— Так вам это подходит? Заехать за вами домой или вы предпочтете встретиться прямо там?
— У меня есть машина, и я подъеду к ресторану. Это облегчит дело.
— Вы хотите превратить наше свидание в обычную деловую встречу? Вы не позволите мне сыграть роль рыцаря?
Говорил он вовсе не как полицейский, но мне это как раз и не нравилось. Не говоря уже о том, что названный им ресторан намного превосходил мои скромные средства, как и заработок простого полицейского. Откровенно говоря, я не запомнила остальной части нашего разговора. В памяти у меня осталось только, что он был кратким.
Я как-то промучилась остаток дня, потом освежилась, подновила макияж и двинулась навстречу судьбе. Кристофер Куинн был уже на месте. Он выбрал столик в уютном и тихом уголке. Свечи отбрасывали оранжевый отблеск на скатерть. В ведерке со льдом охлаждалась бутылка вина. Если теперь полиция обставляла беседу с подозреваемыми таким образом, то, должно быть, судопроизводство и вся система юстиции шагнули далеко вперед.
Как только я вошла, он встал и с улыбкой приветствовал меня. На нем был спортивный пиджак и свитер. Мне пришло в голову, что ведь он на каникулах. Уж не знаю, что это значило для него. Но главным было то, что он явился не из отделения полиции, а оделся в цивильную одежду ради меня. Насколько я помнила, никогда ни один мужчина для меня этого не делал. Никогда!
Глубоко вздохнув, я протянула ему руку, и ямочки на его щеках показались мне еще глубже. Его пальцы сжали мою руку. Кристофер Куинн подался вперед и поцеловал меня в щеку.
— Кто-нибудь говорил вам, что вы поразительно похожи на Айрини Данн?
Он отодвинул от стола мой стул, и на мгновение я заколебалась.
Большинство известных мне представителей противоположного пола выдвигали стул из-за стола, только если собирались тотчас же задвинуть его на место. Но он не спешил. Вместо этого он положил руку мне на плечо прежде, чем сесть на свой стул.
— Айрини Данн? — переспросила я. — Никто не говорил, но она всегда была одной из моих любимых актрис.
— И моей тоже. Особенно в «Ужасной правде».
Вот так начался наш обед. Мы говорили о кино, о книгах, о старых телепередачах.
Больше чем на час я забыла о своей настоящей жизни. Я просто наслаждалась свиданием с самым замечательным из мужчин. И самым завораживающим в этой встрече было то, что Кристофер умел дать мне почувствовать, что и я для него замечательная собеседница и что он тоже получает удовольствие от моего общества. Он смеялся моим шуткам, таким, которые обычные люди встречают полным непониманием и лишенным всякого выражения взглядом и стараются поскорее сменить тему разговора. Он хорошо понимал меня, даже если я выражала свои мысли не прямо. Когда я заговорила о своей карьере, он сказал, что с ним вечно происходило то же самое, он понимал карьеру как неизменный и тяжкий труд, в котором есть азарт и элементы игры.
Улавливаете, на что я намекаю? Он прекрасно понимал, что я хочу сказать. И вот тут-то меня снова начали одолевать сомнения. Я решила слегка изменить направленность нашего разговора и принялась расспрашивать о его работе. О! Он был в ударе! И это еще слабо сказано! Он заговорил о своей преподавательской деятельности в Чикаго. Он преподавал в одном из колледжей в вечернюю смену. Все его студенты были уже взрослыми людьми. Некоторым было за шестьдесят, но все они горели желанием учиться.
— А какой предмет вы преподаете?
Кажется, это был вполне невинный вопрос. Правда? Но он заерзал на своем стуле, будто ему стало неудобно сидеть.
— Да я преподаю все понемногу, — ответил он осторожно.
В свое время мне доводилось встречать многих преподавателей колледжей — главным образом когда я училась в колледже сама. Всех их отличала одна особенность: они все были склонны распространяться о своей деятельности до тошноты, описывая в мельчайших деталях свою работу и не упуская ни одной мелочи. Одни названия читавшихся ими курсов лекций занимали массу места.
И никогда никто из них не говорил: «Преподаю немного того, немного сего». Ни-ког-да.
— Интересно, — отозвалась я и опустила глаза.
— Ну да, в известном смысле.
Он снова посмотрел на меня и улыбнулся:
— А теперь расскажите мне о своей семье, особенно тех ее представителях, что родом из Саванны.
— А почему, собственно, вы хотите о них узнать?
— Мне нужен материал для моей книги. И я буду весьма признателен за любую информацию — имена, разумеется, будут изменены, чтобы никого не обидеть.
— Благодарю вас, Джек Уэбб. Но, право же, мне хотелось бы побольше узнать о дисциплине, которую вы преподаете. Это литература? Пожалуйста! Я искренне интересуюсь.
— Ну, по правде говоря…
— Да, а как насчет вашей семьи? Вы женаты? У вас есть дети?
Я широко улыбнулась и заметила, что он на мою улыбку не ответил.
