Под взглядом Габриэль вьетнамец отвернулся от собеседника, отсалютовал памятнику, а потом, прежде чем журналист успел его остановить, поднес к виску пистолет и выстрелил.
Габриэль закрыла глаза. На улицах не лилась кровь, наступающим не приходилось с боем брать каждый дом, но было ясно, что каждого человека, который занимал пост в южновьетнамской армии или полиции, ждет возмездие северян.
Полковник, которого Габриэль видела на площади, решил не дожидаться кары победителей, и она знала, что его примеру последуют многие другие.
Начали спускаться сумерки, и по улице Тюдо к площади двинулась очередная колонна грузовиков. Площадь была запружена северовьетнамскими солдатами. Все они были одеты в мешковатую темно-зеленую форму и носили каски. Все, кроме одного. У него были густые всклокоченные солнечно-золотистые волосы.
Габриэль распахнула высокие двустворчатые окна, легла на подоконник и высунулась так далеко, что едва не вывалилась наружу.
– Гэвин! – крикнула она, чувствуя, как ее сердце переполняет счастье. – Гэвин! Любимый мой!
Гэвин стоял у заднего борта набитого людьми кузова и вертел головой, пытаясь понять, кто его зовет. Потом он посмотрел вверх. Габриэль увидела его лицо, но в первое мгновение едва узнала. Его лоб избороздили глубокие морщины, такие же складки спускались от носа к губам. Но в следующую секунду Габриэль увидела его глаза, глаза прежнего Гэвина – теплые, серые и ничуть не изменившиеся.
– Гэвин, любовь моя! – охрипшим голосом позвала она. Он все еще не узнавал ее, и Габриэль сорвала с головы черный платок, распуская пышные огненные волосы. С криком, казалось рвавшимся из глубины души, Гэвин спрыгнул с грузовика и бросился к дверям «Континенталя».
Габриэль уже выскочила из номера в коридор и бежала, бежала... Она промчалась по коридорам, едва не наступая на служащих отеля, которые, пользуясь отсутствием постояльцев, спали в проходах на тростниковых циновках. Она выбежала к лестничной площадке, чувствуя, как рвется из груди сердце, а в ушах стучит кровь, и помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две, через три ступеньки.
Гэвин бежал ей навстречу. Вот между ними осталось несколько шагов... один шаг...
– Гэвин, любовь моя! – крикнула Габриэль, бросаясь ему в объятия. – Ти m ' es manque ! Как я по тебе тосковала!
Как только его губы коснулись ее губ, разделявшие их годы словно унесло порывом ветра. Между ними все осталось по-прежнему. И теперь уже ничто и никогда не изменится.
– Я люблю тебя, Габи, – вновь и вновь повторял Гэвин. – Господи, как я тебя люблю!
Она смеялась и плакала одновременно, прикасаясь пальцами к его лицу, проводя по его бровям, щекам, губам.
– Это действительно ты, mon amour ? Неужели после всех этих лет я действительно вижу тебя?
Продолжая целовать друг друга, крепко обнимаясь, они опустились на застеленные красным ковром ступени центральной лестницы «Континенталя».
– Я ни на мгновение не переставал тосковать о тебе, Габриэль, ни на мгновение не переставал тебя любить, – севшим голосом произнес Гэвин.
Он посмотрел в глаза Габриэль, полные такой любви, что он подумал, что умрет от счастья.
– Я тоже, – негромко искренне отозвалась Габриэль. – Я тоже тосковала по тебе и любила.
Прошло немало времени, прежде чем они спустились в вымерший, огромный, роскошно меблированный центральный вестибюль «Континенталя».
– Что произошло? – сразу спросила Габриэль. – Что случилось с тобой после гибели Диня?
Пока Сайгон готовился к первой ночи под властью коммунистов, Гэвин, обнимая Габриэль за плечи, рассказывал ей о той жизни, которую вел последние девять лет. Он уже начинал думать, что останется во Вьетнаме до гробовой доски.
– Со мной обращались довольно хорошо. Меня всего лишь заставляли трудиться на полях наравне с прочими обитателями лагерей, где я отбывал заключение. Меня почти не допрашивали, но всякий раз, когда мне доводилось общаться с кем-нибудь из представителей власти, я повторял, что являюсь другом Северного Вьетнама, что товарищ Дуонг Квинь Динь, личный друг генерала Зиапа, пригласил меня на Север работать над летописью исторических сражений. Однако все военные неизменно оставались глухи к моим словам. Потом, месяц назад, в их отношении ко мне произошли перемены. Мне сообщили, что северовьетнамская армия готовится взять Сайгон. И. что я наконец смогу выполнить миссию, которую возложил на меня полковник Дуонг.
Габриэль теснее прижалась к нему.
– И ты отправился на Юг вместе с армией?
– Да. – Гэвин едва верил тому, что это произошло, что больше он не пленный и находится в сайгонском отеле «Континенталь» вместе с Габриэль. – А ты? – негромко спросил он, приподняв ее лицо к своему. – Как ты жила эти девять лет, пока меня не было рядом?
