https://wodolei.ru/catalog/mebel/shkaf/
Что на вас нашло, Девениш, почему вы их защищаете? — удивился министр.
— Я не одобряю насильственных действий этих людей, но понимаю их причину, — сказал Девениш. — По моему мнению, необходимо выплачивать пособие тем, кто хочет работать, но не имеет такой возможности.
— Значит, никаких якобинских тенденций и революционных настроений, так, Девениш? — спокойно, не повышая голоса, проговорил Сидмаут. — Нет, не говорите ничего. Я уверен, вы в этом смысле не очень отличаетесь от нашего друга Гренвилла и выступаете за умеренные, постепенные перемены. — Министр мгновение помолчал. — Надеюсь, вы простите нас, лорд и леди Гренвилл. То, что я встретил Девениша, очень кстати, мне нужно с ним перекинуться парой слов наедине. Прошу прощения за нас обоих.
Сидмаут провел Девениша в холл и плотно закрыл двойные двери. Затем, без всякого предисловия, спросил:
— Вы не собираетесь в ближайшем будущем посетить Трешем?
— Да, я думаю съездить туда, — ответил Девениш. — Я там не был много лет. Мой человек оттуда из месяца в месяц шлет письма с упреками, почему не приезжаю, поэтому я его уведомил, что приеду, как только палата будет распущена на каникулы.
— Я вижу, вы относитесь к своим обязанностям серьезно. Я спросил вас, потому что там в последнее время происходит что-то странное. Лорд-наместник Суррея сообщает, что за последние несколько лет там исчезло двое мужчин, причем один из них — дворянин. Он был найден позже убитым Исчезло также несколько женщин из низших слоев, последняя около месяца назад Причины их исчезновения до сих пор раскрыть не удалось, и, за исключением джентльмена, ни одного тела не обнаружено. Лорд-наместник выражает пожелание, чтобы было проведено расследование.
Я беседовал со своим старым другом — кстати, это Веллингтон, — и он мне сказал, что, когда дело касается опасных, кризисных ситуаций, вы — тот самый человек, который нужен. Учитывая это, я хотел попросить вас по возможности осторожно расследовать это злосчастное дело.
— Я полагаю, герцог переоценивает мои способности, но я в вашем распоряжении. А не поднимал ли этот вопрос еще кто-нибудь из землевладельцев?
— Да, там есть один чудаковатый малый по имени Леандр Харрингтон, ему принадлежит Маршемское аббатство. Так вот. он обращался к лорду-наместнику по поводу исчезновения второго мужчины. Это был его камердинер. Вещей этого человека на месте не оказалось, из чего можно заключить, что он покинул хозяина по доброй воле.
— Какая информация у вас об убитом джентльмене?
— Есть кое-что. Это Джереми Фолкнер, состоятельный молодой человек, владелец поместья Лайфорд. Его нашли в лесу в нескольких милях от дома. Тело было изуродовано — возможно, обгрызли звери. Об исчезновении мужа сообщила его вдова, миссис Друсилла Фолкнер, дочь покойного Годфри Стоуна, тамошнего судьи.
— Лайфорд находится менее чем в миле от моего дома в Трешеме. Теперь я понимаю, почему вы подумали обо мне.
— Если добавить к этому рекомендацию Веллингтона, то да.
Ну что ж, по крайней мере это поможет скоротать время в Трешеме, да и от нежелательных воспоминаний как-то отвлечет.
— Я ничего не буду обещать, — медленно произнес Девениш, — но сделаю что смогу.
— Прекрасно… но я не стану сообщать лорду-наместнику, кто будет моим эмиссаром. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Дело может оказаться много опаснее, чем представляется. — Сидмаут помолчал. — Вы хороший малый, — добавил он с теплотой в голосе. — Я был уверен, что вы не откажете мне.
— И это при моей-то репутации… — Девениш рассмеялся. — Во всяком случае, это оживит несколько скучных недель, что мне предстоят.
Позже он вспомнит эти слова и каким был беспечным болваном, когда произнес их.
Глава вторая
— Друсилла, душа моя, не пора ли тебе снять, наконец, траур? Джереми нет уже почти два года, думаю, он бы тоже не одобрил, что ты прячешь себя от света. — Мисс Корделия Фолкнер бросила озабоченный взгляд на вдову своего племянника.
