Неделю назад я не смогла бы дать ответ, но сейчас уверенно ответила:
– Я же сказала тебе вчера вечером. Я выхожу замуж.
– И остаешься дома в качестве домохозяйки? – Он внезапно возник в дверях кухни совсем близко от меня, принеся с собой запах дорогого лосьона после бритья.
– Ненадолго, пока… – Я не смогла договорить предложение до конца. – А что, собственно, плохого в том, чтобы быть домохозяйкой?
– Совершенно ничего, – засмеялся он. – Просто это кажется ужасно бесполезной тратой времени.
Я аккуратно налила две чашечки кофе и, доставая из холодильника молоко, услышала, как за Жуанной-Марией закрылась входная дверь виллы.
– Тебе, должно быть, не раз говорили, что ты ужасно фотогенична.
Я знала, что за этим последует.
– И ты думаешь, что я могу сниматься в фильмах.
– Не будь такой циничной. Сегодня в твоей стране Розалинда – самая крупная приманка для вытягивания денег за билеты.
– Я не Розалинда. И не имею ни малейшего желания жить той жизнью, которой живет Розалинда.
– Почему? Это гораздо интереснее, чем быть домохозяйкой.
– Нет. Это ты так думаешь.
Мы вернулись в комнату и сели пить кофе.
– Я знаю, что не следует говорить очаровательной девушке, что она очаровательна. Так в чем проблема?
– Никаких проблем, – ответила я, стараясь сдержать раздражение. – Просто я сделана не из того материала, что Розалинда. Если бы мне хотелось пойти в кинематограф, я запросто пошла бы. Всем известно, что агент Розалинды и ее друзья довольно часто приглашали меня. Но это совсем не мое. Я была няней.
– Я знаю. – На некоторое время в комнате воцарилась напряженная тишина, а потом Майлз продолжил: – Из того, что говорит Гарриет, я сделал вывод, что ты не видишь для себя возможности вернуться к этому.
– Мне не нравится, когда задают вопросы о моей личной жизни. – Я поставила чашку.
– Дженни, – он накрыл мою руку своей, – не забывай, мне известно, через что ты прошла. Мы не говорили о тебе, я просто поинтересовался, не считает ли Гарриет, что ты можешь сниматься в кино. Роль в этом новом фильме – великолепный дебют для начинающей актрисы, и, думаю, я мог бы получить ее для тебя.
Я подумала, что Майлз слишком переоценивает свою влиятельность, но удержалась от высказывания этой мысли вслух, а вместо этого спокойно возразила:
– Я не актриса, так что давай забудем об этом.
– Розалинда тоже не актриса, – холодно заметил он, и я, взглянув на него, подумала, что если они еще остаются любовниками, то у них, несомненно, не все так гладко – или, возможно, Майлз не такой плохой актер, каким я его считала. Пожав плечами, он закончил разговор о Розалинде и перешел к другой теме. – Вчера вечером ты серьезно говорила об этом парне, с которым познакомилась в «Санта-Луции», или просто забрасывала удочку?
– Нет, я говорила серьезно.
Он удивленно поднял брови и заговорил еще протяжнее:
– Выйти замуж за кого-то, с кем знакома всего неделю? Ты определенно сумасшедшая.
– Ну и что?
– Я всегда считал, что в тебе есть не только то, что видит глаз, – хрипло рассмеялся Майлз. – Тогда на вечеринке у Фила… только ты не интересовалась. – Он медленно поставил чашку. – Но, может, теперь заинтересуешься. Через неделю мы могли бы славно проводить время.
И прежде чем до меня дошло, на что он намекает, Майлз с силой заломил мне руки за спину, навалился на меня всем своим весом и прижался губами к моему рту. Я отчаянно боролась, но чем сильнее я сопротивлялась, тем настойчивее он становился. Его язык уже был готов протиснуться в мой рот, когда я услышала спокойный голос Фила:
– Дженнифер, мне зайти позднее?