Габриэль подумала о Рэдфорде и рок-группе; подумала о своем возвращении к песням, которые она любила больше всего, о том головокружительном успехе, которые они ей принесли. Она вспомнила, как долгие месяцы и годы обивала пороги вьетнамского посольства в Париже, надеясь получить сведения о Гэвине, о годах, проведенных в Сайгоне в обществе Нху и Серены. Сейчас все это казалось ей незначительным. Со временем она все ему расскажет. Даже о Рэдфорде. Сейчас важнее всего рассказать Гэвину об их сыне.
Когда она закончила рассказ, за окнами сгустилась темнота.
– Что будет теперь, mon amour ? Нам разрешат выехать из страны?
Гэвин кивнул:
– Мне велели обратиться во французское посольство. Это единственное иностранное представительство, которое еще работает. Возможно, пройдет немало времени, прежде чем будет налажено регулярное авиасообщение, но при первой же возможности нас посадят на самолет.
– Стало быть, все кончено, – сказала Габриэль, поднося к губам ладонь Гэвина и целуя ее. – Нам больше не придется ждать. Нам больше не придется страдать.
Гэвин улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Кто-то из служащих отеля предусмотрительно зажег свет, и всклокоченные волосы Гэвина засверкали приглушенным золотым блеском. Как ни удивительно, в эту минуту он выглядел почти таким же юным, как в день их первой встречи.
– Для нас с тобой и для маленького Гэвина все доброе и хорошее только начинается, – хрипловато произнес он и потянулся к губам Габриэль. Ее руки обвились вокруг его шеи.
Эпилог
Эббра, Скотт и Сань, крепко державший Эббру за руку, стояли в зале прибытия аэропорта Орли. С ними были Серена и Майк, Кайли и крошка Гэвин. Только что приземлился «Боинг-707» компании «Эр Франс» рейсом из Бангкока с Гэвином и Габриэль на борту.
– О Господи, только бы пассажиров побыстрее пропустили через таможню и паспортный контроль! – нетерпеливо воскликнула Эббра. – Самолет приземлился уже пятнадцать минут назад!
Губы Серены пересохли до такой степени, что ей было трудно говорить. Ее рука лежала на плече маленького Гэвина; она опасалась не справиться с бурей чувств перед грядущей встречей.
– Уже начинают выходить, – коротко произнес Скотт, как только в зале появилась горстка пассажиров, толкавших перед собой нагруженные багажом тележки.
– Боже! – задыхаясь, прошептала Эббра. – Через минуту они будут здесь! Я не могу в это поверить!
Из-за раздвижных дверей таможенного зала показалась пожилая женщина, вслед за которой вышла юная парочка. Серена подумала, что вот-вот лишится чувств из-за нервного напряжения. Габриэль и Гэвин могли появиться в любую минуту, в любую секунду.
Двери вновь раздвинулись, но на сей раз вместо пассажиров с тележками в зал ожидания впорхнули Габриэль и Гэвин, держась за руки.
Серена увидела светловолосого, удивительно моложавого на вид мужчину лет тридцати с теплыми серыми глазами и чарующей улыбкой.
– Габриэль! – крикнула Эббра, бросаясь вперед.
Серена не отставала ни на шаг. Несколько безумных мгновений они сжимали в объятиях и целовали друг друга – три женщины, на долю которых выпали тяжелые испытания, три женщины, связанные дружескими узами, теснее которых нельзя даже представить.
Серена и Эббра одновременно вспомнили о крошке Гэвине и расступились. Гэвин-младший не спускал глаз с лица Гэвина-старшего. Внезапно все замерли. Никто не замечал шума, царившего в зале.
Гэвин улыбнулся сыну.
– Привет, Гэвин, – ласково произнес он. – Нам многое предстоит наверстать, как ты считаешь? – С этими словами он широко раскинул руки.
Гэвин издал ликующий крик и бросился в объятия отца. Из глаз мальчика хлынули слезы.
Габриэль обвела друзей взглядом, лучась улыбкой.
– Полагаю, было бы нелишне познакомить кое-кого, – сказала она. При мысли о том, что они, столь близкие люди, еще не все знакомы между собой, в ее глазах заплясал смех. – Скотта еще не представили Серене и Майку, Майка – Эббре, а Гэвин вообще никого не знает!
– Давайте познакомимся за бокалом шампанского в «Клозери де Лила», – предложил Гэвин, опуская сына на пол, но продолжая крепко стискивать его ладошку.
– Отличная мысль! – с восторгом отозвалась Эббра, и Скотт обнял ее за плечи.
– Восхитительная мысль! – согласилась Серена, произнося слова с отчетливым британским выговором, который так изумлял Габриэль и Майка.
Майк взял Серену за руку, а свободная рука Гэвина легла на талию Габриэль. Эббра, Серена и Габриэль посмотрели друг на друга и рассмеялись от души. Окруженные детьми, они вышли из аэропорта под майское солнце Парижа – три невыразимо прекрасные женщины, любящие и горячо любимые.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39