— Дорогая тетушка, — начала Друсилла, поднимая голову от вышивания, — разве то, что я ношу, можно назвать трауром? Мне всегда нравилось одеваться скромно, да и жить так же, и я вовсе не прячу себя от света. У меня много дел в общине, на этой неделе, например, я договорилась с пастором Большого Трешема, что ежегодный благотворительный праздник в пользу неимущих детей нашего прихода состоится у нас в саду
— Ты меня не поняла. Тебе нужно снова выйти замуж, душа моя, а не сидеть тут и тосковать по моему бедному племяннику. А где, как не в Лондоне, легче всего найти мужа?
Что ответить на это? Друсилла взглянула на свое отражение в высоком венецианском зеркале.
Оттуда на нее спокойно смотрела женщина с ясными серыми глазами, лет двадцати, в платье с завышенной талией, бледно-лилового цвета, который приличествовал молодой вдове. Блестящие волосы были собраны в высокую прическу. Джереми всегда говорил, что ее губы просто напрашиваются на поцелуй, и в те два года, что длился их брак, часто целовал ее. Правда, последние полгода, с грустью поправила себя Друсилла, он почти к ней не притрагивался.
Именно эти печальные шесть месяцев и возвращали ее постоянно к воспоминаниям о муже. Что такого произошло с их браком, что отдалило его от нее не только физически, но и духовно? Что превратило его из беспечного улыбчивого юноши в постоянно погруженного в какие-то тягостные думы мужчину? Может быть, это она, сама не сознавая того, что-то сделала не так?
Друсилла, вздрогнув, очнулась. Почувствовав пристальный взгляд мисс Фолкнер, она отложила вышивание.
— Простите, тетушка, задумалась. Вы же знаете, общество меня не интересует, да и замуж я больше не собираюсь.
— Придет время, непременно передумаешь, — возразила мисс Фолкнер. — Одиночество — это не то, что я могла бы тебе посоветовать, — грустно заметила тетушка. — Когда я была молода и глупа, я отказала одному достойному человеку, потому что витала в облаках. Ну а когда поняла, что недостаточно хороша и богата и согласилась бы выйти за того солидного мужчину, он уже нашел другую партию. Так я и жила до того дня, когда Джереми любезно предложил мне стать твоей компаньонкой. Не следуй моему печальному примеру. Ты такая молодая, ты красивее и богаче меня. Выбери хорошего человека и выходи замуж.
Друсилла снова взялась за вышивание. Сама не понимая почему, она вдруг сказала тетушке Джереми то, чего не намерена была говорить никому:
— На этот раз я выйду замуж только по любви. Не поймите меня превратно. Наш брак с Джереми устроили мои родители, но я была с ним счастлива. — Только не в последние полгода, коварно поправила память. Друсилла отмахнулась от этого напоминания и продолжала: — Я не жду какого-то страстного чувства, нет, просто нежной привязанности, какая связывала моих родителей. То же, что было у нас с Джереми, скорее можно назвать дружбой. Вероятно, это глупо, и я соглашусь когда-нибудь на меньшее, но только не теперь, прошу вас.
— Очень хорошо, дорогая, если только ты не станешь ждать слишком долго… или тебя не обманет какой-нибудь охотник за состоянием.
— О, я непременно с вами посоветуюсь, если кто-то появится. Вы же не будете против, если я остановлю свой выбор на ком-то, кто будет молод, хорош собой… и добр?
— Ну, боюсь, такие попадаются не часто, — засмеялась мисс Фолкнер.
На этом разговор был прерван появлением Вобстера, старшего конюха Друсиллы.
— Что там, Вобстер?
— Да господин Гиле, мадам. Он настаивает, чтобы я и Грин позволили ему взять Бренди вместо Дэпла. Боюсь, он не отстанет, если вы с ним не поговорите.
Друсилла, побледнев, вскочила. Мисс Фолкнер испуганно вскрикнула. Гиле, восемнадцатилетний брат Друсиллы, сильно хромал на одну ногу, искалеченную в детстве болезнью, из-за которой он много месяцев был прикован к постели.
Дэпл — так звали спокойную, послушную лошадку, на которой врач позволил Гилсу кататься, хотя и сделал это неохотно. Ну а Бренди — это самый строптивый конь.
— Я сейчас приду, — торопливо проговорила Друсилла. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он сел на Бренди.
— Я тоже это говорил, но он разве послушает?
