— И запомни, что я не пущу тебя в свою постель ни теперь, ни когда бы то ни было.
— Ладно, пусть будет так, — пробормотал он. — Пусть будет так, раз ты этого хочешь.
Томас остановился на берегу запорошенного снегом озера и теперь смотрел на дом, возвышавшийся перед ним. Он был величествен и вполне отвечал цели Томаса создать свой собственный мир. Этот каменный особняк казался прочным и неприступным. Всего несколько дней назад, застигнутый бураном, он думал, что этот дом станет вечным памятником его бесшабашности и любви к риску, но ему удалось выжить. Только теперь его будущее было омрачено печальными мыслями, а в сердце его поселилось сомнение.
Рыжеволосая женщина, спасшая ему жизнь, прокралась в его сны и мечты. Ему следовало бы сразу понять, что он должен покинуть ее хижину в первый же день, невзирая на бурю.
Но сейчас он думал о том, как ему заставить ее изменить свои намерения и образ жизни. Особенно трудно это было сделать потому, что эта женщина обладала незаурядным красноречием и умела рассуждать о героизме и ответственности, хотя сама и укрылась в глуши вместо того, чтобы открыто сражаться с клеветой.
Стремясь поскорее преодолеть очередной подъем, Томас двинулся вверх по заснеженному склону холма. «Итак, — рассуждал он, — в холодный зимний день я встретил женщину своей мечты, ангела во плоти, но убедился, что она такая же смертная, как и все остальные женщины». Но на этот раз все-таки было иначе. На этот раз он потерял больше, чем мог бы вынести, и тут речь шла не о его гордости и достоинстве.
На этот раз он потерял свое сердце.
«Неужели я не сумею переубедить ее и заставить поехать со мной на праздник?» — продолжал рассуждать Томас. И внезапно он понял, что хотел бы соединить с этой женщиной свою судьбу.
В следующем месяце Томасу предстояло сделать многое, и у него мгновенно родился план, как заставить Сару думать только о нем.
Хотя она гордо отказалась от любого вознаграждения за помощь, оказанную ему, он был уверен, что она не откажется от честного и достойного заработка. А для того чтобы придать его дому жилой вид, требовалось приложить немало усилий, и его домоправительница была бы только рада избавиться от лишнего бремени забот.
Томас усмехнулся и глубоко вдохнул холодный воздух. Ко времени, когда он вернется из Нью-Йорка, Сара поймет, что он был прав, и переменит свое мнение. И от этой мысли настроение его поднялось, и он зашагал быстрее.
Глава 7
Три платья были наконец готовы к первой примерке и упакованы в чехол из холста. Приспособление для переноски этого груза тоже лежало готовым рядом с плащом и ботинками Сары.
Зимнее солнце было необычайно ярким и теплым, и единственное, что удерживало Сару и заставляло медлить с доставкой, были ее упрямство и гордость. Впрочем, и страх тоже. Она готова была признать это.
Сара не сомневалась в том, что Уэбстер уже осуществил свою угрозу рассказать всем о таинственном незнакомце, который провел ночь в ее хижине. Теперь она снова станет жертвой сплетен.
Все ее надежды на восстановление репутации были разрушены. Предложение Томаса бросить вызов обществу, посетив вместе с ним праздничный прием, никогда еще не казалось Саре столь соблазнительным и в то же время столь ошибочным. Она сама была виновата в том, что ее доброе имя было утрачено, и пытаться возвратить его она должна только сама.
А Томас станет ее путеводной звездой и источником вдохновения. Ее любовь к нему даст ей силы и мужество. Она встретится лицом к лицу со своими хулителями и посмотрит им прямо в глаза, надеясь на торжество справедливости. И она будет молить Бога, чтобы однажды и Томас сделал то же самое и вернулся к презираемому им обществу.
Разговоры смолкли, как только Сара вошла в лавку Ардет.
Все лица повернулись к ней. Ее пожирали глазами, а две женщины буквально застыли в неподвижности.
Она оглядывалась в надежде на то, что Ардет приветливо поздоровается с ней, но, должно быть, та была где-то в задней комнате и не знала о приходе Сары.
Сара закрыла за собой дверь.
— Я только оставлю эти платья в заднем помещении, — проговорила она, проходя мимо Элинор Фенуик и Джулии Медоус.
— Меня не удивляет, что ты пережила этот снежный буран. Судя по всему, ты прекрасно провела время в обществе своего нового любовника, — съязвила Элинор. — Но то, что ты появляешься в лавке, где находятся порядочные женщины, — просто безобразие.
Сара приостановилась, вскинув голову:
— Я пришла сюда по делу, а что касается вашего непристойного намека, то хочу напомнить, что долг каждого христианина помочь заплутавшему путнику.
— Ты оставалась наедине с мужчиной ночью и входишь сюда как ни в чем не бывало, — заметила Джулия, качая головой. — Я-то думала, что женщина с такой скандальной репутацией поостережется.