Майлз вскочил на ноги и посмотрел на Фила так, словно был готов его убить, а я, сделав глубокий вдох, выпрямилась.
– Я не знал, что между вами такие дружеские отношения. – Сжав кулаки так, что побелели костяшки длинных пальцев, Фил неторопливо подошел ко мне.
– Ничего подобного, – поспешно возразила я. – Майлз что-то перепутал.
Майлз снова взглянул на Фила, а потом, крепко стиснув зубы, небрежно прошел мимо него и со стуком захлопнул за собой дверь.
– Слава Богу, что ты пришел, – с дрожащим смехом сказала я.
– Правда? А я подумал, может, мое время истекло. – Он не смотрел на меня и все еще сжимал кулаки.
– О, Фил, прекрати. Ты же не думаешь, что я его поощряла!
– Почему нет? Я понимаю, что он неотразим, когда дело касается женщин. Во всяком случае, так считает Розалинда – или считала.
– Повторяю в сотый раз: я не Розалинда! Повернувшись, Фил обнял меня и склонил голову мне на плечо.
– Прости, Дженнифер. Я не хотел. – Он поморщился. – Но войти и увидеть вас двоих…
– Даже ты должен был заметить, что я вела себя отнюдь не дружелюбно. – Я ласково похлопала его по спине.
– Этого я не заметил. Я видел только, что он занимается с тобой любовью.
– Не думаю, что Майлз знает, что такое любовь, – сказала я, с улыбкой отстранившись от Фила.
– Надо было ударить его, – объявил Фил с такой нехарактерной для него свирепостью, что я рассмеялась.
– Я рада, что ты этого не сделал. В этом не было необходимости. Ты видел, с каким видом он ушел? Не думаю, что он когда-нибудь снова будет приставать ко мне.
– Не думаю, что он вообще будет разговаривать с тобой, – согласился со мной Фил, снова обретя чувство юмора.
– Я зашел узнать, не хочешь ли ты прогуляться верхом?
– С удовольствием, – ответила я, позабыв, что собиралась поговорить с тетей Гарриет и Розалиндой.
Майлз не попался нам на глаза, когда мы проходили мимо его виллы и шли по усыпанной сосновыми иголками дорожке, которая вела через лес к конюшне, а если они слышал, как мы смеемся, то нам обоим это было совершенно все равно.
Глава 10
Лошади выбрались с песчаного пляжа, мы остановились на мысе и осмотрелись, но Мэри и Тома не увидели. Прохладный и чистый ветер с Атлантики обдувал нам лица, лошади фыркали и били копытами, порываясь скакать дальше.
– Хочешь, поедем дальше? – прокричал мне Фил.
– Нет, – покачала я головой, – я хочу увидеться с тетей Гарриет. И с Розалиндой.
– С Розалиндой вряд ли получится.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что уже заходил туда, и Гарольд опять был ужасно взволнован. Очевидно, вчера вечером Майлз расстроил ее сильнее, чем мы думали. Если Розалинда не согласится на роль, ее ждет судебный процесс.
– Почему?
– Контракты. Моим крошечным умом этого не понять. Когда она подписывала контракты со студией, она обещала сыграть следующие две роли, которые они ей предложат. Первая была в блокбастере, и вторая побивает все рекорды. Естественно, они хотят видеть ее в своей эпопее о царице Савской. А еще им надо, чтобы она подписала новый контракт. Только Розалинда не соглашается.
– Не пора ли Гарольду сказать ее агенту, насколько плохо чувствует себя Розалинда?
Я совершенно забыла, что Фил ничего не знает о ее попытке покончить с собой.
– Я бы не назвал приступы раздражения и упрямство Розалинды болезнью, – мягко сказал Фил. – Когда мы вернемся, ты сама сможешь ее увидеть… если она тебя впустит.
* * *
Дверь мне открыл Гарольд. Его доброжелательное лицо осунулось от бессонницы, а под глазами залегли темные круги.