— Надеюсь, меня-то он послушает. Я не хочу запрещать ему ездить верхом, но такой скакун, как Бренди… он же сломает себе шею!
Прибежав на конюшню, Друсилла обнаружила, что Гилс уговорил Грина позволить ему оседлать Бренди.
— Мне так хочется посидеть на настоящей лошади, а не на том ходячем стуле, который мне подсунула Дру, — страстно убеждал он конюха.
— Она права, господин Гиле, вы не удержите Бренди. Он подчинялся только мистеру Джереми.
Увидев сестру, Гилс горделиво посмотрел на нее сверху вниз.
— Погляди, Дру, как я хорошо на нем сижу, сказал он. — Умоляю, позволь мне прокатиться хотя бы несколько ярдов.
Друсилла печально смотрела на брата. Вот так, верхом, это был красивый, прекрасно сложенный юноша — его высохшую ногу скрывали бриджи и до блеска начищенные сапоги. Гиле был очень похож на нее.
— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Это будет нарушение правил, которые врач установил ради твоего же блага.
— Ой, да забудь ты о нем! У меня сильные руки, удержат любого коня. Я больше не хочу, чтобы надо мной все тряслись. Разреши по крайней мере немножко проехать, а Вобстер и Грин пусть ведут его под уздцы. Полюбуешься, как у меня хорошо получается.
Гиле смотрел на нее горящими глазами.
— Хорошо, — смягчилась она, — но только обещай, что будешь хорошо себя вести.
— Ой, Дру, да я всегда себя хорошо веду! — Его лицо просияло.
— Уж конечно, — возразила Друсилла, но все же показала знаком Грину и Вобстеру, что они могут вывести Бренди со двора на дорогу, что вела к Большому Трешему. Вобстер шагал, недовольно покачивая головой: хозяйка опять уступила упрямцу, и ничем хорошим это не кончится.
Он оказался прав. Первые сто ярдов Гиле ехал спокойно. Бренди, правда, вскидывал голову и пофыркивал, недовольный тем, что его ведут под уздцы. Один из работников конюшни, Джексон, оседлал лошадь, на которой всегда ездила Друсилла, и присоединился к ним. Сама Друсилла, в легких туфельках, в которых выбежала из дома, замыкала шествие.
И вдруг Гиле все испортил. Он неожиданно дал шпоры Бренди, и тот, словно только того и ждал, вскинул гордую голову и полетел вперед.
Грин выпустил свой конец веревки сразу, Вобстер еще какое-то время тащился волоком. Джексон, подгоняемый отчаянными криками Друсиллы, бросился в погоню.
Словно желая показать, кто теперь хозяин, Бренди немедленно свернул с дороги и помчался по полю, где на его пути возникла высокая изгородь, которую он и перемахнул. Джексон прыгнул следом, а Друсилла, Грин и Вобстер, добежав до изгороди, стали искать, где перелезть.
Когда они наконец оказались на другой стороне, то увидели, что Джексон валяется на земле, а Бренди до сих пор не удалось сбросить своего седока, хотя тот и держится в седле как-то боком. Лишь необычайно сильные руки и мужество позволили Гилсу избежать участи Джексона.
Но ненадолго. Перед следующей изгородью своевольный Бренди круто повернул, и Гиле полетел на землю. Освободившись от седока, Бренди взлетел в воздух и чуть не столкнулся лоб в лоб с конем, который прыгал через изгородь с другой стороны. Сидевшему на нем всаднику удалось разминуться с Бренди, лишь резко направив своего коня в сторону.
Когда Друсилла открыла глаза — она зажмурилась, увидев, как Гиле упал, а Бренди чуть не столкнулся с кем-то прямо над изгородью, — то увидела, что всадник спешился и наклонился к Гилсу, пытающемуся сесть.
— Не надо, — строго сказал незнакомец, опускаясь на колени рядом с ошеломленным юношей и ощупывая его руки и ноги, нет ли переломов.
Он как раз прощупывал искалеченную ногу Гилса, когда подбежала Друсилла.
— Гилс, ты ранен? — запыхавшись, спросила она.
Незнакомец поднял на нее глаза и произнес:
— На первый взгляд ничего серьезного. Но не следовало позволять ему скакать на полубешеном коне. Вам еще повезло, что он не убился.