— Ну, по правде говоря, это так.
У меня возникло ощущение, что кто-то саданул меня под дых. На мгновение меня затошнило.
— Вы разведены? — отважилась я спросить.
— Нет, нет, не разведен.
— Так, значит, женаты?
Голос мой зазвучал пронзительно.
— И это неверно.
— Но если вы не…
Наши взгляды встретились.
— Я вдовец. Моя жена погибла в автомобильной катастрофе три года назад.
Это сообщение лишило меня дара речи. Наконец я собралась с силами и выдавила из себя:
— О! Мне так жаль.
На секунду его лицо помрачнело. Потом туча сошла с его чела.
— В первые два года было прескверно. Первое Рождество без нее, первый день рождения. Но мы крепились, справлялись. Я и моя дочка. Ей пять лет.
— Как чудесно, что она у вас есть. — Я знала, что тон мой не отражает никаких чувств, но на большее я не была способна. — Как ее зовут?
Он наконец снова улыбнулся, и на этот раз улыбка получилась настоящей, а не вымученной гримасой подавленной боли.
— Ее зовут Адель.
Казалось, мир стал светлее, когда он произнес это имя.
— Адель? Как удивительно! Это имя тетушки, которая…
— Знаю, знаю. Той, в чьем доме вы живете.
— Это верно!
Принесли счет. Кристофер открыл бумажник и показал мне фото Адели, которое носил в нем. Это была красивая кудрявая темноволосая девочка.
— Должно быть, ее мать была красавицей, — заметила я.
Задумчивая улыбка тронула его губы, и я почувствовала, как сжалось его сердце.
— Да, она была красивой, — ответил он просто.
Я уже собралась было спросить о блестящем металлическом значке, но не смогла заставить себя. Просто не смогла. Мы молчали, пока он расплачивался. Я попыталась получше рассмотреть его значок, но он сверкнул и пропал. Это произошло слишком быстро, и у меня не было возможности как следует увидеть его.
— Итак… — сказал он, помогая мне надеть жакет, когда мы выходили из ресторана.
— Не угодно ли вам зайти ко мне выпить кофе?
Неужели это сказала я? Это я приглашала копа посмотреть на место преступления? Почему я сразу же не предложила ему образец ДНК и свое полное признание?
Кристофер улыбнулся, и я осознала, что и в самом деле пригласила его. И была бы счастлива в любое время повторить приглашение. Ну, хотя бы для того, чтобы увидеть выражение его лица.
— Буду в восторге. Мне ехать следом за вами?
Кивнув, я сделала неопределенный жест рукой, указывая направление, но он, кажется, понял, куда ехать. Я чуть не пропустила свой поворот и увидела в зеркале заднего вида его озадаченное лицо, когда ему пришлось резко свернуть вслед за мной. И вот мы приехали. Мы оказались на площади перед домом. Я вышла первая.
— Эй! Вы могли бы посигналить, что пора повернуть. Это не очень удобно, когда за тобой хвост.
— Хвост? Это что — полицейский жаргон?
Но я не закончила фразы. Кристофер направился к моему дому.
Похоже, он знал, где я живу.
— Я поискал вас в телефонной книге, — ответил он на незаданный вопрос. — Хотел найти место, удобное для нашей встречи, чтобы оно было не очень далеко от вашего дома.
— О, благодарю вас.
Я размышляла над его объяснением, пока вытаскивала ключи, а он изучал живую изгородь и вдыхал пряный запах воздуха Саванны.
— Не думаю, что еще есть место на земле, которое пахло бы, как это, — тихо сказал он. — Почему отсюда уезжают?
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, вы же знаете, эта девушка, Марта Кокс. Вот почему здесь может идти речь о грязной игре.
Я не нашлась что сказать. Поэтому просто щелкнула выключателем и пропустила его в холл.
— Сейчас приготовлю кофе. Какой вы предпочитаете?
— С молоком, но без сахара. Могу я пока осмотреть гостиную?
Я пожала плечами:
— Конечно. Будьте как дома.
Он внимательно огляделся, прежде чем войти в комнату. Я отправилась на кухню.
Кофе. Кофе. Пожалуйста, скажите мне, где же этот кофе?
— Потрясающая мебель! — воскликнул Кристофер. — Какой карниз! Восемнадцатый век?
Значит, он был сведущ не только в области кино, но знал еще и старинную архитектуру и мебель.
— Да, — охотно ответила я.
Кофе. Кофе. Иногда я прятала его в холодильник, чтобы не выдыхался.
— А что случилось с фруктовым кексом?
На мгновение мне показалось, что я умерла. Но только на мгновение. С вами ведь случалось такое? Сердце вдруг делает скачок, пропускает удар, и вам кажется, что земля начинает кружиться вокруг вас и у вас останавливается дыхание…
— С каким фруктовым кексом?
Вот оно! Этот момент наступил!
Кристофер держал какой-то мелкий предмет между большим и указательным пальцами.
