— Вы могли бы потрудиться постучать, — проговорила она без тени уличного говора.— Зачем? Неужели ты думаешь, что я никогда прежде не видел женщину в ванне?Она густо покраснела. Хотя кожа у нее на лице несколько потемнела от загара, ее плечи были цвета слоновой кости, а из воды выступал изгиб ее груди. Рейн про себя причмокнул. Хотя у Алекс грудь была больше, этот бюст обещал немало. Его чресла напряглись при этой мысли.— При вашей репутации, — сказала она, — я уверена, что вы видели немало раздетых женщин. Но я не принадлежу — и не желаю принадлежать к их числу.Он бросил одежду на кровать.— Подозреваю, что ты хочешь есть. Когда закончишь, можешь надеть вот это и присоединиться ко мне в столовой.Джо ничего не ответила, лишь попыталась еще глубже погрузиться в ванну.— Приятного купанья.Подумав, что был бы не прочь разделить это удовольствие с ней, Рейн направился к двери.Когда он снова оказался внизу, он налил себе бренди и залпом опрокинул его, за ним еще один. Некоторое время мерял кабинет шагами, потом взглянул на часы. Господи, эта девчонка уже давно должна быть здесь.— Простите, милорд.Это была горничная с верхнего этажа — молоденькая блондинка лет двадцати.— Да, Элайза, в чем дело?— Мисс Смит, милорд. Она подняла шум насчет одежды. Говорит, что не наденет того, что вы ей дали.Рейн несколько резче, чем хотел бы, опустил бокал.— Спасибо, Элайза. Я позабочусь о гостье.Он рванул вверх по лестнице и через холл. Распахивая дверь, он был почти готов увидеть, что очаровательное платье его сестры изорвано, а нижнее белье выкинуто в окошко.Вместо этого он увидел темноволосую девушку, завернутую в полотенце, стоявшую перед высоким зеркалом псише и держащую перед собой желтое муслиновое платье с такой тоской в лице, что у него в груди что-то оборвалось.Но едва она его увидела, как приняла настороженный вид и отбросила платье.— Где, черт побери, мои шмотки?Она бессознательно потянулась руками к тому месту, где полотенце легло складками между ее грудей. Он заметил несколько старых синяков и задумался, где она могла их получить.— Я приказал их сжечь.— Что!— Надевай платье.— Я ничего от тебя не хочу.— Я кажется сказал: надевай платье.— Чье оно?— Раз уж ты так много обо мне знаешь, то стоило бы заставить тебя догадываться самой, но я тебя пощажу и сообщу, что оно принадлежит моей сестре Александре.— У тебя есть сестра?— Совершенно верно. А теперь надевай платье. Джо не шелохнулась.— Ты очаровательно смотришься в этом полотенце, мисс… Смит. Но даже несмотря на это, я с удовольствием сниму его с тебя и помогу одеться, — он заметил, что она замерла. — Так что выбирай сама.Мгновение она лишь смотрела на него. Потом усмехнулась.— Как прикажете, милорд,Рейн заметил огонь в этих льдисто-голубых глазах. И выходя из комнаты, он посмеивался про себя.Чертов ублюдок, думала Джо, подбирая платье, брошенное на высокую кровать с балдахином, но ее пальцы непроизвольно гладили ткань, которая была такой тонкой, что, казалось, ласкала кожу. Минуту спустя она уже надела изысканную белую батистовую рубашку, натянула тонкие шелковые чулки и закрепила их очаровательными атласными подвязками. Туфельки без задника были чуть великоваты, так что она пошарила на письменном столе и засунула в носки мятую бумагу.— Простите, мисс, но его милость прислал меня помочь вам застегнуть платье, — маленькая светловолосая горничная, приносившая ванну, стояла в дверях и колебалась, прежде чем войти.— Мне придется не забыть поблагодарить его, — горько произнесла Джо, уверенная, что служанка знает, что виконт был у нее в комнате и что он заставил ее повиноваться после того, как горничная потерпела неудачу.— Меня звать Элайза, — сказала девушка, подходя к Джоселин, чтобы застегнуть пуговицы.— Мое имя Джо.Странно было снова говорить мягким изысканным тоном. Среди своих уличных друзей она старательно уничтожала лоск, который многие годы прививал ей отец. А теперь она обнаружила, что приятно играть роль леди — пусть всего один вечер.Но, странное дело, это было сложнее, чем она ожидала. После того, как она много месяцев говорила лишь на уличном арго, этот акцент прорывался в самые неожиданные моменты, особенно если она сердилась или волновалась.Джоселин посмотрела на прелестное желтое платье. Скроенное по последней моде, с завышенной талией, с глубоким декольте и маленькими рукавчиками-фонариками, платье подчеркивало ее гибкую фигуру и изящные изгибы ее тела.Оно оказалось почти впору, обнаружила Джо, когда горничная застегнула последнюю пуговицу.— Пойдите-ка, посмотрите на себя, — сказала Элайза.