Друсилла молча, не отрывая взгляда, изумленно смотрела на незнакомца. Золотистые волосы, слегка волнистые, коротко подстрижены по последней моде, глаза голубые, губы — большие, изящно очерченные. Однако эта классическая красота не делала его женственным.
От него веяло холодной силой и уверенностью, и Друсилла не осмелилась промолвить в ответ ни слова.
Гиле с усилием приподнялся и возмущенно проговорил:
— Вам не подобает так разговаривать с моей сестрой. Я поплатился за свою же строптивость. А кстати, кто вы такой?
Незнакомец со смехом выпрямился.
— Я — Девениш и приношу извинения вашей сестре, а вы кто?
Брат и сестра посмотрели на него в растерянности. Наконец Гиле заговорил:
— Извините, милорд. Я не имел понятия, что вы находитесь в Трешеме. Я Гиле Стоун, а это моя сестра Друсилла Фолкнер, вдова покойного владельца Лайфорда.
— Если бы вы были моим младшим братом и сели на коня, которого не способны удержать, я бы хорошо подумал, прежде чем назначить вам наказание. Я уверен, ваша сестра поступит так же.
— Но вы мне не брат! — возразил Гиле, пытаясь подняться с помощью Девениша. — И это ей решать, как меня наказывать. Разве не так, Дру?
— Ах, эта горячая молодежь, — пробормотал Девениш. — А кстати, что у вас с ногой? От рождения?
Обыденный тон, каким был задан вопрос о физическом недостатке Гилса, подкупил обоих — и брата, и сестру.
К Друсилле внезапно вернулся дар речи. Итак, это граф Девениш, прозванный Дьяволишем. Не дав Гилсу открыть рот, она заговорила:
— Детская болезнь, милорд. Началось с лихорадки, потом стала сохнуть нога. Почти все дети в здешних краях, заболевшие одновременно с братом, умерли.
— Ну что ж, он по крайней мере сохранил жизнь… и свою дерзость в придачу. Вы сможете дойти сами до моего коня, господин Гиле, или предпочтете, чтобы я вас понес? Я могу проводить вас до дома, если ваша сестра покажет дорогу.
— Не надо, Грин доведет нас, — возразила Друсилла.
— Это слишком неразумно, — произнес Девениш. — Я нуждался сегодня в каком-нибудь развлечении, и вы мне его предоставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Я не одобряю насильственных действий этих людей, но понимаю их причину, — сказал Девениш. — По моему мнению, необходимо выплачивать пособие тем, кто хочет работать, но не имеет такой возможности.
— Значит, никаких якобинских тенденций и революционных настроений, так, Девениш? — спокойно, не повышая голоса, проговорил Сидмаут. — Нет, не говорите ничего. Я уверен, вы в этом смысле не очень отличаетесь от нашего друга Гренвилла и выступаете за умеренные, постепенные перемены. — Министр мгновение помолчал. — Надеюсь, вы простите нас, лорд и леди Гренвилл. То, что я встретил Девениша, очень кстати, мне нужно с ним перекинуться парой слов наедине. Прошу прощения за нас обоих.
Сидмаут провел Девениша в холл и плотно закрыл двойные двери. Затем, без всякого предисловия, спросил:
— Вы не собираетесь в ближайшем будущем посетить Трешем?
— Да, я думаю съездить туда, — ответил Девениш. — Я там не был много лет. Мой человек оттуда из месяца в месяц шлет письма с упреками, почему не приезжаю, поэтому я его уведомил, что приеду, как только палата будет распущена на каникулы.
— Я вижу, вы относитесь к своим обязанностям серьезно. Я спросил вас, потому что там в последнее время происходит что-то странное. Лорд-наместник Суррея сообщает, что за последние несколько лет там исчезло двое мужчин, причем один из них — дворянин. Он был найден позже убитым Исчезло также несколько женщин из низших слоев, последняя около месяца назад Причины их исчезновения до сих пор раскрыть не удалось, и, за исключением джентльмена, ни одного тела не обнаружено. Лорд-наместник выражает пожелание, чтобы было проведено расследование.
Я беседовал со своим старым другом — кстати, это Веллингтон, — и он мне сказал, что, когда дело касается опасных, кризисных ситуаций, вы — тот самый человек, который нужен. Учитывая это, я хотел попросить вас по возможности осторожно расследовать это злосчастное дело.
— Я полагаю, герцог переоценивает мои способности, но я в вашем распоряжении. А не поднимал ли этот вопрос еще кто-нибудь из землевладельцев?
