Мой отец отправился к капитану с пресловутой оливковой ветвью он знал всю правду и, хотя был в ярости, когда узнал о моих отношениях с прелестной мистрисс Шеффилд, не мог вынести, что меня обвинили в таком преступлении.
Дункан замолчал, разгребая угли палкой, и Фиби заметила, к своему бесконечному изумлению, что уже стемнело.
— А Франческа не пыталась тебя защищать? — спросила она после длительного молчания.
— Конечно. Но Шеффилд избил ее хлыстом, как рассказывала Бесси, которая в то время была у них кухаркой, и запер ее в комнате, чтобы она размышляла о возмездии за грехи. Меня потащили к судье к несчастью, близкому другу капитана, и никакие мольбы и уговоры моего отца и Франчески не могли изменить хода событий. Меня привязали к столбу на окраине города, воздвигнутому специально для этой цели и высекли. Когда я потерял сознание от боли, Шеффилд приказал полить меня холодной водой и продолжил истязание. Он, вероятно, убил бы меня, если бы не вмешались мой отчаявшийся отец, брат и их друзья.
Прежде чем заговорить, Фиби молчала несколько секунд, подавляя очередной приступ тошноты. Вся эта сцена ярко пылала перед ее внутренним взором, хотя это произошло тогда, когда человек, сидевший перед ней, был еще мальчишкой. Затем она спросила: — Почему они не вмешались раньше?
— Шеффилд был капитаном армии его величества, — сказал Дункан. — Помимо этого, он имел поддержку в лице судьи и десятка солдат, которые помогли ему привести приговор в исполнение. Моего отца, брата и остальных могли бы повесить за то, что они сделали явились на место расправы с мушкетами и шпагами и потребовали, чтобы меня освободили, но они все равно пошли на риск. Слезы жгли глаза Фиби и щипали горло.
— Что было потом?
— Лукас, мой старший брат, отвязал меня от столба, я был почти без сознания и весь окровавленный, как ты можешь представить, и меня подняли на лошадь отца. С ним, прижавшим меня к груди, я доехал до дома. — Голос Дункана был глухим и отчужденным. — Помню, что он рыдал.
— А твоя мать?
— Она была в истерике: перед ней был ее милый мальчик, залитый кровью с ног до головы. Но вскоре она справилась со своими чувствами. Со временем я поправился, а несчастная Франческа была с позором отправлена в Англию. Капитан, как я слышал, получил чин майора и храбро сражается за короля и свою страну.
Буря не только не ослабевала, а наоборот, бушевала все сильнее, пригибая верхушки деревьев над их головами, завывая в сумерках, как полчища духов, ищущих убежища в своих могилах.
— И ты продолжал жить там в Чарльстоне после того, что с тобой сделали?
— Да, пока мои политические взгляды не настроили отца против сына и брата против брата. Но я стал блудным сыном после альянса с Континентальной Армией, а не после инцидента с капитаном Шеффилдом.
В слове «инцидент» Фиби почувствовала неприятную двусмысленность.
— Ты хочешь сказать, что твой брат и отец тори? — спросила она, не в силах скрыть свое удивление.
— До мозга костей, — ответил Дункан без злобы. — Сестра сообщила мне, что, после того как я забрал свою долю наследства, которое наша бабушка оставила Лукасу, Филиппе и мне, и снарядил судно, она построила часовню и молится каждый день, чтобы я осознал свои заблуждения, перестал быть изменником и пиратом и мирно выращивал хлопок. Или, по крайней мере, помог подавить этот ужасный бунт.
— О Дункан! — пробормотала Фиби, потрясенная тем, что должен означать этот разрыв для него и его семьи. — Они ненавидят тебя Лукас и твой отец?
— Нет, — сказал он странным голосом, пряча лицо в тени. — Правда, возможно, им было бы лучше меня ненавидеть. Хотя они верноподданные короля и я их не виню, поскольку с обеих сторон сражаются как хорошие и честные люди, так и подонки, но мои действия должны были вселить в них подозрение. Я не жалею ни о чем, кроме боли, которую причинил им.
Больше говорить было не о чем. Фиби пододвинулась к Дункану, накрыла его своим широким мягким плащом, и они пролежали всю ночь у костра, обнявшись, но не занимаясь любовью.
К утру шторм затих и бирюзовое море снова было безмятежным под безоблачным небом. Дункан и Фиби позавтракали ягодами и кокосом, собрали свою не до конца просохшую одежду и оделись. Затем Фиби стоически забралась в каноэ, снова уселась на свернутый плащ, и Дункан оттолкнул крошечное суденышко от берега, направив его навстречу волнам.
Ближе к вечеру Дункан заметил на горизонте корабль для Фиби это была всего лишь темная точка, которую она бы вовсе не заметила, если бы ей не показали на нее, и они снова направились к берегу, в укромную бухту. Оказавшись среди буйства и изобилия тропической растительности, Фиби сплела венок из благоухающих белых и розовых цветов, похожих на орхидеи, и украсила им голову.