Со словами:
– Я знаю о Розалинде все, – я решительно прошла мимо него. – После всего, что мне пришлось перенести, мог бы сразу обратиться ко мне за помощью, не доводя до этого.
– Это… э-э… приходило мне в голову, но тогда Гарриет сказала, что ты еще нездорова. Розалинда страшно переживает из-за того, что могут узнать другие – даже родные.
– Что ж, это вполне понятно. Вряд ли это то, о чем следует кричать с крыши. Я и о письмах знаю.
– Здесь не о чем беспокоиться, Дженни. – Гарольд смущенно кашлянул. – Неверное толкование, плод воображения…
– Брось, Гарольд. Ты разговариваешь со мной, с Дженни. Если ты мне не доверяешь, то кому можешь доверять? – Судя по выражению лица Гарольда – никому, и тем более в том, что касалось Розалинды.
– Где она? – уже мягче, спросила я и взяла его под руку. – Я хочу помочь ей. В прошлом году она делала для меня все, что могла, и я этого не забыла. Позволь мне поговорить с ней, Гарольд.
– Ты… э-э… действительно думаешь, что это необходимо? – смущенно спросил Гарольд, разрываясь между желанием помочь жене и боязнью ее ярости.
– Думаю, необходимо. Если она мучается так, как говорят Мэри и тетя Гарриет, то, пожалуй, я смогу понять ее лучше, чем кто-либо другой.
Взгляд Гарольда нервно заметался между лестницей и моим лицом. Очевидно, он не мог принять решение, и я сделала это за него.
– Я иду наверх. Не волнуйся. Если хочешь сделать что-нибудь полезное, можешь приготовить кофе.
– Э-э… кофе, – беспомощно повторил Гарольд, испуганно глядя, как я поднимаюсь по мраморным ступенькам к спальням.
Наверху было тихо. Пройдя по толстому ковру мимо нескольких дверей, я остановилась у той, которая, как мне показалось, должна была вести в спальню хозяев, и постучала.
– Кто там? – Голос Розалинды звенел от страха. – Уходите. Уходите!
– Это я, Дженни.
На мгновение воцарилась тишина, а потом снова раздался ее голос, глухой и усталый:
– Уходи, Дженни.
– Нет. Я хочу поговорить с тобой. Открой дверь, Розалинда.
– О, Дженни! – Дверь распахнулась, и Розалинда, истерически рыдая, бросилась мне в объятия.
Я крепко обняла ее и повела к кровати, нашептывая слова утешения:
– Не плачь, Розалинда. Все в порядке. Все будет хорошо.
– Нет! Ты не понимаешь, Дженни! О Господи! – Она вырвалась из моих рук и яростно замолотила кулаками по подушкам.
– Я знаю, что ты пыталась убить себя, – мягко сказала я. – И о письмах знаю. Ты непременно должна рассказать мне о них. Я хочу помочь тебе.
– Зачем? – набросилась она на меня. У нее по щекам были размазаны полоски туши, а волосы сбились в войлок. – Зачем тебе помогать мне?
– Затем, что я твоя кузина, и затем, что я тебя люблю.
Ее лицо снова скривилось, и по щекам потекли слезы.
– О, божественная Дженни, прости меня. Я такая дрянь. И я боюсь. Я так боюсь!
Ее глаза стали стеклянными от страха, она задрожала. Лежа на кровати и вцепившись руками в подушки, она совершенно не походила на легкомысленное создание прошлого вечера. Слезы капали на простыни, Розалинда шмыгала носом, а я в ужасе смотрела на нее. Теперь это была не игра, передо мной была напуганная женщина, которая больше не беспокоилась о том, как она выглядит. Пройдя к туалетному столику с огромным набором косметики, я нашла носовые платки и протянула их Розалинде. Она зажала их в руке, даже не подумав воспользоваться, и простонала:
– Я боюсь, Дженни. О Господи, я так боюсь!