— Да, там есть один чудаковатый малый по имени Леандр Харрингтон, ему принадлежит Маршемское аббатство. Так вот. он обращался к лорду-наместнику по поводу исчезновения второго мужчины. Это был его камердинер. Вещей этого человека на месте не оказалось, из чего можно заключить, что он покинул хозяина по доброй воле.
— Какая информация у вас об убитом джентльмене?
— Есть кое-что. Это Джереми Фолкнер, состоятельный молодой человек, владелец поместья Лайфорд. Его нашли в лесу в нескольких милях от дома. Тело было изуродовано — возможно, обгрызли звери. Об исчезновении мужа сообщила его вдова, миссис Друсилла Фолкнер, дочь покойного Годфри Стоуна, тамошнего судьи.
— Лайфорд находится менее чем в миле от моего дома в Трешеме. Теперь я понимаю, почему вы подумали обо мне.
— Если добавить к этому рекомендацию Веллингтона, то да.
Ну что ж, по крайней мере это поможет скоротать время в Трешеме, да и от нежелательных воспоминаний как-то отвлечет.
— Я ничего не буду обещать, — медленно произнес Девениш, — но сделаю что смогу.
— Прекрасно… но я не стану сообщать лорду-наместнику, кто будет моим эмиссаром. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Дело может оказаться много опаснее, чем представляется. — Сидмаут помолчал. — Вы хороший малый, — добавил он с теплотой в голосе. — Я был уверен, что вы не откажете мне.
— И это при моей-то репутации… — Девениш рассмеялся. — Во всяком случае, это оживит несколько скучных недель, что мне предстоят.
Позже он вспомнит эти слова и каким был беспечным болваном, когда произнес их.
Глава вторая
— Друсилла, душа моя, не пора ли тебе снять, наконец, траур? Джереми нет уже почти два года, думаю, он бы тоже не одобрил, что ты прячешь себя от света. — Мисс Корделия Фолкнер бросила озабоченный взгляд на вдову своего племянника.
— Дорогая тетушка, — начала Друсилла, поднимая голову от вышивания, — разве то, что я ношу, можно назвать трауром? Мне всегда нравилось одеваться скромно, да и жить так же, и я вовсе не прячу себя от света. У меня много дел в общине, на этой неделе, например, я договорилась с пастором Большого Трешема, что ежегодный благотворительный праздник в пользу неимущих детей нашего прихода состоится у нас в саду
— Ты меня не поняла. Тебе нужно снова выйти замуж, душа моя, а не сидеть тут и тосковать по моему бедному племяннику. А где, как не в Лондоне, легче всего найти мужа?
Что ответить на это? Друсилла взглянула на свое отражение в высоком венецианском зеркале.
Оттуда на нее спокойно смотрела женщина с ясными серыми глазами, лет двадцати, в платье с завышенной талией, бледно-лилового цвета, который приличествовал молодой вдове. Блестящие волосы были собраны в высокую прическу. Джереми всегда говорил, что ее губы просто напрашиваются на поцелуй, и в те два года, что длился их брак, часто целовал ее. Правда, последние полгода, с грустью поправила себя Друсилла, он почти к ней не притрагивался.
Именно эти печальные шесть месяцев и возвращали ее постоянно к воспоминаниям о муже. Что такого произошло с их браком, что отдалило его от нее не только физически, но и духовно? Что превратило его из беспечного улыбчивого юноши в постоянно погруженного в какие-то тягостные думы мужчину? Может быть, это она, сама не сознавая того, что-то сделала не так?
Друсилла, вздрогнув, очнулась. Почувствовав пристальный взгляд мисс Фолкнер, она отложила вышивание.
— Простите, тетушка, задумалась. Вы же знаете, общество меня не интересует, да и замуж я больше не собираюсь.
— Придет время, непременно передумаешь, — возразила мисс Фолкнер. — Одиночество — это не то, что я могла бы тебе посоветовать, — грустно заметила тетушка. — Когда я была молода и глупа, я отказала одному достойному человеку, потому что витала в облаках. Ну а когда поняла, что недостаточно хороша и богата и согласилась бы выйти за того солидного мужчину, он уже нашел другую партию. Так я и жила до того дня, когда Джереми любезно предложил мне стать твоей компаньонкой. Не следуй моему печальному примеру. Ты такая молодая, ты красивее и богаче меня. Выбери хорошего человека и выходи замуж.