Джоселин подошла к зеркалу, намереваясь посмотреть на себя, хотя и знала, что не следует этого делать, но тут заметила длинную желтую атласную ленту, все еще лежавшую на кровати. Она взяла ее, почувствовав мягкую и такую женственную ткань, что у нее задрожали руки.Это заставило ее вспомнить те времена, когда такие безделицы были для нее в порядке вещей. Ей стало неуютно при мысли, что Стоунли был столь заботлив, что принес даже ленту.— Позвольте, я повяжу ленту вам на голову, — предложила Элайза.Джоселин колебалась только мгновение.— Хорошо, — согласилась она, подошла к сиденью возле мраморного туалетного столика, взяла серебряную щетку, чтобы расчесать только что вымытые волосы, а потом позволила Элайзе пропустить между локонами ленту и завязать ее на макушке.— Все, мисс?— Да, спасибо, Элайза.Когда горничная оставила ее одну, Джо подошла к зеркалу. Она выглядела прелестно. Очаровательно до боли. Конечно, она просто не может быть той молодой леди в зеркале. Но тем не менее ото так, и, впервые за многие месяцы, у нее в горле встал комок.Как давно она не надевала женского платья? Два долгих мучительных года. Два года, которые она провела в сточных канавах, страдая от холода и голода. Два года в потертых обносках, купленных у старьевщика за гроши, вытащенные у пьяницы из кармана.Даже живя дома она не носила столь дорогих вещей, хоть и одевалась вполне мило. Она сама шила свои платья, помогая в занятиях некоторым ученикам отца, чтобы заработать на ткань. И ее отцу это всегда нравилось, «У тебя нет хорошего приданого, дитя мое. Мы не достаточно богаты, чтобы ты могла выйти замуж так, как того заслуживаешь, но у тебя благородное воспитание и врожденная красота и грация. А твоему лицу и фигуре может позавидовать половина высокородных лондонских леди».Она, казалось, видит его дорогое, милое лицо, слышит мягкие слова поддержки и любви. Одна лишь мысль о нем заставила боль у нее в горле стать еще сильнее, а воспоминания о потерях сделала острее.Решимость Джоселин возросла. Стоунли привел их к этому плачевному концу. Стоунли в ответе за всю эту боль, за все ужасные несчастья, которые обрушились на нее после смерти отца.И какую бы незначительную толику достойного поведения не обнаружила она в виконте, положения вещей это не меняло. И сегодня, если Бог поддержит правый суд, Джоселин заставит его заплатить за все.— Добрый вечер, ваше сиятельство.Рейн позволил себе медленно рассматривать ее, обращая внимание на мягкие линии груди и на изящество походки. Он медленно улыбнулся.— А что случилось с сорвиголовой, которую я оставил наверху?— Можете быть уверены, что она здесь, но пока отдыхает.— Кошка убрала когти?— Что-то вроде этого.— Не желаете ли стаканчик шерри, или лучше наливку?— Я предпочла бы флип, но, полагаю, мне следует остановиться на шерри.Рейн усмехнулся.— Флип? Эль, бренди и сахар. Питье для матроса.Он налил шерри из графина, стоявшего на резном столике из розового дерева, и протянул ей хрустальный бокал на высокой ножке.— С вами явно не соскучишься, мисс Смит.— Мое имя Джоселин. Раз уж сегодня вечером я играю роль леди, я предпочла бы, чтобы вы называли меня так.— Хорошо… Джоселин. — Он всмотрелся в ее лицо. — Если это действительно ваше имя, то оно может быть своего рода намеком на то, что происходит.— Сомневаюсь, чтобы вы вспомнили.— Ты хочешь сказать, что мы знакомы? Но тогда бы я вспомнил.— Нет, мы не знакомы.— Ну раз уж мы в такой сердечной обстановке, почему бы тебе не звать меня Рейном?Она отпила глоток шерри.— Почему бы и нет? Насколько я помню, я давала тебе и худшие имена.При этих словах он рассмеялся, вспомнив их драку в экипаже.— И правда. — Он взболтал бренди в своем бокале. — Хочешь есть? У кухарки было мало времени, но, полагаю, стол будет получше того, к чему ты привыкла.Она на мгновение погрустнела.— Я уверена, что это так.Рейн проводил ее к диванчику перед мраморным камином, и они оба сели.— Ты очаровательно выглядишь сегодня вечером. Это платье подходит тебе даже лучше, чем я воображал.Ее изящные пальцы погладили ткань. Рейн заметил, что ее ногти коротко подстрижены и под ними нет грязи.— Благодарю. Платье очень красиво.— Раньше, когда я заговорил о трапезе, которую нам предстоит разделить, о чем ты задумалась?— Я не понимаю, о чем ты, — она прикрыла глаза густыми ресницами.— Думаю, ты все поняла, — он никогда не видел таких ярких голубых глаз.— Я подумала о моих друзьях и о тех людях, с которыми я жила на улице, — она взяла в руки дорогую вазу клуазонне, стоявшую на чиппендейловском столике рядом с софой. — Я подумала об этом доме и о дорогих вещах, хранящихся в нем. О том, что этот кусок стекла смог бы прокормить многих из них в течение нескольких лет.Он взболтнул темную жидкость в своем бокале, потом отпил вина.