— Теперь я окончательно поняла, что не смогу заставить вас изменить ваше мнение обо мне. Вы мне не поверите, если я расскажу правду о том, что случилось во время снежной бури, как не поверили и тому, что в то время, когда я была помолвлена с Уэбстером, между нами не было ничего предосудительного. В сердце своем я знаю правду, а вам не мешало бы подумать, зачем Уэбстер так поспешил распространить обо мне порочащие слухи. Он не стал бы этого делать, если бы получил желаемое. Я отказала ему в близости и на этот раз, как отказывала и тогда, когда мы были помолвлены.
— Уэбстер — человек долга, и он искупил свой грех, как и Олив. Он приходил к тебе, чтобы убедиться, что ты благополучно вернулась домой, и он это сделал только из христианского сострадания. Ты не смеешь порочить его честное имя и подвергать сомнению его намерения.
— Пусть так. Но вам следовало бы спросить у него, почему он постоянно приходит в мою хижину в течение этих четырех лет и досаждает мне?
— Теперь Уэбстер — женатый человек.
— Конечно, это так, но то, что я вам говорю, — правда. Я не рассчитываю на то, что вы поверите словам моей тетки, но она подтвердит вам это. Однако вы, конечно, предпочтете спросить Уэбстера.
— Отчего это ты вдруг так осмелела? Пытаешься мстить мужчине, потому что он изменил тебе с другой?
— У меня нет такого желания. Просто я устала от ложных обвинений. Я старалась жить вдали от вас в надежде на то, что со временем вы сами во всем разберетесь, но я ошиблась. Что же касается путника, которого я приютила, то ему правда известна, а мне важно только это.
— Как удобно, — съязвила Джулия. — Не думаю, что ты знаешь имя этого… этого путника. Было бы очень интересно послушать и его, хотя это должен быть удивительный человек, если он смог противостоять твоему неукротимому аппетиту к утехам плоти.
— В этом отношении вы не ошиблись. Он и в самом деле удивительный и замечательный человек, но не ему нужно отстаивать мою честь. Я должна сделать это сама. А теперь прощу вас больше не задерживать меня. Я пойду к миссис Данлэп и отдам ей сделанную работу. Мне еще надо побывать в лавке и вернуться домой до темноты.
Сара почувствовала облегчение, оттого что смогла выдержать этот первый этап борьбы за восстановление справедливости.
После встречи с Элинор и Джулией она пополнила запасы продовольствия, побывав в главной лавке городка. Она покидала город, не пытаясь избежать встречи со знакомыми, и шла, гордо подняв голову и не опуская глаз, как это бывало прежде. На нее продолжали пялить глаза, но Сара заставляла себя не обращать на это внимания.
Когда она приблизилась к своей хижине, то увидела у порога два ящика. Она с любопытством осмотрела их, подумав, что Томас все-таки прислал ей что-то в благодарность за уход. Сара втащила тяжеленные ящики в хижину, не торопясь открыть их и заглянуть внутрь.
Сначала она избавилась от своей ноши, оттягивавшей ей плечи, а потом опустилась на колени и подняла крышку одного из ящиков. Сверху лежал отрез чудесной ткани, а на нем записка. Пальцы Сары дрожали, когда она разворачивала бумагу.
Она прочла записку раз, потом второй, и сердце ее упало. Она была жестоко разочарована.
«Пока я буду в Нью-Йорке, я рассчитываю и надеюсь, что вы сможете превратить эту ткань в драпировки в соответствии с прилагаемыми расчетами, сделанными моей домоправительницей, которая занимается приготовлениями к переезду в Ньютаун-Фоллз в следующем месяце.
Я надеюсь, что за работой вы обдумаете наш разговор и измените свое решение отказаться от посещения городского торжества. Молю Бога, чтобы это было так.
Искренне ваш Томас».
Ее глаза наполнились слезами разочарования, но она смахнула их.
У нее не было возможности вернуть эти ящики их хозяину и не оставалось надежды на то, что Томас пересмотрит свои планы.
Сара вытащила тяжелую ткань. Сочетание цветов было поразительным. Ткань походила на спустившуюся с неба радугу, пронизанную золотыми нитями.
Встревоженная просьбой Томаса пересмотреть свое решение и пойти с ним на праздник, она отложила ткань и принялась загружать свою кладовую съестным. Сара понимала, что ей будет нелегко превращать эту ткань в драпировки для дома, который она никогда не сможет разделить с ним, но по своему опыту она знала, что работа притупляет боль, и только это ее немного утешало.
Глава 8
Считая, что он скоро отойдет от общественной жизни, Томас смирился с тем, что в Нью-Йорке его ожидало заранее составленное расписание. Ему пришлось потратить много сил и нервов, участвуя во всех запланированных мероприятиях, где он был вынужден присутствовать в качестве почетного гостя.