Друсилла снова взялась за вышивание. Сама не понимая почему, она вдруг сказала тетушке Джереми то, чего не намерена была говорить никому:
— На этот раз я выйду замуж только по любви. Не поймите меня превратно. Наш брак с Джереми устроили мои родители, но я была с ним счастлива. — Только не в последние полгода, коварно поправила память. Друсилла отмахнулась от этого напоминания и продолжала: — Я не жду какого-то страстного чувства, нет, просто нежной привязанности, какая связывала моих родителей. То же, что было у нас с Джереми, скорее можно назвать дружбой. Вероятно, это глупо, и я соглашусь когда-нибудь на меньшее, но только не теперь, прошу вас.
— Очень хорошо, дорогая, если только ты не станешь ждать слишком долго… или тебя не обманет какой-нибудь охотник за состоянием.
— О, я непременно с вами посоветуюсь, если кто-то появится. Вы же не будете против, если я остановлю свой выбор на ком-то, кто будет молод, хорош собой… и добр?
— Ну, боюсь, такие попадаются не часто, — засмеялась мисс Фолкнер.
На этом разговор был прерван появлением Вобстера, старшего конюха Друсиллы.
— Что там, Вобстер?
— Да господин Гиле, мадам. Он настаивает, чтобы я и Грин позволили ему взять Бренди вместо Дэпла. Боюсь, он не отстанет, если вы с ним не поговорите.
Друсилла, побледнев, вскочила. Мисс Фолкнер испуганно вскрикнула. Гиле, восемнадцатилетний брат Друсиллы, сильно хромал на одну ногу, искалеченную в детстве болезнью, из-за которой он много месяцев был прикован к постели.
Дэпл — так звали спокойную, послушную лошадку, на которой врач позволил Гилсу кататься, хотя и сделал это неохотно. Ну а Бренди — это самый строптивый конь.
— Я сейчас приду, — торопливо проговорила Друсилла. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он сел на Бренди.
— Я тоже это говорил, но он разве послушает?
— Надеюсь, меня-то он послушает. Я не хочу запрещать ему ездить верхом, но такой скакун, как Бренди… он же сломает себе шею!
Прибежав на конюшню, Друсилла обнаружила, что Гилс уговорил Грина позволить ему оседлать Бренди.
— Мне так хочется посидеть на настоящей лошади, а не на том ходячем стуле, который мне подсунула Дру, — страстно убеждал он конюха.
— Она права, господин Гиле, вы не удержите Бренди. Он подчинялся только мистеру Джереми.
Увидев сестру, Гилс горделиво посмотрел на нее сверху вниз.
— Погляди, Дру, как я хорошо на нем сижу, сказал он. — Умоляю, позволь мне прокатиться хотя бы несколько ярдов.
Друсилла печально смотрела на брата. Вот так, верхом, это был красивый, прекрасно сложенный юноша — его высохшую ногу скрывали бриджи и до блеска начищенные сапоги. Гиле был очень похож на нее.
— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Это будет нарушение правил, которые врач установил ради твоего же блага.
— Ой, да забудь ты о нем! У меня сильные руки, удержат любого коня. Я больше не хочу, чтобы надо мной все тряслись. Разреши по крайней мере немножко проехать, а Вобстер и Грин пусть ведут его под уздцы. Полюбуешься, как у меня хорошо получается.
Гиле смотрел на нее горящими глазами.
— Хорошо, — смягчилась она, — но только обещай, что будешь хорошо себя вести.
— Ой, Дру, да я всегда себя хорошо веду! — Его лицо просияло.
— Уж конечно, — возразила Друсилла, но все же показала знаком Грину и Вобстеру, что они могут вывести Бренди со двора на дорогу, что вела к Большому Трешему. Вобстер шагал, недовольно покачивая головой: хозяйка опять уступила упрямцу, и ничем хорошим это не кончится.
Он оказался прав. Первые сто ярдов Гиле ехал спокойно. Бренди, правда, вскидывал голову и пофыркивал, недовольный тем, что его ведут под уздцы. Один из работников конюшни, Джексон, оседлал лошадь, на которой всегда ездила Друсилла, и присоединился к ним. Сама Друсилла, в легких туфельках, в которых выбежала из дома, замыкала шествие.