— Странно беспокоиться о чьих-то условиях жизни, если за несколько часов перед этим пытаешься отнять у человека жизнь.Она подняла на него холодные голубые глаза.— Тебе должно быть ясно, что я считаю тебя не принадлежащим к остальному человечеству.Его лицо напряглось. Он насмешливо отдал честь бокалом и отпил бренди. Бокал громко звякнул, когда он поставил его на столик перед собой.— Из того, что ты говоришь, я понял, что роль, которую ты играешь, маска лишь отчасти.— Что ты имеешь в виду?— Я хочу сказать, что ты безусловно леди, получившая определенное воспитание, хоть ты и хочешь заставить меня поверить, что живешь вместе с теми двумя бродягами, которые сопровождали тебя сегодня.— Это моя семья. Благодаря тебе, другой у меня не осталось.шил.Рейн стукнул по подлокотнику.— Черт возьми, что же, по-твоему, я сделал?— Какая вам разница, ваше сиятельство? Или ваши преступления столь многочисленны, что вы не можете их все упомнить?— Насколько я знаю, я не совершал никаких преступлений. Разве что вы имеете в виду преступления, совершенные во время войны.Джоселин удивилась.— Вы были на войне?— Да, я был армейским полковником.— Человек выполняет свой долг, защищая родину.Тогда расскажи мне, что, по-твоему, я совершил.Джо опустила бокал на столик и встала.— Раз мне не удалось тебя убить и теперь я твоя пленница, я бы хотела последовать твоему совету и что-нибудь съесть.Рейн тоже встал. Когда она пошла к двери, он схватил ее за руку.— Ты, очевидно, разумная женщина, Джоселин. Так почему бы тебе не сказать мне, в чем дело?— Я так и сделаю… когда придет время. Рейн выпятил челюсть, готовый сорваться.— Если ты не хочешь, чтобы с тобой что-нибудь случилось, лучше скажи сейчас.Ее глаза вспыхнули голубым пламенем, руки сжались в кулаки.— Катись к черту, ваше сиятельство. Рейн еще крепче сжал ее руку.— Там слуги. Я советую тебе следить за своим злым языком. Я хозяин в этом доме. Расплата за дурное поведение будет быстрой и тяжелой, и как бы я ни поступил, меня никто не осудит. Ты поняла?Спина Джоселин стала еще прямее, но внутри у нее все дрожало, и, впервые с тех пор как они приехали в этот дом, ей стало страшно. В дрожащем свете свечей мускулистый виконт выглядел темным и опасным. Каждый мускул его тела давал ощущение жесткой силы и могучего здоровья.Голосом, похожим на смесь меда с песком, он проговорил: «Идем обедать, Джоселин?» — и протянул сильную руку.Она заставила себя улыбнуться.— Почту за честь, милорд.Стараясь не обращать внимания на испуганную дрожь, она оперлась рукой на рукав его тончайшего фрака и позволила проводить себя в столовую.Когда они вошли, виконт пододвинул ей стул с высокой спинкой рядом с главой стола. В роскошной комнате был высокий потолок, украшенные золотом стены и теплые восточные ковры на полу. Свечи в серебряном подсвечнике освещали серебряную вазу с розами посреди стола. Джо привыкла довольствоваться скудной пищей, но аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, заставили ее живот заурчать.Виконт нахмурился. Когда он сел рядом с ней, свечи осветили его красивое загорелое лицо, скользнули красноватым отблеском по его густым, темно-каштановым волосам. У него были большие и сильные руки, но двигались они с небрежной грацией, которой она не ожидала от такого мощного человека. Джоселин поняла, что, глядя на него, вспоминает, как он несколько раз держал ее с неодолимой силой, но не причинил боли, почти нежно.У него были широкие плечи, он выглядел очень мускулистым. Еще раньше она заметила, что у него более тонкая, чем казалось на первый взгляд, талия. У него были темные брови красивой формы и карие глаза с золотистым краем.Ее взгляд остановился на его губах, все еще сердито напряженных, но полных и чувственно изогнутых.Y Джоселин подумала о других, не таких полных губах, принадлежавших Мартину Сэри, сыну викария. Ей было всего пятнадцать, когда Мартин ее поцеловал, и это был единственный поцелуй в ее жизни. Она была уверена, что влюблена в стройного мальчика, умевшего говорить нежные слова, и что в один прекрасный день он предложит ей стать его женой.Может быть, так бы оно и случилось. Но вместо этого через год умер ее отец, их очаровательный коттедж на Мичем-лейн сгорел дотла, а ей пришлось собираться и отправляться к кузине. И она никогда больше не видела Мартина. Еще одно обстоятельство, за которое придется заплатить виконту.В животе у Джоселин снова заурчало, и виконт дико выругался.— Почему ты не сказала мне, что умираешь с голоду? Когда ты ела последний раз?— Вчера утром.Ей нужно было осторожнее пить шерри. Выпитый на голодный желудок алкоголь ударил в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43