Томас все еще избегал смотреть на себя в зеркало, когда брился, потому что при взгляде на шрам, пересекавший его лоб, он с болью вспоминал о Саре. Окружающие же считали этот шрам знаком воинских подвигов. Томас даже подумать не мог о том, чтобы посвятить их в известную ему одному историю, хотя он презирал сплетни и не боялся их.
Накануне отъезда в Ньютаун-Фоллз он посетил последнее из суаре, куда был приглашен.
Бальный зал в свете свечей представлял собой смешение приглушенных цветовых оттенков, бесчисленных тяжелых ароматов духов, звуков оркестра и веселых голосов. Однако мыслями Томас был далеко отсюда, он постоянно думал о маленькой хижине, затерянной среди лесов, и женщине, покорившей его сердце.
Как только он поселится в своем поместье, он перестанет быть общественной фигурой, но на свете существовала только одна женщина, с которой он хотел бы разделить свое уединение.
Мысли его были далеко отсюда. Он не мог скрыть своей рассеянности и оставался совершенно равнодушен к окружавшей его нарядной толпе, пока партнерша не обратила его внимание на то, что в дальнем конце зала образовалось непривычное скопление народа.
— Как это досадно, — пробормотала она, выпячивая толстые губы, что вовсе не украшало ее и без того малопривлекательное лицо. — Как это раздражает!
Томас отвел ее к отцу, который явно мечтал о брачном союзе своей дочери с ним.
— Останьтесь пока здесь, а я попытаюсь разузнать, что там происходит. Прошу меня извинить, но я думаю, здесь вам будет спокойнее и безопаснее.
И он быстро отошел, прежде чем они успели возразить. Полагая, что возникшее смятение едва ли имеет отношение к нему, он не спеша пробирался сквозь толпу. И вдруг он уловил блеск коротких вьющихся ярко-рыжих волос, заставивших его ринуться вперед.
Однако более пристальный взгляд на рыжего парнишку вернул его к действительности, и сердце его забилось спокойнее. Когда же парня грубо потащили к дверям, Томас счел своим долгом вмешаться. Ему удалось освободить мальчишку от железной хватки блюстителя порядка, но в награду он получил несколько чувствительных ударов ногой по голени.
— Довольно! — гаркнул он и прижал парня к себе с такой силой, что тот перестал сопротивляться. — Только посмей лягнуть меня еще раз, и я придушу тебя.
— Пустите меня! Мне надо найти капитана. Где капитан Хэйс? Только он один…
— Капитан Хэйс — это я.
Когда мальчишка поднял на него глаза, смущенный и испуганный, однако вовсе не испытывающий благоговения перед героем войны, Томас с трудом удержался от смеха:
— Выкладывай, парень, что там у тебя, пока я не передумал и не передал тебя в надежные руки.
Мальчишка хмуро покосился на стража порядка, только что пытавшегося выволочь его из зала, и расправил узкие плечи:
— Меня зовут Пол Рэттон, так же как и моего отца. Он сказал, что вы не станете нам помогать, но я был уверен, что поможете. Вы ведь так отважно сражались с англичанами. И я решил, что вы не откажетесь от участия в таком мелком деле, как наше.
Томас вспомнил имя солдата, некогда служившего под его началом, и кивнул, поощряя малого продолжить свою речь.
— Это очень личное дело, сэр, и никого не касается, кроме нас! — выпалил он, бросая мрачные взгляды на окружавших их разряженных гостей.
— Этот парень — просто уличный попрошайка, высматривающий, как бы что стибрить. Я готов избавить вас от его назойливости, капитан.
— Не утруждайте себя, капитан. Мальчишка не стоит вашего внимания.
Томас смерил презрительным взглядом своих доброжелателей:
— Если парень приложил столько усилий, чтобы разыскать меня, думаю, я могу уделить ему минуту своего времени. Простите нас, джентльмены.
Держа руку на плече парнишки, Томас повел его, лавируя среди шокированных его поведением гостей, в уединенное местечко, на застекленный балкон, и закрыл за собой дверь.
Пол дрожал, но старался не показать своего смущения и страха.
— Я не хотел оскорбить вас, сэр. Когда я вас ударил, я не знал, что это вы. Но я пробыл на улице столько времени, пытаясь проникнуть сюда и найти вас, что…
— В таком случае, должно быть, дело важное.
Пол провел рукой по лицу, размазывая слезы по грязным щекам.
— Этому стражу на улице, похоже, все равно, но я знал, что вы поможете, если я найду вас.
— Я еще не сказал, что помогу. Я сказал только, что выслушаю тебя.
Он так и поступил, внимательно слушал парня, не упуская ни одной печальной подробности из его рассказа.
— Отец сказал, что вы едва ли вспомните его, но я ответил, что такие герои, как вы, не забывают друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8