– Но почему? Что было в тех письмах? В них не может быть ничего такого, что могло бы шокировать меня, Роуз. Расскажи и позволь мне помочь.
– Нет… Нет… – замотала она головой, так что волосы упали ей на лицо. – О, Дженни, прошу тебя. Пожалуйста!
Непроизвольно прижав Розалинду к себе, я почувствовала, как ее тело содрогается от рыданий, а ногти больно впиваются в мои руки.
– Я хотела бы никогда об этом не говорить, Дженни, но я боялась, а теперь… – Замолчав, она покачала головой.
– Что?
– Не могу, Дженни. Я не могу…
– Может, пусть Гарольд скажет твоему агенту, как плохо тебе было, и убедит его, что ты не в состоянии играть роль царицы Савской?
Она озадаченно посмотрела на меня, по-видимому, совершенно забыв о роли в фильме. Больше часа я обнимала Розалинду, пока не утих поток слез.
– Ложись и поспи.
– Не позволяй никому входить сюда, хорошо? – Ее голос снова приобрел былую силу. – Обещай мне, что не позволишь никому увидеть меня. Майлз не должен никому сообщать, где я.
– Он не сообщит, я обещаю. Постарайся заснуть.
Она послушно легла, а я накинула шелковые простыни на голые плечи и, опустив жалюзи, погрузила комнату в темноту. Когда я обернулась, Розалинда, исчерпав остатки сил, уже закрыла глаза, и я, осторожно убрав волосы от ее лица, тихо вышла из комнаты.
– С ней все в порядке? – спросил Гарольд, с беспокойством дожидавшийся меня внизу.
– Нет. Она показывалась врачу?
– Она не хочет. Она просто хочет оставаться здесь, но ей это не помогает. Я думал, что через пару недель… но… – Он беспомощно развел руками.
– Гарольд, пока ты не ликвидируешь то, что так пугает ее, ей ни за что не станет лучше.
– Пугает ее? – Гарольд постарался сделать вид, что не понимает, но ему это не удалось.
– Я говорю о письмах, которые она получала. Они еще приходят?
– Я… э-э… – Он нервно кусал ноготь большого пальца.
– Кроме тети Гарриет, я единственная родственница Розалинды. Итак, ты собираешься быть со мной откровенным или нет?
– Ей это не понравится…
– Она не в том состоянии, чтобы судить об этом, и все, чего я хочу, – это помочь ей. Но я не смогу этого сделать, если не узнаю, что именно наводит на нее такой страх.
– Я не могу рассказать тебе.
Со стороны Гарольда это было поразительно твердое заявление.
– Почему? – рассердилась я. – Я ее кузина и, кроме Мэри, единственная подруга, которая у нее есть. Что было в тех письмах?
– Гарольд прав, Дженни, – вмешалась появившаяся на пороге тетя Гарриет. – Он не может рассказать тебе, потому что Розалинда сожгла их и мы сами не знаем, что в них содержалось.
– Ты хочешь сказать, что они больше не приходят?
– Да, – в один голос ответили они оба.
Я перевела взгляд с Гарольда на тетю Гарриет, совершенно не сомневаясь, что они лгут. То, что лжет Гарольд, не особенно удивило меня, но то, что тетя Гарриет не хочет говорить правду, лишило меня дара речи.
– Думаю, нам лучше оставить Гарольда, ему надо отдохнуть, он сегодня плохо спал.
– Да, конечно.
Гарольд вытер со лба капли пота и проводил нас.
– Значит, ты не считаешь, что я полностью выздоровела? – обратилась я к тете Гарриет, когда дверь виллы закрылась за нами и мы вышли в сад.
– Наоборот, я думаю, ты выглядишь просто превосходно.
– Тогда почему ты ведешь себя так, словно меня все еще нужно оберегать? Мэри рассказала мне о письмах и о том, что Розалинда пыталась покончить с собой.
Тетя Гарриет испустила глубокий вздох, и я обняла ее.
– Глупо взваливать все беспокойство только на себя одну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19