Дункан, не обращая на нее внимания, наблюдал за кораблем, пытаясь понять, не направляется ли он на остров.
— Нам еще не пора кричать «Англичане идут, англичане идут» ? — спросила Фиби. Она как будто поглупела от страха, но легкомыслие пошло ей на пользу: благодаря ему все происходящее стало больше напоминать игру, чем смертельно опасную ситуацию.
— Нет, — ответил Дункан без тени юмора в голосе, даже не взглянув в ее сторону. — Мы будем держать рты на замке и молиться небесам, чтобы нас не заметили.
Фиби уставилась на точку, маячившую на горизонте. — Как они могут нас заметить? — спросила она.
— Может быть, через подзорную трубу? — предположил он язвительно.
— А! — вымолвила Фиби и добавила после паузы: — А, собственно, кто они, если не англичане?
— Это пиратский корабль, — сказал Дункан. Он уже спрятал каноэ, и они следили за морем из рощицы жутковатого вида деревьев, с ветвей которых свисал мох, но тревога все равно не оставляла его. — Судя по тому, как мне везло в последнее время, это наверняка Морно, и он, вероятно, следил за нами задолго до того, как мы его заметили.
Фиби проглотила комок. Ее опыт подобных ситуаций ограничивался просмотром «Пиратов Пензанса» в исполнении гастролирующей труппы, поездкой в Диснейленд и парой любовных романов. Она надеялась, что такое положение вещей сохранится и дальше.
— Ну, по крайней мере, на этот раз я не виновата, — сказала она с жалкой улыбкой.
— Нас бы не было здесь, если бы не ты, — ехидно заметил Дункан.
Фиби оставила эту тему и стала ждать, прикусив губу и глядя на далекий корабль. Она не могла сказать, удаляется он или приближается, а спросить Дункана не решалась.
Наконец, корабль исчез в ослепительной дымке солнечного сияния.
— Уплыл, — сказала Фиби, поправляя венок, сползший ей на глаза. — Теперь мы можем не беспокоиться.
— Спасибо, — откликнулся Дункан, — но позволь мне побеспокоиться еще немного. Возможно, Морно отвел корабль за остров, надеясь нападением с тыла застать нас врасплох.
— Даже к тебе судьба не может быть такой злопамятной, — сказала Фиби. Она устала, хотела искупаться, ее терзала головная боль, а аспирин будет открыт не раньше, чем через сто лет. Она была не в таком состоянии, чтобы справиться с пиратами.
— Не будем рисковать, — ответил Дункан, взял ее за руку и увлек еще глубже в джунгли, где со всех сторон над головой чирикали, щебетали и порхали птицы.
Фиби старалась не отставать от Дункана, свободной рукой придерживая венок.
— Чем ты не угодил этому типу, что он преследует тебя с таким упорством? — спросила она, задыхаясь.
— Например, я раз или два отбирал у него груз, — ответил Дункан, не останавливаясь. — А однажды у Берега Слоновой Кости сжег его корабль до ватерлинии.
— О, черт! — выразительно сказала Фиби.
— Вот именно, — ответил Дункан.
Он оставил ее на берегу ручья, приказав ждать и сидеть тихо, пока он не вернется. Единственной причиной для его отлучки было, как он заявил, желание осмотреться. И все должно быть в порядке.
И все было бы в порядке, если бы Фиби не закричала. А закричала она только из-за обезьяны, которая с визгом спрыгнула с дерева прямо ей на колени. Но ни англичане, ни пираты не появились, потому что они были слишком далеко. Из джунглей появилась группа туземцев, их было двенадцать в шрамах и татуировках, одетых в набедренные повязки и с копьями в руках. Они глазели на Фиби, которая только что прогнала обезьяну, показывая друг другу на ее одежду, которая казалась им крайне причудливой, и на ее венок.
Сердце Фиби глухо застучало в груди. Она думала о крабах, которых они с Дунканом ели вчера вечером, о каннибалах с гигантскими кипящими котлами и о божественном возмездии. Если Бог заботится о воробьях, подумала она истерически, то, наверно, он присматривает и за ракообразными.
— Дункан! — пропела она еле слышным голосом, который он никак не мог услышать. На большее у нее не хватило дыхания. — О Дунка-ан!
Один из туземцев упал на колени, сжимая копье крепкими темными пальцами. Его примеру последовал следующий, еще один и еще, пока все они не оказались коленопреклоненными. Они начали скандировать:
— Дуун-кан! Дуун-кан!
— О Господи! — прошептала Фиби, закрывая рот рукой.
Они разом встали не без изящества и, продолжая петь, окружили ее. В горле Фиби зародился крик и там же умер, будучи слишком слабым, чтобы вырваться из ее рта. Затем, как актеры в плохом фильме о, если бы это только оказалось фильмом, пусть самым никудышным! туземцы подняли Фиби на свои плечи, как футбольного тренера, который только что привел свою команду к победе.
— Дункан! — закричала Фиби.
