщин! Мужчины – другое дело, они не способны на лучшее, – она наклонилась ко мне. – Вы знаете, что сделала эта Марта? Дэн Витерс еще не остыл в могиле, а она остановила его светлость на улице и спросила, не может ли он продолжать выдавать ей табачный рацион Дэна, потому что это она выкуривала этот табак, а не он! А его светлость имел глупость согласиться, – она запнулась, а затем кивнула на дверь, глядя мне в лицо. – С этой он тоже дает промашку. В следующий раз проверьте ее расходные книги.
Как она узнала, что я их не проверяю? Ну конечно, Клара – миссис Чандлер – бабушка Витерс – без сомнения, об этом знает все село.
– Проверки делает его светлость, – сказала я, оправдываясь.
– Делает? – ее прищуренные, как у ящерицы, глаза пристально следили за мной, голова склонилась набок. – У меня хороший слух – ваша малышка плачет. Идите и утешьте ее.
Позже я вернулась, чтобы посмотреть, как у мисс Винтерслоу идут дела, и показать ей Розу. Она полюбовалась Розой, а затем сказала:
– Хорошенькая девочка и очень похожа на папу. Может быть, вы побудете со мной за компанию? Шить занавески скучно.
Под жужжанье машинки и клацанье педали она рассказала мне, когда у Мэри Доусон, которая во время моего появления в Истоне была второй горничной и вышла замуж за внука каретника, мистера Тайсона, наступит время родового отпуска.
– Должно быть, в июле – Грэйс Чандлер отпускает ее с работы, предвидя, что в дальнейшем она будет жить с матерью. Миссис Доусон, мать Мэри – вдова, ее муж умер от воспаления легких в ту ужасную зиму два или три года назад.
Я узнала имена и других женщин, ожидавших родового отпуска летом, одной из них была сестра Мэри.
– Не знаю, о чем думает это правительство, отпуская мужчин домой. Через десять дней они возвращаются, но, как правило, оставляют после себя кое-что. Вот, например, бедная Мэри Эллис, она ведь уже бабушка, – мисс Винтерслоу неодобрительно покачала головой, – ей пора отдыхать, кто ее осудит за это, если у нее уже семеро растет и двое на кладбище? Теперь же она снова пройдет через это. Я говорила, я говорила ей, когда она пришла ко мне шить новую блузку, вся в волнении от того, что ее Джим приезжает на побывку, я говорила ей: «Мэри, ты пожалеешь о том, что наряжаешься. Славный мешок из-под картошки – вот что тебе понадобится после того, как он переступит порог». Но мужчин не останавливает ничто. Когда они надевают кольцо на палец женщине, то думают, что получили ее в собственность – ну, по закону так и есть. Вот почему я живу одна! – она бросила взгляд на дверь. – Кстати, о Кларе – она неравнодушна к Джиму Арнольду.
– Но он, кажется, моложе ее?
– Да, дорогая, но женщины из семьи Ватсонов всегда выходят за мужчин моложе себя – так же и Грэйс, когда она подцепила Берта Чандлера. Теперь об Элен Ватсон – она не спешит. Имейте в виду, она разборчивая, эта Элен. Правда, девушкам, работающим нянями, трудно встретить молодого человека здесь, в провинции. Не то, что в Лондоне, где няни везут детскую коляску с парой молодых караульных по обе стороны от себя.
К концу дня, когда Мод Винтерслоу собралась и ушла, я узнала об Истоне больше, чем в течение двух лет, пока я была здесь с Флорой. Я почти пожалела, когда она сказала, что на следующее утро закончит шитье занавесок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37