И вдруг Гиле все испортил. Он неожиданно дал шпоры Бренди, и тот, словно только того и ждал, вскинул гордую голову и полетел вперед.
Грин выпустил свой конец веревки сразу, Вобстер еще какое-то время тащился волоком. Джексон, подгоняемый отчаянными криками Друсиллы, бросился в погоню.
Словно желая показать, кто теперь хозяин, Бренди немедленно свернул с дороги и помчался по полю, где на его пути возникла высокая изгородь, которую он и перемахнул. Джексон прыгнул следом, а Друсилла, Грин и Вобстер, добежав до изгороди, стали искать, где перелезть.
Когда они наконец оказались на другой стороне, то увидели, что Джексон валяется на земле, а Бренди до сих пор не удалось сбросить своего седока, хотя тот и держится в седле как-то боком. Лишь необычайно сильные руки и мужество позволили Гилсу избежать участи Джексона.
Но ненадолго. Перед следующей изгородью своевольный Бренди круто повернул, и Гиле полетел на землю. Освободившись от седока, Бренди взлетел в воздух и чуть не столкнулся лоб в лоб с конем, который прыгал через изгородь с другой стороны. Сидевшему на нем всаднику удалось разминуться с Бренди, лишь резко направив своего коня в сторону.
Когда Друсилла открыла глаза — она зажмурилась, увидев, как Гиле упал, а Бренди чуть не столкнулся с кем-то прямо над изгородью, — то увидела, что всадник спешился и наклонился к Гилсу, пытающемуся сесть.
— Не надо, — строго сказал незнакомец, опускаясь на колени рядом с ошеломленным юношей и ощупывая его руки и ноги, нет ли переломов.
Он как раз прощупывал искалеченную ногу Гилса, когда подбежала Друсилла.
— Гилс, ты ранен? — запыхавшись, спросила она.
Незнакомец поднял на нее глаза и произнес:
— На первый взгляд ничего серьезного. Но не следовало позволять ему скакать на полубешеном коне. Вам еще повезло, что он не убился.
Друсилла молча, не отрывая взгляда, изумленно смотрела на незнакомца. Золотистые волосы, слегка волнистые, коротко подстрижены по последней моде, глаза голубые, губы — большие, изящно очерченные. Однако эта классическая красота не делала его женственным.
От него веяло холодной силой и уверенностью, и Друсилла не осмелилась промолвить в ответ ни слова.
Гиле с усилием приподнялся и возмущенно проговорил:
— Вам не подобает так разговаривать с моей сестрой. Я поплатился за свою же строптивость. А кстати, кто вы такой?
Незнакомец со смехом выпрямился.
— Я — Девениш и приношу извинения вашей сестре, а вы кто?
Брат и сестра посмотрели на него в растерянности. Наконец Гиле заговорил:
— Извините, милорд. Я не имел понятия, что вы находитесь в Трешеме. Я Гиле Стоун, а это моя сестра Друсилла Фолкнер, вдова покойного владельца Лайфорда.
— Если бы вы были моим младшим братом и сели на коня, которого не способны удержать, я бы хорошо подумал, прежде чем назначить вам наказание. Я уверен, ваша сестра поступит так же.
— Но вы мне не брат! — возразил Гиле, пытаясь подняться с помощью Девениша. — И это ей решать, как меня наказывать. Разве не так, Дру?
— Ах, эта горячая молодежь, — пробормотал Девениш. — А кстати, что у вас с ногой? От рождения?
Обыденный тон, каким был задан вопрос о физическом недостатке Гилса, подкупил обоих — и брата, и сестру.
К Друсилле внезапно вернулся дар речи. Итак, это граф Девениш, прозванный Дьяволишем. Не дав Гилсу открыть рот, она заговорила:
— Детская болезнь, милорд. Началось с лихорадки, потом стала сохнуть нога. Почти все дети в здешних краях, заболевшие одновременно с братом, умерли.
— Ну что ж, он по крайней мере сохранил жизнь… и свою дерзость в придачу. Вы сможете дойти сами до моего коня, господин Гиле, или предпочтете, чтобы я вас понес? Я могу проводить вас до дома, если ваша сестра покажет дорогу.
— Не надо, Грин доведет нас, — возразила Друсилла.
— Это слишком неразумно, — произнес Девениш. — Я нуждался сегодня в каком-нибудь развлечении, и вы мне его предоставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21