— Вот засахаренная вишня. Их кладут только во фруктовый кекс. Кроме того, по всей тарелке рассыпаны крошки, а тарелка пуста.
— О, я его выбросила. Он испортился.
— Испортился в смысле был невкусным или стал несъедобным?
— Он был несъедобным.
Все. Дискуссия была окончена.
Кристофер усмехнулся:
— Как вы могли определить качество фруктового кекса?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что все фруктовые кексы одинаковы на вкус, хорошего они качества или плохого. Как вы можете утверждать, что ваш был недоброкачественным?
— Но я хочу сказать, что он был старым. Очень старым.
— Многие фруктовые кексы старые. Насколько старым был ваш? Помните, как несколько лет назад кусок свадебного пирога Уоллес Симпсон и герцога Виндзорского продавался с аукционаnote 4? И какой-то дурак заплатил пару тысяч за кусок шестидесятилетнего кекса.
— Ну, тот выдержанный фруктовый кекс представлял историческую ценность, а этот, его ровесник, такой ценности не имел.
Мой гость присвистнул сквозь зубы.
— Да, это почтенный возраст. Кофе готов?
Итак, расследование окончено? Значит, он не будет проверять мебель и посуду на наличие отпечатков?
Я наконец приготовила кофе, и мы уселись каждый со своей кружкой, ведя приятную и даже замечательную беседу. Внезапно меня осенило, что уже три часа ночи.
Кристофер поднялся, собираясь откланяться, и я проводила его до двери в полном молчании. Он потянулся к моей руке, очень бережно и нежно поднял ее и отвел волосы с моего лба, а я закрыла глаза, вдыхая его запах и слушая его дыхание.
Я почувствовала, как он сделал шаг ко мне. Я ощутила тепло его тела, и наконец его губы прижались к моим. Они были мягкими и нежными, и по всему моему телу разлились тепло и покой. Уже во второй раз за вечер мне показалось, что я умираю.
Его руки обвились вокруг моей талии, а я вцепилась в его спину, как утопающий цепляется за соломинку, будто для меня это было вопросом жизни и смерти. И — о чудо! — он вцепился в меня так же крепко и так же крепко прижал меня к себе.
Потом резко отстранился и сделал шаг назад. Лицо его приняло смущенное выражение, и я не сразу смогла понять почему.
Возможно, это было чувство вины. Трудно сказать. Потом он вздохнул и посмотрел на меня. На мгновение губы его плотно сжались.
— Вам говорил кто-нибудь, что вы вылитая Зазу Питтс?
Голос его стал хриплым, как и мой, когда я ответила, стараясь отшутиться:
— О, конечно! Постоянно говорят.
И снова он потянулся ко мне, и, когда мы коснулись друг друга, его рука опустилась и упала.
— Я позвоню вам, — сказал он мягко, но голос его прозвучал невыразительно.
Прежде чем я успела поблагодарить его за обед еще раз, я уже услышала, как его каблуки простучали по плитам тротуара, омытого мигающим светом уличных фонарей.
— Я позвоню вам, — сказал он, а каждая женщина, знающая, почем фунт лиха, понимает, что это может значить только одно — что я никогда больше не увижу Кристофера Куинна.
Глава 7
Почему-то именно тогда, когда на землю опускалась тихая благостная ночь с надеждой на живительный сон, происходило что-нибудь экстраординарное: то мой аппендикс взрывался отчаянной болью, то моя соседка по комнате в колледже ухитрялась проглотить дюжину таблеток кофеина.
В данном же конкретном случае я просто бесцельно бродила по дому, открывая шкафчики и комоды и перебирая постельное белье. И на этот раз я нашла еще одну записку — памятку тетушки Адели, которая сообщала: «Возможно, ты и не сочтешь этого парня красивым». Я сложила записку и сунула ее в карман купального халата.
Мне надо было столько всего обдумать, о стольком поразмыслить, и мысли эти были и ужасны, и восхитительны. Прежде всего я была убийцей. Но, с другой стороны, вполне возможно, что я встретила мужчину своей мечты. Однако это не отменяло того прискорбного факта, что я оказалась убийцей. И мужчина моей мечты мог уйти из моей жизни так же, как вошел в нее, покинув меня навсегда или обвинив в убийстве во время нашего следующего свидания.
Примерно около четырех часов утра на меня снизошло озарение. А почему, собственно, я не могу позвонить в полицейский участок и попросить к телефону Кристофера Куинна?
Если он не работает на полицию Саванны, я могу позвонить в Чикаго. Это все было столь очевидным, что просто странно, что я не подумала об этом раньше. И особенно привлекательным было то, что полицейские участки открыты двадцать четыре часа в сутки. Мне не надо было ждать до девяти и звонить туда с работы. Поэтому я без четверти пять утра позвонила в полицейский участок Саванны.
— Привет, — сказала я, попытавшись изменить голос.
Не спрашивайте меня, зачем я это сделала, но в тот момент мне казалось, что это совершенно необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11