— Дуун-кан, Дуун-кан! — скандировал ее конвой, неся ее через джунгли и ни разу не оступившись.
Туземцы принесли ее в деревню, круг хижин посреди поляны и поставили на большой камень, который, как надеялась Фиби, не был алтарем для жертвоприношений. Мужчины, очевидно, решили, что она какая-то богиня, но женщины, одежды на которых было немногим больше, чем на их мужьях, явно были не столь очарованы. Они все ходили и ходили вокруг камня, указывая на Фиби пальцами и усмехаясь. Сильный пол рассердился на такое неуважение, что привело к яростной перебранке. В воздух поднялись тучи пыли, на деревьях заголосили птицы.
Во время спора, сопровождавшегося громкими криками и энергичными жестами, Фиби попыталась улизнуть, но ее заметили и почтительно вернули на трон, расположенный в самом сердце боевых действий.
Женщины в конце концов угрюмо подчинились, и мужчины завели вокруг Фиби хоровод. У нее так кружилась голова, что она едва не падала в обморок. Без сомнения, туземцы размышляли, как наилучшим образом почтить такое странное божество. Они прикасались к ее коротким волосам, заглядывали ей в глаза и, возможно, стали бы рассматривать ее грудь, если бы она не сложила руки и не произнесла импровизированное заклинание.
Это была всего лишь строчка из старой песни «Битлз» первое, что пришло Фиби на ум, но, произнесенная властным тоном, она, должно быть, произвела сильное впечатление, потому что племя поклонников слегка отступило и более не осмеливалось давать волю рукам. Фиби удерживала дикарей на расстоянии огненным взглядом, на который с течением времени у нее оставалось все меньше и меньше сил. Ей нужно было в туалет, Дункан что-то не спешил на выручку, и кто знал, что эти люди делают со своими богинями, может быть, сжигают их на кострах? Бросают их в действующие вулканы? Было очень подозрительно, что, кроме Фиби, здесь отсутствовали какие-либо иные божества, а, как известно из истории, эта профессия всегда отличалась высокой смертностью.
На закате туземцы разожгли огонь и попытались скормить Фиби нечто, что выглядело и пахло как кишки крупного животного. Она их, отогнала произнеся суровым голосом все песни из последнего альбома Элтона Джона. Однако неизвестно было, сколько времени этот фокус будет действовать. Рано или поздно она не справится с натиском.
Неожиданно в чаще раздался громкий треск, и у Фиби заныло сердце. Дункан наконец-то пришел ей на помощь. Она целый год будет чистить его башмаки и постарается больше не раздражать его своим жаргоном двадцатого века… Жители деревни поспешно бросились за копьями, и Фиби затаила дыхание. Дункан, в конце концов, был только один, и, каким бы хитроумным он ни был, он не сможет взять верх над этой толпой, вооруженный всего лишь старинным пистолетом. Затем из-за деревьев вышел человек, и Фиби едва не прокричала предупреждение, но захлопнула рот, с ужасом поняв, что это не Дункан. Это был страшный длинноволосый пират с лицом цвета кукурузной муки и изуродованным, будто откушенным, носом. Он носил высокие ботфорты, полосатую фуфайку и золотое кольцо в ухе, и Фиби оценила бы, насколько хорошо он справляется со своей ролью, если бы не повалилась на землю в обмороке.
Она пришла в себя чересчур быстро и обнаружила, что пришелец разговаривает с туземцами на их языке. Теперь он был окружен другими пиратами зубы у всех до единого были плохими, если не отсутствовали вовсе, и они явно причинили много огорчений своим матерям. Состоялся обмен деньгами Фиби ошеломленно подумала, во сколько оценивалась в те дни добрая богиня, и затем ее потащили сквозь джунгли.
Она подумала, не стоит ли сопротивляться, но решила, что такая попытка будет тщетной, если не откровенно глупой, и попыталась придумать план бегства. На ум ничего не приходило, но эти усилия удерживали ее от паники по крайней мере, до тех пор, пока ее не подняли на борт вонючего корабля и бросили, как балласт, в трюм.
К тому времени Фиби была уверена, что Дункан не спас ее, потому что уже мертв или его держат в плену где-то здесь же, на корабле.
Нет! Она постаралась привести в порядок свои отчаянные, разбегающиеся мысли. На самом деле она не знает, где находится Дункан, и что с ним случилось. Что-то наверняка случилось, и едва ли хорошее. Только одно было абсолютно ясно: если она хочет чем-то помочь ему, то должна сперва помочь себе.
ГЛАВА 8
Фиби сидела во тьме, чувствуя себя Ионой во чреве кита, но не имея радостной перспективы оказаться через три дня на каком-нибудь далеком берегу живой и невредимой. Она скорчилась почти как эмбрион, подтянув колени к подбородку и крепко обхватив руками колени, делала медленные, неглубокие вдохи, как существо, впавшее в спячку, и прислушивалась к размеренному стуку сердца, чтобы не думать, что случится, когда она неизбежно предстанет перед Морно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41